– Лина, огневая позиция на два часа! Осколочный! – орал он, перекрикивая стук пуль по обшивке машины. Его напарницу буквально трясло от ужаса, но она упорно старалась затолкнуть снаряд в казённую часть орудия. Его и самого потряхивало в этот момент. Единственное, что давало ему уверенность сейчас, так это сама «Руби» и то, что с ним были его верные помощницы, без которых он был бы как без рук. Наконец, снаряд был заряжен, а прицел наведён прямо на окно, из которого слышалась стрекотня адской печатной машинки.

– Выстрел!

Грохот раскатился по всей улице, резко перекрыв треск пулемёта. На миг всё затихло, но затем звуки снова вернулись в мир. Это был всё тот же гул, всё те же выстрелы, но сейчас чего-то как будто не хватало. Машина смерти, торчащая из окна, замолкла. Точнее, ее, скорее всего вообще не осталось, как и самого окна. Вместо него в стене была большая дыра. Получив передышку, пехота вынырнула из-за танка и рванула к ближайшим укрытиям. События опять понеслись с колоссальной скоростью. Вот Ральф и Пауль разворачивают свой пулемёт в сторону неприятеля, Берн что-то истошно вопит им, за другим бруствером прижимаются к земле стрелки Анна и Гретель, укрываясь от подавляющего огня. Рудольф, Агнесс и Марго забегают в ближайший дом, и поднимаются на второй этаж, из окна которого скоро начинают слышится винтовочные выстрелы. Часть взвода осталась за танком, и ведёт огонь из-за него. События откладываются в голове короткими стоп-кадрами. Лишь башня танка медленно поворачивается в сторону имперцев и раздаётся ещё один громогласный аргумент «крошки Руби». Это продолжается ещё минут пятнадцать, а может быть и целый час. Они стреляют, и в них стреляют. Приближаются сумерки. Стрельба постепенно стихает, а позади взвода слышится гул двигателя.

– О-го-го, смотрите-ка, это же ребята из 37-го! – раздается голос сзади. Там к ребятам идёт другое подразделение. Лейтенант Берн выходит к ним навстречу и отдаёт честь. Командир вновь прибывших приветствует его по уставу.

– 5-ый взвод мотопехоты. Лейтенант Криг. Нам приказано продвигаться дальше этой улицы. Я смотрю, задали вы им перцу. Не такие вы и безнадёжные, добровольцы.

Ребята из 37-го смотрят на армейца совершенно пустыми глазами. Регулярная армия всегда с вызовом относилась к добровольческим силам, считая их ниже себя. Только вот почему-то в этот раз в мясорубку отправили именно добровольцев, а не закалённых в боях армейских псов. Ответа на своё острое замечание лейтенант Криг не получает и предпочитает не задерживаться, оставляя ребят в одиночестве.

Убедившись, что опасности больше нет, Том строит своих людей за танком и проводит перекличку. Все в строю, раненых нет. Когда раздается фраза: «Раненые и убитые отсутствуют», на лице всех расцветает улыбка. Пауль, который только пять минут назад менял ленту в пулемёте, не выдерживает.

– Ребята, ура! – он обнимает стоящую рядом с собой Марго. Та смотрит на него с удивлением, но затем не выдерживает, улыбается и обнимает его в ответ. У неё из глаз градом катятся слёзы. Видя, что командир не препятствует нарушению приказа «Смирно», весь взвод начинает ликовать. Они выжили, они все сейчас стоят здесь и все живы и здоровы. Это ли не настоящее чудо?

– Взвод, закрепиться на этой стороне улицы, приготовить позицию к обороне!

– Есть, сэр!

Веселье временно прекратилось, и закипела работа. Парни начали таскать мешки с песком и укреплять позицию, в то время как девушки раскладывали вещи всех так, чтобы их не зацепило при обстреле или атаке. Они заботливо перекладывают мешки с места на место. У них до сих пор мокрые глаза, у них до сих пор трясутся руки. Изредка одна из них, утирает слёзы, которые мешают видеть, и всхлипывает. Танковый экипаж устраивает «крошку Руби» так, чтобы простреливать как можно больше пространства. После всех приготовлений, они садятся ужинать. Им как раз поднесли еду. Но еда идёт плохо, никто не может положить себе ложку в рот. Берн видит это и подсаживается к ним. Он берёт свою миску и начинает есть полной ложкой. Сначала на него даже не глядят, но затем постепенно, все отмирают и тоже берутся за еду. Медленно и без особого вкуса они съедают всё. Пример командира очень заразителен.

