Но даже самые приближённые к жизни уроки не шли ни в какое сравнение с самой жизнью. По вечерам в общих гостиных общежитий велись типичные мальчишеские разговоры. Старшие парни смаковали интимные подробности очередной встречи с наставниками, младшие от смущения гоготали, внимая про себя каждому слову.

Леона очень будоражили эти рассказы. После них он полночи беспокойно ворочался в постели, томясь от обуревавших его фантазий и изнывая от неудовлетворённых желаний. Но эти посиделки также вызывали у него почти позабытое ощущение лузерства: большинство его ровесников уже встречались с мужчинами.

Личного наставника каждый из учеников получал в течение года после поступления в гимназию — в четырнадцать лет.

«Мальчиков нужно правильно сориентировать в жизни, и чем раньше, тем лучше, — говорил Кейм — идейный вдохновитель проекта. — Наша задача — привить им правильные ценности. Никто при принятии решения не пользуется всем доступным выбором. Обычно люди выбирают лучшее среди имеющегося, а не возможного. Достаточно окружить подростков правильными мужчинами и дать мальчикам выбрать среди них. Это называется правильное партнёрство. Это и есть правильный подход к воспитанию молодёжи».

С началом нового учебного года гимназию наводняли кандидаты в наставники — элита бизнеса, политики, науки, искусства и, разумеется, верхушка Корпорации. Для них и новопоступивших мальчиков устраивались совместные вечера, на которых они получали возможность поближе узнать друг друга и выбрать себе наставника или подопечного. В течение следующих двух лет между наставником и его подопечным завязывались тесные близкие отношения, которые строились по модели «старшего и младшего товарища» и со временем перерастали в нечто большее. Считалось, что «нечто большее» наставники позволяют себе не раньше, чем подопечным исполнится шестнадцать. Но на деле это происходило намного раньше: могущественные мужчины спешили вкусить нежный запретный плод — юношеский расцвет так зыбок и недолговечен, а сами мальчики, обуреваемые гормонами, и подавно не возражали, желая побыстрее приобщиться к взрослой жизни со всеми её соблазнами.

О принуждении и речи быть не могло — Кейм в этом отношении был непримирим: речь шла о будущей элите нации, тех, кому они передадут власть. Малейшая ошибка, способная вызвать недовольство политикой Корпорации и разочарование в проповедуемых ею идеалах, была чревата крахом всей системы.

Самые принципиальные всегда могли уйти. Пока желающих не нашлось: тот мир, из которого они пришли и куда, в случае несогласия, вынуждены были бы вернуться, не шёл ни в какое сравнение с той сказочной реальностью, дверь в которую открывала перед ними Корпорация.

За двадцать лет существования в гимназии института наставничества имел место всего один случай изнасилования. Кейм сделал из него показательный процесс, заставив насильника добровольно уйти в отставку с завидной министерской должности и выплатить пострадавшему компенсацию в размере одного миллиона немецких марок.

С тех пор в гимназии ввели анонимный телефон, по которому учащиеся всегда могли пожаловаться на ненадлежащее обращение или обратиться напрямую к Кейму, который пристально следил за тем, чтобы «мальчики были довольны». Времени у основателя Корпорации было предостаточно: собственно делами занималась подобранная им команда во главе с Хоффманном, Йостом и Вальбергом. Сам Кристиан концентрировался на разработке стратегии, идеологии и философии организации, в основе которых лежала работа с молодёжью.

«Мы должны привить им вкус к этому, — постоянно напоминал он. — Обеспечить такой секс, чтобы они забыли о самом существовании женщин».

Эти мальчики были не для развлечения. Для каждого из наставников они являлись серьёзным ответственным проектом, от успеха которого зависело их личное положение в Корпорации и карьера в целом. Многие обзаводились двумя любовниками: один был для тела, другой — для дела. Первый ублажал их, второго ублажали они. Подопечный вундеркинд был признаком статуса и аналогом законной жены у «цивилов»: с подопечным полагалось выходить в свет, его наличие было гарантом, что ты свой и принимаешь правила игры.

Политика назначения на ключевые посты прирождённых геев была переходным тактическим решением, а в перспективе — тупиком: Кейм хотел видеть в своих рядах лучших из лучших, а не лучших из имеющихся. Нужно было во что бы то ни стало привлечь на свою сторону лучших представителей человечества, а не только геев.

Особенностью Кейма было то, что он никогда не изобретал велосипед: он брал готовое, уже придуманное кем-то изделие, но использовал его по-новому, способствуя тем самым появлению нового продукта с минимальными затратами. Нестандартное парадоксальное мышление позволяло ему видеть вторую, скрытую суть вещей и альтернативные пути их использования. Вдумчиво анализируя богатый исторический опыт человечества, он брал из него готовые модели и теории и переворачивал с ног на голову, подстраивая под свои нужды. Вернее, с головы на ноги, как утверждал он сам.

Нужный аналог нашёлся быстро.

«Если церкви оказалось под силу убедить своих служителей, что они могут обойтись без секса вообще, то мы тем более сможем убедить, кого надо, что они в состоянии обойтись без секса с женщинами».

Так появилась гимназия имени Леонардо да Винчи — кузня геев из мальчиков с наибольшим интеллектуальным потенциалом.

***

— Жизнь полна парадоксов, — говорил своим питомцам Кристиан Кейм. — К тому времени, когда вы заработаете на её лучшие удовольствия, у вас уже не останется ни сил, ни желания ими наслаждаться. Но есть и другой вариант. Позвольте мужчинам дать вам все те блага, которые наибольшую радость приносят в том возрасте, в котором вы меньше всего способны позволить их себе сами. Позвольте мужчинам опекать вас, заботиться о вас, любить вас. Поверьте, только мужчина, сам когда-то побывавший в вашей шкуре, знает, что именно вам надо, и в состоянии дать вам это. Пусть вас не беспокоит чувство ложной зависимости — вы сможете вернуть долг позже, когда сами станете наставниками.

Питомцы считали такой подход разумным и справедливым. Давали и позволяли.

Но Леону нужен был не просто спонсор-наставник. Ему нужен был крутой мужик, чтобы утереть нос им всем. Но больше всего и прежде всего ему нужен был секс.

Леон пробовал заигрывать с парнями и даже учителями, но всё было тщетно. Преподаватели гимназии имели все основания дорожить работой: зарплата на уровне университетских профессоров, сверхсовременное оборудование, которому позавидовали бы многие исследовательские институты, знакомство с влиятельными людьми и все условия для профессиональной самореализации — учить приходилось не гопоту из иммигрантско-криминальных районов и не пресыщенных разбалованных сынков элиты. Их учениками был золотой фонд нации. Ради этих ребят хотелось выкладываться. Учителя делали вид, что не понимают его намёков, а парни…

Парней, особенно старшеклассников, влекло к нему со страшной силой.

Потому что, кроме родства с Тем-от-кого-зависело-всё, было ещё одно обстоятельство, способствовавшее невиданной популярности Леона, возможно, самое важное. Природа рационально распоряжается дарами — гении редко блещут красотой. Интеллект облагораживал лицо, спорт — тело, а стилисты с косметологами — внешность. Холёными и по-своему привлекательными были все гимназисты, но настоящей красотой могли похвастать единицы. А вот новенький был хорошеньким. Очень хорошеньким.