«Строительная фирма „Kaulitz & Kaulitz Baugruppe AG“, контрольный пакет акций принадлежит Дэвиду Йосту».
«Земельный участок и вилла в Эппендорфе, собственник — Дэвид Йост».
Сберкнижка с годовым депозитом на десять тысяч евро и выписка с текущего счёта на 7.238,11 евро на имя Йорга Каулица.
— Семнадцать тысяч — вот всё, что у нас осталось, — выла мать.
— Я… ничего не понимаю, — сказал вконец растерянный Билл. — Если верить этим бумагам, вся наша собственность перешла к Дэвиду ещё четыре года тому назад. Но для нас с тех пор ничего не изменилось. Мы всё это время продолжали жить в нашем доме, мы никогда ни в чём не нуждались.
— Ты-то не нуждался, — недобро усмехнулась Симона. — Этот педофил тебя постоянно подкармливал и подарками заваливал. А я жила на одну зарплату мужа! Теперь понятно, почему у него так сложно было выпросить лишнюю тысячу. Я думала, это от скупости, а ему просто больше взять было неоткуда. И жили мы здесь только потому, что твой ненаглядный Дэвид нам это позволял. А позволял он нам это лишь потому, что получал таким образом доступ к тебе, — выходит, он уже тогда замыслил прибрать тебя к рукам, пидор грёбаный. Впрочем, я не удивлюсь, если окажется, что вы с ним трахаетесь с момента его появления здесь, — с вас обоих станется. А когда он выжал из Йорки всё что можно, убрал. Это он его убил, он!
— Что ты несёшь?! — Билл от шока тоже сорвался на крик. — Зачем Дэвиду было убивать отца, если ему и так уже принадлежит всё?
— А ты не понимаешь, да? Отец никогда, слышишь, никогда, не позволил бы тебе стать подстилкой этой мрази. Он мог угрозами и махинациями завладеть нашим имуществом, заставить Йорки повиноваться себе, но ему никогда бы не удалось заполучить тебя при живом отце. Я видела его, когда он выходил полуголый из твоей спальни, он понял, что я обо всём догадалась и расскажу отцу, вот и предпринял меры. Не находишь, что он тогда очень вовремя смылся? Уехал, чтобы издали организовать покушение, да ещё наверняка провёл все эти дни в компании уважаемого человека, способного обеспечить ему железное алиби.
Билл помертвел и тихим дрожащим голосом прошептал:
— Я тебе не верю… Пусть он присвоил наши деньги, но он не убивал. Он не мог, не мог… Он был его другом!
— Да? Друзья не втираются в доверие к друзьям, чтобы трахать их несовершеннолетних сыновей в их же доме! Ты спишь с убийцей отца, мой дорогой. А когда он натешится тобой, то просто-напросто вышвырнет нас на улицу.
— Я тебе не верю, — в глазах Билла стояли слёзы. — Дэвид любит меня. Никто для меня столько не сделал, как он!
— Это точно, — осклабилась Симона. — Вряд ли можно сделать больше, чем сделал он.
Мать взвилась по новой, но дальше Билл уже слушать не стал. Громко хлопнув дверью, он выбежал из помещения — находиться в стенах вдруг ставшего чужим дома было невыносимо.
Только что услышанное было слишком шокирующим, чтобы в это поверить, и… слишком правдоподобным, чтобы в него не поверить. Ещё и Дэвида, как назло, не было дома: после смерти отца он целыми днями где-то пропадал, на виллу возвращался поздно вечером, усталый и осунувшийся. На все расспросы Билла он лишь скупо отвечал, что проводит собственное расследование.
Билл бесцельно бродил по огромному парку, окружавшему виллу, а в голове, как заезженная пластинка, всё крутилось на автоповторе: «Одни люди мне платят за то, чтобы я создал проблемы для других. Потом я помогаю вторым их решить. А потом они меняются местами».
***
Дэвид вернулся к полуночи.
Билл сидел на ступенях парадной лестницы, зябко съёжившись и обхватив голые плечи руками — на улице резко похолодало, дело шло к дождю. Дэвид, заподозрив неладное, быстро взбежал к нему.
— Билли, ты что здесь делаешь?
— Тебя жду, — раздалось в ответ тихое и невнятное.
— Господи, ты же дрожишь весь, пошли в дом, быстро! — Дэвид наклонился и, схватив его за руки, рывком поднял на ноги.
