Леон вот уже добрую минуту шутливо пинал его носком ботинка. Не дождавшись реакции, он забросил ему ногу на колени, да так и оставил там. Дэвид сбрасывать её не стал.

— Лео, послушай, — лениво сказал он, — у меня есть парень.

— Каулиц, что ли? — фыркнул Леон, закидывая ногу повыше. — Ты же с ним не спишь.

— А ты откуда знаешь?

— Из хорошо проинформированного источника.

— Передай своему источнику, что я его болтливую холёную морду так разукрашу, что никакой стилист не поможет.

— За что? Он ведь не солгал? Ты же с ним не спишь?

— Не солгал. Не сплю.

— Как же ты без секса обходишься? — напускная подростковая развязность забавляла. Против неё было только одно действенное средство — такая же предельная откровенность в ответ.

— А с чего ты решил, что обхожусь?

— Предпочитаешь перепих на один раз? — не унимался Леон.

— Нет. Но и против ничего не имею.

— Что и требовалось доказать! Так какая тебе разница, с кем именно не спать с Каулицем? Почему бы и не со мной?

— А такая, — Дэвид решительно сбросил с себя ногу-оккупанта, — что ты брат Флориана.

— Боишься его?

— Уважаю. И понимаю. Он прав — я не тот человек, которому заботливые старшие братья могли бы со спокойной душой доверить единственного младшего.

— Значит, я тебе совсем не нравлюсь?

— Нравишься, очень даже. Но ты брат моего лучшего друга. Это будет неправильно.

— Эх, тяжело же вам всем, наверное, живётся, таким правильным.

— Лео, послушай. Всё равно, кроме секса, ничего больше я тебе предложить не смогу.

— А мне больше и не надо. Розовые сопли оставь Каулицу.

— Знаешь, хотя бы с первым мужчиной надо бы всё же по любви.

— Можно подумать, ты сам впервые переспал по большой и светлой.

— А вот не болтал бы ты, мальчик, чего не знаешь!

Леон вздрогнул — так разительно переменился Йост. До этого их разговор напоминал шутливую дружескую перепалку — кто кого. Он из чистого упрямства доставал Йоста, Йост так же упорно отбивался. И вот в одно мгновение всё переменилось: ехидные нотки в голосе Дэвида испарились, взгляд из насмешливого стал злым и жёстким.

Страх придал Леону смелости.

— Просто знай: если ты откажешься, я пойду по рукам, — разыграл он припасённый на этот случай козырь. — Потому что буду искать второго тебя, и, разумеется, не найду. И буду пробовать снова и снова.

Йост рассмеялся. Громко, от души. Нехорошо так. И старательно продуманная, казавшаяся такой взрослой фраза вдруг показалась Леону очень смешной, а сам он — жалким и нелепым.

— Ты что, шантажируешь меня? — спросил, отсмеявшись, Йост.

— Ставлю в известность, — огрызнулся он, наглым тоном заминая внутреннюю неуверенность и стыд.

— Лео, послушай. На мне что, свет клином сошёлся?

— Да. Мне нужен наставник, с которого я смогу брать пример и который воспитает из меня настоящего мужчину.

— А Фло как role model уже не катит?

— Нет. Уже нет. Я хочу выглядеть, как он, но быть, как ты. Первой цели я уже добился, а достичь второй мне поможешь ты.

— Вариант «быть собой», я так понимаю, вообще не рассматривается?

— А это и буду я! С его внешностью и твоим характером.

— Ну, положим, характера Флориану не занимать, — рассмеялся Дэвид, чтобы развеять сюрреалистичность ситуации, — столь прагматично-деловой подход к планированию собственного будущего в столь юном возрасте… напрягал.

— Он слишком правильный и хороший.

— А тебе нравятся неправильные и плохие?

— Мне нравишься ты.

— Потому что я неправильный и плохой?

Попытка свести разговор к шутке не удалась. Леон упрямо молчал.

— Лео, послушай: в таком случае мы можем просто дружить. Зачем же непременно спать?

