Когда на землю стали ложиться сумерки, он вышел из своего блиндажа и направился к ничейной территории между линиями окопов. Оглядев поле в бинокль, он убедился, что там всё тихо, и можно выходить на охоту. Одним быстрым движением он перемахнул через край окопа и тут же вжался в землю. Приникнув к ней всем телом, юноша пополз вперёд, по направлению к вражеской линии обороны. Иногда он останавливался и прислушивался к шорохам и звукам наступающей ночи. Перед ним было место недавнего танкового побоища. Это было идеальное место для начала.
Свою позицию он выбрал со всем знанием дела. Это было место под одним из сгоревших танков. Здесь было узко, но с этого места просматривался достаточно большой сектор имперских позиций. В качестве огневой позиции Эрнст выбрал останки сгоревшего танкиста, уперев на них дуло винтовки. Закончив эти простые приготовления, он снова взял бинокль и начал наблюдать.
Несколько пулемётных точек обнаружились сразу, краем глаза солдат заметил несколько приподнявшихся над окопами касок, которые быстро скрылись из виду. Этого на данный момент было достаточно. Убрав бинокль, он установил винтовку на тело и прильнул к окуляру прицела. С этого момента семнадцатилетний юноша Эрнст перестал существовать в этом мире. На его месте сейчас был какой-то опасный хищник, самый настоящий зверь, готовый убивать. В зелёных глазах блеснула холодная искра. Он бесшумно выдохнул, ловя в перекрестие каску, едва приподнявшуюся над окопом. В следующую минуту он увидел лицо под той самой каской. Совсем молодое, полное жизни и эмоций. Улыбка искривила лицо снайпера. Выстрел! И вот ещё одно искривлённое лицо. Только это молодое лицо было искривлено от боли и ужаса. Каска слетела с вражеского солдата, а сам он полетел куда-то назад в окоп. И вот уже лицо юного убийцы снова спокойно и каменно. Он снова затаился, он выжидает момента, держа под прицелом небольшой участок окопа. Следующий выстрел он делает только через пятнадцать минут, когда успокоившийся противник снова проявляет неосторожность. Это Эрнст называет охотой на любопытных мышей. Он ждёт, когда любопытство напуганного противника возьмёт верх над его страхом и…палец плавно давит на спуск, а через секунду в голове ещё одной жертвы зияет дыра размером с кулак.
Когда на позиции окончательно опускается ночь, снайпер уходит домой. Сегодня он унёс жизни десятерых. Сегодня ещё десять семей получат похоронки с гордыми словами «Погиб за Отечество». «Ха! Погиб за Отечество…Бессовестные ублюдки! Пришли на нашу землю, решили отнять её у нас, и они смеют писать такое в этих чёртовых письмах!» Эрнст уже видел готовые письма-похоронки имперской армии. «Погиб от собственного любопытства и тупости! Как вам такое, а! Вот она – правда о ваших сыновьях и мужах!» Он возвращается в окоп к своим в радостном запале. Там его уже ждёт младший офицер из какого-то взвода. Он хлопает Эрнста по плечу и даёт ему флягу с кофе.
– Видел, как ты их там косил! – рассказывает офицер, пока юноша делает глоток остывшего напитка. – Ну, ты даёшь, юнец! Десятка сегодня, а через месяц сотня! Такими темпами мы их всех передавим, как крыс!
Однако снайпер не торопится принимать похвалы и праздновать. Он интересуется у своего угостителя о том, засвидетельствует ли он попадания. Тот соглашается быть свидетелем. После ещё нескольких глотков кофе, они идут к командиру роты, где проходят официальную часть засвидетельствования попаданий. На этом день можно считать законченным. Парень идёт к себе в блиндаж и ложится, кладя голову на вещмешок. И вот он снова тут. Снова всего лишь семнадцатилетний мальчишка со снайперской винтовкой.