После ужина Томас расставляет часовых и назначает смены каждые три часа. Все, кроме сменщиков ложатся спать. Пауль сидит у своего пулемёта и перебирает ленту с патронами. Пауль всегда был на третьих местах в классе. Он не очень хорошо учился, частенько не выполнял домашних заданий и списывал у кого-то на контрольных. С виду он был самым обычным троечником. Только вот душа у него была необычайно добрая. Он абсолютно без стеснения уступал места старшим в общественном транспорте, он без страха заступался за слабых, если это требовалось, он очень любит природу. Пожалуй, единственный предмет, который он учил хорошо – это биология. Эти уроки он просто обожал, всегда был на них прилежным и внимательным. Во всех остальных отношениях он был редкостным бездельником. Большую часть своей бурной деятельности он разводил лишь бы не делать то, что действительно надо. Но вот ради класса он был готов на всё. Да, он иногда посмеивался над всеми, иногда это даже выходило за некоторые рамки и ему объявляли бойкот. Но в глубине души и он и класс любили друг друга. Когда всеми было принято решение идти на войну за Родину, он, не колеблясь, пошёл со всеми. Он специально пошёл в пулемётчики, чтобы иметь возможность прикрывать своих ребят, подавляя огнём вражеские позиции. Сегодня он узнал на деле, каково это. Сегодня он действительно понял. Насколько он любит их всех, он был готов самолично подставиться под тот пулемёт, что стрелял из окна, лишь бы это спасло жизни остальных. С этими размышлениями Пауль сидел и продолжал раз за разом перебирать один и тот же фрагмент ленты.

Тут он услышал тихий стон и всхлипывание из-за танка. Юноша огляделся и, убедившись, что никто не видит, пошёл на звук. Там за «крошкой Руби» сидела Лина и тихо плакала, прикрывая лицо руками. Её всю трясло от волнения, а рукава формы промокли от слёз, которые она утирала ими. Она не замечала присутствия товарища, она просто безудержно рыдала, закусывая губы, чтобы никто не услышал её плача. Пауль озадаченно рассматривал её, а затем сел с нею рядом и обнял за плечи. В тот же миг девушка очнулась и посмотрела на него.

– Пауль…ты…

Он ничего не ответил, а лишь прижал её к себе. Несколько секунд Лина как будто бы колебалась, а затем крепко прижалась к нему и уткнулась лицом в его грудь. На неё накатила новая волна слёз, но трясло её уже чуть-чуть меньше. Юноша снял с пояса флягу, открыл её и влил в рот девушки немного чая с ромом. Это немного успокоило её. Делая судорожные глотки, она успокаивалась. Не дожидаясь нового приступа слёз, Пауль взял её на руки и понёс к своему посту.

– Пауль…Пауль…Как же так? Что мы наделали, Пауль? Ты видел их? Ты видел то окно? Я видела людей там, а потом…что с ними стало? Скажи мне, что с ними? Неужели…я…их…

– Не надо, Лина…Не думай об этом. Ты не виновата, что так произошло. Никто из нас и из них не виноват. Ты просто выполняла приказ, они просто выполняли приказ…

– Зачем? Зачем это всё происходит? …Пауль…Не отпускай, не отпускай меня, прошу…Иначе я просто не выдержу.

Они сидели у пулемётной точки. Юноша держал Лину у себя на руках, а она говорила и говорила. Она рассказывала обо всём, что чувствовала в этот момент, о безумной боли и страхе, но голос её постепенно затихал, становился слабее. Она и сама не заметила, как заснула у друга на руках. Пауль понимал, как она обессилена и сломлена в этот момент. Если бы сейчас начался бой, Лина, наверное, не смогла бы пережить его. Однако всё было спокойно, и лишь артиллерия где-то вдалеке устанавливала своё господство.

– Вы это чего? – Ральф сонно стоял над ними и пытался разобрать, что происходит. Ральф не отличался острым умом и хорошим пониманием, но обладал чувством такта, поэтому ограничил своё любопытство лишь простым вопросом. Пауль, уже почти засну, вернулся в этот мир и посмотрел на брата по оружию.