Кристиан умолк, тем самым давая зелёный свет общей дискуссии.

— Но все не смогут стать геями, — тут же начал Рональд. Рональд настолько обожал спорить, что иногда выдвигал и отстаивал тезисы, с которыми сам был несогласен, лишь бы втянуть собеседника в спор. — Получается, эти люди заведомо окажутся в более невыгодных условиях.

— Разумеется! Высшие и низшие классы существовали и будут существовать всегда и везде. Идеальное общество — не то, в котором отсутствует классовость как таковая, а то, в котором принадлежность к элите определяется личными заслугами, а не родословной.

— Другими словами, вы против равноправия? — уточнил Рональд.

— Равноправие, как его понимаете вы, — это утопия. — Кристиан, похоже, был раздосадован тем, что приходится объяснять столь очевидные вещи. — Равноправие не значит равноценность. Права у всех равные, способности — нет. Истинный смысл равноправия в том, что каждый имеет право воспользоваться своими способностями. В мире нет дискриминации, есть только нехватка способностей. Jedem das seine. И в этом высшая справедливость.

На это даже Рональду возразить было нечего — в гимназии царил культ способностей. Их способностей. Отрицание идей Кейма было равнозначно отречению от уготованного им блестящего будущего.

— И поскольку каждый из вас обладает незаурядными способностями, — продолжил Кристиан, будто прочитав мысли своих питомцев, — мы, сегодняшняя элита, считаем своим долгом правильно и своевременно сориентировать вас, элиту завтрашнюю, в жизни, чтобы вы в полной мере смогли реализовать свой уникальный потенциал. Одних только способностей и права воспользоваться ими недостаточно. В этой игре имеется ещё одна переменная, решающая, — свобода выбора. Вы сейчас стоите на развилке, у которой два указателя в противоположные стороны: одна дорога ведёт к самовоспроизведению, другая — к самореализации. Что предлагает вам общество и куда ведёт натуральный путь развития, мы уже разобрались. Осталось только выяснить, что предлагаем вам мы и в чём состоит альтернатива.

Зал замер в предчувствии кульминации.

— Мы предлагаем вам место среди элиты будущего. В переводе на более понятный язык это значит: большие деньги, свободный секс, блестящую карьеру и возможность оставить след в истории — всё то, что испокон веков двигает мужчинами и составляет суть и смысл их бытия. Мы не отрицаем отцовский инстинкт: вы сможете сполна удовлетворить его, став наставниками молодёжи и сознательно выбрав себе «сына» по собственному образу и подобию, вместо того, чтобы нести крест, предопределённый судьбой. Рождение ребёнка — это всегда игра в рулетку, слепой случай. Количество родителей, получивших именно таких детей, о каких они мечтали, равно количеству сорвавших джек-пот в лотерее. Вы же сможете сами выбирать себе воспитанников, которые наиболее точно соответствуют вашим представлениям об идеальных детях и которым вы поможете стать теми, кого бы вы хотели в них видеть.

— А откуда эти дети возьмутся, если все прозреют и никто рожать не будет? — спросил со смешком кто-то из задних рядов.

— Деторождение — удел низших классов, тех, кто не способен на большее. Рожать должны низшие, воспитывать — высшие. Это рациональное распределение труда и обязанностей: во всех отраслях дизайном занимаются одни, а сборкой на конвейере — другие. Рабочий у станка крутит гайки, и ему даже в голову не приходит создать собственную машину. Но при этом этот же самый рабочий настолько самоуверен, чтобы самому заниматься созданием, дизайном и совершенствованием самого важного продукта — человека. Вот вам домашнее задание — подумайте на досуге над фундаментальным вопросом: «Натурал я дрожащий или право имею?»

Кристиан взглянул на часы. Был без пяти полдень.

— Хорошего аппетита, мальчики! И не только в еде.

Кейм был отличным психологом и прирождённым вождём — он умело играл на самых чувствительных струнах мальчишеских душ. Подростки — кейм-югенд, как метко окрестила их глава PR-отдела Корпорации, — впитывали его теории, как губки. Каждый из них покидал аудиторию, преисполненный решимости «взломать матрицу», «избежать участи быдла» и «занять место среди элиты».

Романтика закрытого мужского общества, причастность к тайной организации, ощущение собственной избранности, красивая жизнь и секс в избытке — Корпорация предлагала им полный набор любимых мальчишеских игрушек. Ошалелые от открывшегося им тайного знания и ощущения собственной избранности, мальчишки боготворили своего вождя. Вождь же их просто любил.

«Гомосексуальность — это нормально», — утверждал харизматичный философ Кристиан Кейм.

«Любить себе подобных — это круто», — вторил ему крутой профессионал Дэвид Йост.

«Schwul ist cool», — выдыхал с ментоловым дымом стильный космополит Флориан Вальберг.

«Мы с тобой одной ориентации, ты и я», — заговорщически подмигивали ориентированные на успех наставники.

Подростки могли выбирать себе кумира — и лозунг — на любой вкус. Крылатые фразы вождей привели к появлению расхожей шутки для посвящённых.

— Как ты там, сынок? — тревожились матери.

— Отлично! Круто! Сool! — давились смехом сыновья. — Полёт нормальный, ориентация на успех.

Материнские сердца были спокойны: ребёнок радостный и довольный, у него и правда всё хорошо.

— Господин Кейм, — отважился однажды спросить у него директор гимназии, — мы делаем всё возможное, чтобы правильно сориентировать мальчиков. Но тлетворное влияние внешней среды полностью исключить нельзя. Вы не боитесь, что они потом разъедутся на каникулы по домам и бросятся во все тяжкие — навёрстывать упущенное?

— Боюсь? — расхохотался Кейм. — Да я на это надеюсь!

Директор был прав — многие парни, едва вырвавшись на свободу, из чистого любопытства и естественной тяги к запретному плоду, тут же принимались соблазнять девушек. Это напоминало квест: за девушками надо было ухаживать, девушек надо было уламывать, девушкам надо было давать то, что они привыкли сами получать. Девушки пугали и внушали чувство собственной неполноценности — отвыкшие за время раздельной учёбы от какого-либо присутствия противоположного пола, парни чувствовали себя с его представительницами очень неуверенно. А когда они наконец получали заветный приз, разочарованию их не было предела: слюнявые поцелуи, неуклюжие ласки, зажатость или наигранная развязность в постели — вот всё, что могли им предложить юные неопытные сверстницы. Им нечего было противопоставить умелым мужским рукам и жаркому сексу с опытными мужчинами. Возвращались парни в гимназию твёрдо убеждённые на собственном опыте, что «курятина» и вправду не идёт ни в какое сравнение со «змеятиной».

Кристиан Кейм на открытии очередного учебного года читал на лицах своих питомцев нехитрые мальчишеские рассказы на тему «Как я провёл лето» и торжествующе улыбался.

***

Лекции Кейма приятно щекотали авантюрный мальчишеский дух. Но самым любимым предметом у всех, без сомнения, были уроки сексуального воспитания. На них пубертирующим подросткам откровенно и без ложного ханжества, без набивших оскомину тычинок и пестиков, объясняли, что с ними происходит и что с этим делать. Много говорилось о мужской сексуальности и о том, что только мужчина способен в полной мере понять и удовлетворить мужчину. С шестнадцати лет теория подкреплялась практикой — в школьную программу включались прикладные занятия: манекены, в мельчайших подробностях воспроизводящие все особенности мужской анатомии и снабжённые сверхчувствительными сенсорными датчиками, позволяли в совершенстве изучить мужское тело и его реакцию на различные ласки, начиная с прикосновений и минета и заканчивая полноценным половым актом. Гимназия сдерживала свои обещания — её воспитанники вступали во взрослую жизнь полностью подготовленными во всех отношениях.