— Не трогай меня! — Билл явно был не в себе — шарахнулся от него в сторону, тщетно пытаясь вырваться.
— Билл, что случилось?
— Ты ещё спрашиваешь?
— Так, пошли, в доме поговорим. — Дэвид решительно потянул его за собой в гостиную. Там он первым делом щедро плеснул в стакан виски и заставил Билла залпом выпить, после чего укутал его в плед и уложил на диван. Немного придя в себя, мальчишка, подбадриваемый Дэвидом и избегающий его взгляда, пересказал ему разговор с матерью.
— Значит, матушка тебе это рассказала, — задумчиво протянул Дэвид. — Я, признаться, был о ней лучшего мнения. Я сам собирался поговорить с ней обо всём этом, просто не хотел прежде времени переходить к делам, ждал, пока она оправится.
— Так это что, правда?! — Билл подорвался как ужаленный.
— Сядь! — прикрикнул на него Дэвид. — И выслушай теперь меня.
Резкий окрик из уст вечно благодушного Дэвида был настолько непривычным и неожиданным, что Билл беспрекословно повиновался. Дэвид сел напротив, закурил и сделал глубокую затяжку, собираясь с мыслями.
— Отец твой много чем промышлял и постоянно под угрозой ареста ходил,— начал он. — Со дня на день его могли повязать, а имущество — конфисковать, и остались бы вы тогда с матерью на улице без гроша в кармане. Йорки сам предложил мне эту сделку — перевести всю его собственность на меня. Я не раз выручал его из серьёзных передряг, и он знал, что мне можно верить и что в случае чего я вас не брошу и деньги ваши не присвою. Официально вся прибыль от его бизнеса и прочие доходы попадали на специально открытые для этих целей счета на моё имя, к которым у него были карточки, а в случае с более крупными суммами я сам по первому его требованию делал все необходимые переводы и проплаты. Он в любое время мог распоряжаться своими деньгами в полной мере. А уж сколько из них он выдавал твоей матери, это его личное дело. Симона, прости, транжира та ещё. Если твой отец ограничивал её в тратах, значит, у него были на то причины, но отсутствие денег уж точно в их число не входило. Ей он о нашем условии, разумеется, ничего не говорил, чтобы не волновать зря. Правду перед смертью тоже рассказать не успел. А когда он умер, и возник вопрос о наследстве, тут и выяснилось, что наследовать, собственно, нечего. Мать твоя узнала, кто истинный владелец виллы и прочего по бумагам, и сделала свои выводы, весьма логичные, в принципе, — хмыкнул Дэвид. — Я, Билли, богат, намного богаче твоего отца, мне его деньги ни к чему. И убивать его из-за тебя мне тоже смысла не было — сам видишь, при таких раскладах твой отец был слишком зависим от меня и не в том положении, чтобы запретить наши отношения, тем более что тебя я к ним не принуждал. Да, серьёзный и неприятный разговор у нас с ним состоялся бы, но не более того. А мать твоя, извини, женщина недалёкая и судит о вещах поверхностно, только по тому, что видно невооружённым глазом. Когда тебе исполнится восемнадцать, я верну тебе всё твоё наследство, сейчас не хочу: пока ты несовершеннолетний, деньгами будет распоряжаться мать, и ещё неизвестно, в чью пользу. А то, что я так часто к вам приезжал и оставался здесь подолгу, это не потому, что мне жить негде было… Ты, надеюсь, догадываешься, почему, вернее, из-за кого я это делал?
Билл потрясённо молчал, видимо, всё ещё переваривая только что услышанное и сопоставляя со сказанным матерью.
— В общем, я всё тебе рассказал, Билли. — Дэвид погасил окурок и решительно поднялся на ноги. — Будут вопросы, я, по возможности, постараюсь тебе на них ответить. Ты подумай, а потом скажешь мне, кому ты веришь. У твоей мамы официальные документы, у меня — всего лишь слова. Но я люблю тебя. А она — нет. Если выберешь её правду, я тут же верну тебе все деньги и имущество, оставленные отцом, и исчезну из твоей жизни навсегда. Если поверишь мне, ты… не пожалеешь. Тебе решать, мой хороший. — Дэвид чмокнул его в нос и вышел на балкон. Не прошло и минуты, как рядом появился Билл. Он обнял его и, уткнувшись лицом в грудь, прошептал: «Я верю тебе. Ты меня любишь, а она — нет». Дэвид улыбнулся, но Билл этого видеть не мог.
