— Кто убил отца? — пробормотал он, не отрываясь от груди Дэвида. Дэвид почувствовал, как стремительно намокает тонкая ткань его футболки. — Ты знаешь это, Дэвид?

— Я это узнаю, Билли. — Он гладил мальчишку по голове и баюкал, покачивая из стороны в сторону. — И обещаю, что они за это заплатят. Ты мне веришь, мой хороший?

— Только тебе и верю, — всхлипнули ему в ответ.

— Знаешь, я только сейчас понял, что я его любил, — тихо сказал Билл, когда окончательно успокоился и Дэвид поил его в постели горячим шоколадом. — Меня так бесил этот его постоянный неусыпный контроль. А теперь вот думаю, пусть я бы всю жизнь ходил с охраной, лишь бы он был жив.

— Идея с охраной для тебя не его была, кстати.

— А чья?!

— Моя, — лаконично ответил Дэвид. — Это я к тебе её приставил.

— Ты?! — Билл от потрясения даже на локте приподнялся.

— Угу. Вернее, твой отец, но по моему совету. У него было достаточно врагов и недоброжелателей, которые, в случае чего, ни перед чем не остановились бы. Так что убедить его в необходимости постоянной охраны для любимого сына особого труда не составило.

— То есть это был всего лишь предлог, я правильно понял?

Дэвид кивнул.

— Тогда зачем?

— Боялся я до чёртиков за тебя, мой хороший. Ты, извини, был нимфеткой той ещё, и уже в четырнадцать просто пыхал сексом, стрелял глазками направо и налево, кокетничал, флиртовал и соблазнял напропалую, сам ещё этого толком не осознавая. Для тебя главную опасность представляли не враги отца — хотя их, разумеется, тоже нельзя было сбрасывать со счетов, — а похотливые мужики, у которых от одного взгляда на тебя слюнки текли и коленки подгибались. Этого, по ходу, один только Йорки не замечал. Но я-то не слепой. Я, в конце концов, сам мужчина и по полной ощутил на себе мощь твоего сексуального излучения. Поэтому и охрану тебе так часто меняли — суровые на вид, брутальные парни тоже не железные, могли сорваться. И по этой же причине я сам регулярно уезжал, даже когда особой надобности не было, — от греха подальше.

— Вот только не надо судить обо всех по себе, — скулы Билла впервые после смерти отца едва заметно порозовели.

— Не хами, сладкий. — Дэвид несильно дёрнул его за волосы, как делал это всегда, когда был чем-то недоволен в его поведении. — Я-то как раз ждать умел. Хоть и видит Бог, как тяжело мне это давалось. Я берёг тебя для себя, малыш.

Билл уже почти задремал, когда Дэвид вдруг сказал:

— Я хочу свозить тебя куда-нибудь. Тебе надо отдохнуть после всех этих потрясений. Куда бы ты хотел, Билли?

— А давай слетаем в сентябре на Неделю моды в Нью-Йорк! — тут же оживился Билл.

— Она что, каждый месяц проходит?

— С чего ты взял? Только два раза в год: в сентябре для будущей весенней коллекции и в феврале — для осенней.

— Ты уверен?

— Ну конечно! Это же всем известно. Вот уж не думал, что в таких важных вопросах ты настолько тёмный, Дэйв. А что такое?

— Да так, ничего… — Дэвид задумчиво вертел в руках свою неизменную спутницу-змейку. Наконец он кивнул самому себе, будто в подтверждение каких-то собственных мыслей, и сделал молниеносное движение рукой. Змейка послушно обвилась вокруг его запястья и уставилась на Билла своими холодными рубиновыми глазками. Решение было принято. — Хорошо, будет тебе Неделя моды, мой хороший. Но впереди у тебя ещё больше месяца каникул.

— Давай тогда на Мальдивы.

— У тебя что по географии, милый? — Дэвид шутливо щёлкнул его по носу. — На Мальдивах в это время года настоящее пекло, туда под Рождество хорошо. Предлагаю на Бали.

Билл ничего против не имел.

***

Утром Дэвид поднялся ни свет ни заря и сразу же уехал в город. Весь день он провёл в телефонных переговорах, встречах с нужными людьми и анализе полученной информации, а вечером по возвращении в Эппендорф он впервые за всё это время не отправился первым делом к Биллу.

— Симона, это Дэвид. Открой, пожалуйста. Нам надо поговорить.

— Не о чем нам разговаривать!

— Ну, поскольку ты находишься в моём доме, — ухмыльнулся Дэвид, — то тебе всё же придётся выслушать меня.

— Что тебе надо? — в голосе Симоны звучал вызов, но дверь она, тем не менее, открыла, продолжая стоять на пороге.

— А весенняя Неделя моды в Нью-Йорке не в мае проходит, дорогая, — начал с места в карьер Дэвид. — Зато десятого мая в одном из тамошних клубов давал своё первое в Америке выступление некий Гордон Трюмпер.

— К чему ты клонишь, Дэвид? Обвинишь меня в супружеской неверности и осквернении чести друга? — насмешливо спросила Симона. — Вынуждена тебя разочаровать: Йорки прекрасно знал о моих романах на стороне, как и я о его. Мы с обоюдного согласия уже пять лет не жили, как муж и жена.

— Не проще ли было развестись? — Дэвид, не дождавшись приглашения, небрежно подвинул её и, помахивая змейкой, прошёл в комнату, где вольготно расположился на диване.

— А он мне ультиматум поставил. — Симона, испепеляя его взглядом, проследовала за ним и села напротив. — По условиям брачного контракта в случае развода я не получала ни цента. Он непременно хотел сохранить видимость нормальной семьи ради этого малолетнего блядёныша.

— Я и не сомневаюсь, что ты гуляла с согласия Йорга. — Змейка улеглась на запястье, и Дэвид вернулся к существу вопроса. — Он был тем ещё контрол-фриком — без его ведома даже муха над домом не пролетала. А раз сам Йорки был не против, то какое право обвинять тебя в неверности имею я?

— Вот именно, — ухмыльнулась вдова.

— Но я и не обвиняю тебя в оскорблении чести друга, дорогая. Я обвиняю тебя в убийстве мужа.

— Значит, раскопал-таки, да? — Симона, вмиг обмякшая и осунувшаяся, устало откинулась на спинку дивана; нервное напряжение и потрясение последних недель сильно вымотали её, а теперь, когда всё наконец подошло к своему логическому завершению, на неё вдруг навалилась дикая физическая усталость вперемешку с явным душевным облегчением. — Ну, расскажи тогда, как ты меня расколол. Ты ведь для этого пришёл, да? Ты же всю жизнь только к этому и стремился, чтобы блистать: умом, властью, богатством… ослепительными любовниками — ты всегда любил показать своё превосходство и пустить пыль в глаза.

— В этом плане мы с тобой весьма похожи, ты не находишь? — усмехнулся Дэвид, протягивая ей пачку с сигаретами. — Равно как и в том, что ради любви мы оба готовы на всё.

Они закурили.

— С Гордоном Трюмпером, рокером-неудачником из восточнонемецкой глубинки, ты познакомилась около года назад, — неспешно начал Дэвид. — То, что поначалу планировалось как приятная, ни к чему не обязывающая интрижка, стремительно переросло в сумасшествие. Ты влюбилась без памяти, потеряла голову — бывает, я… знаю, что это такое. Ты любишь Гордона, а Гордон — славу. Вот только никакими особыми талантами он не блещет, ни один лейбл не хочет брать его под контракт. У непризнанной рок-звезды депрессия, он постоянно порывается то покончить с собой, то порвать с тобой. Чтобы хоть как-то поднять его самооценку, ты организовала и оплатила ему выступление в Нью-Йорке, включая нанятую толпу неистовых фанатов. Гордон впервые за время вашего знакомства воспрянул духом. Вы провели незабываемую неделю в Нью-Йорке, у вас обоих появилась надежда: у тебя — на то, что теперь у вас всё наладится, у него — на то, что в Америке его наконец оценят. Но ты-то знала, какова цена его успеха, в буквальном денежном выражении. И готова была её заплатить. Вот только если несколько десятков тысяч ещё можно выпросить у мужа на «эксклюзивные туалеты из последней коллекции», то полноценное продюсирование певца с такими амбициями, как у Гордона, и его раскрутка в мировом масштабе требуют миллионов. Йорки никогда не ограничивал тебя в средствах, но всё же он исходил из того, что эти деньги ты будешь тратить на себя, а не на любовников. И когда твои и без того немалые запросы вдруг резко возросли на порядок, понятно, что он не мог ничего не заподозрить и не отказать тебе в этих деньгах. Пресловутая «лишняя тысяча», которую у него якобы никак было не выпросить, и в самом деле была лишней, дорогая. И ты в отчаянии решаешь убить мужа, чтобы на полученные в наследство деньги продвигать своего любовника. У меня есть достоверная информация о соглашении между тобой и Мартином Киршенбаумом из американской продюсерской компании «Черри Три» о начале его работы с Гордоном с первого сентября. Равно как и о предварительном первом взносе в размере пятисот тысяч долларов, который должен поступить на счёт Мартина уже в августе. И вот, когда ты осуществила свой замысел, оказалось, что всё было напрасно и что денег, ради которых всё это затевалось, тебе не вернуть. Ты узнала, что все твои планы рухнули из-за меня, и чтобы хоть как-то отомстить мне, ты решила очернить меня в глазах Билла.