— Затем, что мне этого хочется. — Терять уже было нечего — он сегодня сказал достаточно, чтобы перестать чего бы то ни было стесняться. — Знаешь, как хочется в пятнадцать? Мне ни с кем нельзя: все претенденты или слишком молодые, или недостойные. От меня все шарахаются, как от прокажённого. Как будто у меня клеймо на лбу: «Не прикасаться! Брат Флориана!»

До Дэвида наконец дошло, насколько всё серьёзно, и сейчас он лихорадочно соображал, что с этим делать.

— В общем, ты единственный настоящий мужик, которого я знаю, — подвёл итог Леон. — И единственный, который имеет смелость и наглость смотреть на меня как мужик. Думаешь, я ничего не замечаю и не понимаю? Ты тоже меня хочешь, Дэвид.

Мальчишка ронял слова медленно, тяжело, и с каждым обронённым словом у Дэвида тяжелело в паху.

— Хочу, — признал он. — Но это неправильно.

Леон демонстративно закатил глаза, как это умеют только подростки.

— Есть, впрочем, ещё один, — небрежно сказал он, высматривая что-то в прозрачном потолке. — Но он трахает моего брата. И спать с «братом Флориана» тоже считает неправильным.

***

— Я определился с наставником, — сказал Леон, едва Флориан с Франком переступили порог его комнаты в интернате.

Все три дня отпуска Флориана мучило подспудное чувство вины за то, что он так обошёлся с братом. Из-за этого и отношения с Бригманном разладились. Тот ему, разумеется, ничего не сказал, но немой укор во взгляде и нарочито сухой механический секс были красноречивее любых слов. В Гамбург они в итоге вернулись на день раньше, чем планировали, — к вечеру воскресенья напряжение достигло апогея, и оставаться вдвоём в одинокой горной хижине стало невыносимо. Так что по возвращении домой в понедельник утром Флориан первым делом предложил съездить в интернат проведать Леона. Бригманн просиял — будь он собакой, завилял бы на радостях хвостом.

По дороге решено было забрать мальчика в Гамбург и провести остаток дня втроём.

Новость Флориана огорошила, хоть он и был внутренне готов к подобному повороту событий — рано или поздно это должно было случиться. Флориан слеп не был: он видел, как реагировали на его брата мужчины, и, что гораздо важнее, — как реагировал на мужчин его брат. Он и сам уже с некоторых пор прикидывал, кому бы отдать Леона, и… не находил в своём окружении никого, кто был бы достаточно хорош и кому он мог бы со спокойной совестью доверить его. Отпечатанный в подкорке панический страх, что его «маленькому братишке» кто-то может причинить такую же боль, какую в своё время причинил ему самому Матиас, напрочь лишал Флориана его легендарной рассудительности.

— Леон слишком лакомый кусочек: и сам по себе, как парень, и как наследник огромного состояния — оглянуться не успеешь, как какой-нибудь шакал подхватит, — сказал ему Кейм на следующий день после похорон родителей. — Ты старший брат. Ты за него в ответе. Ты должен взять всё под контроль и не дать мальчику наделать глупостей, которые в своё время совершил ты. Тебе простительно: у тебя не было никого, кто мог бы наставить тебя на путь истинный. Для Леона подобное оправдание не актуально — у него есть ты.

Кейм умел убеждать. Но в этом случае его красноречие не понадобилось — Флориан на себе испытал верность каждого из выдвинутых им тезисов. Если бы он в семнадцать лет попал в руки правильного мужчины, его жизнь сложилась бы совершенно иначе. А согласился бы он сам, чтобы «старшие товарищи» занялись для его же блага подобной «селекцией»? Хотел бы он счастья из теплицы с искусственно созданным идеальным микроклиматом и научно обоснованными дозами органических удобрений?

Возникшие сомнения в моральности подобного подхода были обрезаны на корню — сейчас мальчика нужно защитить и оградить от ошибок, а когда он повзрослеет, сам сможет воспользоваться своим правом свободного выбора.

Леон же ждать был не намерен.

— Поздравляю, — Флориан постарался, чтобы голос соответствовал словам. В конце концов, попытался успокоить он себя, кандидаты в наставники проходят строжайший отбор — он сам был членом отборочной комиссии. Неприятные случайности исключены. «Любой сделает его счастливым, уже хотя бы из страха передо мной», — рассудил он.