Его талант в стрельбе заметили ещё на курсах подготовки, где он на спор сшибал спичечные коробки со стометровой дистанции. Их инструктор был очень доволен таким открытием и сумел раздобыть для одарённого стрелка снайперскую винтовку. Теперь он готовился по своей собственной программе. Вход на полигон для стрельб у него был в любое время суток, доступ к оружию и патронам – тоже, а главное, это было действительно интересно Эрнсту. Да, общую программу он проходил наравне со всеми, но помимо неё у него были свои занятия по стрельбам, передвижению на местности и маскировке. Иногда он просил товарищей взять бинокль и отыскать его на полигоне для марш-бросков. Сначала его находили без особого труда, но со временем эти время поисков стало увеличиваться. В конце концов, его не могли отыскать и за час, потому что парень так незаметно передвигался ползком, что успевал за это время уйти с полигона.
И вот сейчас он дремал в своём блиндаже, вертя в руке винтовочный патрон. «О сколько же смертей», вдруг подумалось ему, «О, сколько жизней больше нет…И обещаний, что вернутся все домой…» Его мысли плавно утекают в каком-то неведомом направлении. Откуда-то приходит неизвестная до этого момента тоска. Эрнст, вдруг, чувствует, что он действительно один. Раньше всегда было так, что был он и класс. Пусть именно в таком соотношении, но так было. Был кто-то рядом, пусть даже не столь близкий, но всё равно дорогой. А сейчас он один. Завтра он ещё раз пойдёт на охоту. Что будет, если он не вернётся? Ротный вспомнит о нём только под утро, отправит людей искать, а когда найдёт, что тогда? Класс знал страшную тайну юноши. Им рассказал их наставник, когда Эрнст только перевёлся к ним во втором классе начальной школы. Однако класс пообещал молчать об этом. У Эрнста не было никого. Его родители погибли незадолго до его прихода в класс. По документам его родители числились живыми эмигрантами, но парень точно знал, что их больше не было на этом свете. Он жил один на те деньги, что остались от мамы с папой в их доме. У него всего было в достатке, чтобы вести безбедную, хотя и скромную жизнь. И всё.
И вот теперь даже те, кого он считал своей второй семьёй, те, кого он тихо и по-своему любил, те, за кого он заступался и кому помогал, они оставили его. Не по своей воле, видит Бог, и снайпер ни секунды не осуждал никого из них, но он остался совсем один. Это одиночество вдруг так сильно накатило на него, что молодой человек со всей силы стиснул зубы. Он вдруг обнаружил себя таким, словно сейчас он стоит перед лейтенантом Берном, а тот хлопает его по плечу, говоря: «Прости, парень…» Густые брови удивлённо поднимаются, взгляд становится каким-то огорчённым. Чтобы отвлечься от этих мыслей, парень ложится на бок и прижимает к себе свою винтовку. Для снайпера его оружие – это не просто инструмент работы. Это всё равно, что танк для танкиста или верный товарищ в обычной пехоте. Вместе с винтовкой он проходит через всё, один на один со смертью, с сотнями противников, с такими же снайперами, как и он сам. И в этих маленьких сражениях он может положиться только на себя и на оружие, которое держит в руках.
Однако, как он не старается, мысли о его близких не покидают его. Раз за разом все их лица мелькают перед его внутренним взором. Все они – близкие ему люди примерно в равной мере, но среди всех был человек, особенно дорогой Эрнсту. С воспоминанием о ней, молодой снайпер мысленно возвращается в день, когда он первый раз оказался в классе.
Вот он входит в классную комнату, и все разговоры, все голоса затихают. Здесь о нём уже предупреждены, и, тем не менее, все взгляды устремлены только на новичка. Никто не решается ничего сказать вошедшему, ребята лишь с любопытством рассматривают мальчика. Тут из-за одной из парт поднимается хрупкая, худенькая рыжеволосая, коротко стриженная под мальчика девочка и подходит к Эрнсту.
– Привет! Я – Рене, а как тебя зовут? – она старается быть очень дружелюбной и приветливой. Она не дожидается, когда её собеседник представится, и указывает на предпоследнюю парту в ряду у окна. – Там есть свободное место, если хочешь, конечно.
После смерти родителей Эрнст не услышал в свой адрес ни одного доброго слова, он даже простится не смог с отцом и матерью. К нему просто пришёл человек в форме и сказал, что его родителей больше нет. Дальше были какие-то люди, много людей было перед глазами второклассника. Все они задавали ему какие-то сложные вопросы о родителях, говоря о них так, словно это были вещи, вроде настольной лампы или подсвечника. А сейчас эта совершенно незнакомая девочка при всех протягивает ему руку и радостно говорит:
