И вообще, ему уже тринадцать, он вполне может жить сам. Вот это было бы круто!

***

Первая встреча с Флорианом вышла неловкой и скомканной.

— К тебе посетители, — сказала медсестра. — Твой брат.

Леон сначала даже не понял, о ком это она. События и потрясения последних дней начисто вытеснили из памяти информацию о «новорождённом» брате.

Флориан пришёл не один.

— Это Франк, — представил он своего спутника — мужчину средних лет с приятным открытым лицом. — Мой… друг. Мы живём вместе.

— Мы не просто живём вместе — мы любим друг друга, — улыбнулся Франк, протягивая Леону руку. — Очень рад познакомиться с тобой, Леон. Флориан много о тебе рассказывал.

Франк участливо поинтересовался его самочувствием.

— Мы только что были у твоего врача, — сказал он. — Он заверил, что травма не серьёзная и ты быстро поправишься.

Никакой фальшивой скорби в глазах и наигранного сочувствия. Леон был ему благодарен за это, равно как и за айпод, забитый до отказа качественной современной музыкой, — судя по подборке, у друга Флориана был отличный музыкальный вкус.

Леон смотрел на брата, не в силах оторваться от его совершенного лица, которое не портила даже мертвенная бледность. Флориан смотрел в пустоту и молчал. Леон его понимал: он столько раз прокручивал в голове их будущую встречу, ему столько всего хотелось сказать и спросить, и вот сейчас, когда Флориан сидел от него на расстоянии вытянутой руки, все слова улетучились.

Возникшая в дверном проёме медсестра выразительно постучала пальцем по часам на запястье. Франк кивнул ей и бросил быстрый вопросительный взгляд на Флориана. Тот никак не отреагировал.

— Мы хотели бы предложить тебе… переехать к нам, — не дождавшись ответа Флориана, сказал Франк. — Твою бабушку мы уболтаем. Но сначала нужно выяснить, согласен ли ты сам.

— Хочешь жить с нами? — подал наконец голос Флориан.

От неожиданности, от нахлынувших чувств, от осуществления того, о чём он даже мечтать не смел, Леон почувствовал, как взгляд его стремительно затуманивается.

Он прикрыл глаза и быстро кивнул.

***

Будьте осторожны со своими мечтами — они сбываются. Тридцать лет спустя Флориан получил, что хотел: брата, почти взрослого — всё, как заказывал.

Отцовские гены оказались на удивление сильными — не все родные братья настолько похожи друг на друга.

Трогательный мальчишка с острыми ключицами и затравленным взглядом вызывал у Флориана смешанные чувства.

Он готов был полностью взять на себя заботу об осиротевшем брате, регулярно навещать их с бабушкой, стать наставником в лучших корпоративных традициях, но жить вместе… Ему даже в голову подобное не приходило. К внезапно свалившемуся на голову брату он не испытывал никаких родственных чувств: Корпорация поручила ему очередной проект; он его осуществит, как осуществил до этого десятки других. С таким же успехом ему могли подсунуть первого встречного мальчишку с улицы: одно только звание родственника не делает человека родным.

И вот, оказывается, брат даже по крови родной ему лишь наполовину. После прощального маминого письма Флориан то и дело ловил себя на острых приступах ненависти к Леону — если бы не это отцовское отродье, мать осталась бы жива. «А если бы ты не ушёл из дому, — парировал безжалостный внутренний голос, — вообще ничего бы не было». Вот именно — ничего. И их с Бригманном в том числе.

Так, хватит. Флориан помотал головой, вытряхивая из неё ненужные мысли. Так, чего доброго, вообще можно дорефлексироваться до того, будто он ревнует брата к родителям.

— Ну что, скажем ему прямо сейчас? — спросил Франк на подъезде к больничной парковке.

— Что? — рассеянно переспросил Флориан — мыслями он сейчас был далеко.

— Что мы забираем его к себе.

— А мы забираем его к себе?! — Флориан от неожиданности свернул вправо. Машина опасно вильнула в сторону тротуара. Флориан тихо ругнулся.

— Разумеется! — Бригманн смотрел на него с таким изумлением, что Флориан понял: «усыновить» Леона для его любовника было столь же естественным, как для него самого — не сделать этого. Хвала богам, Бригманн истолковал его реакцию по-своему.

— Ты за кого меня принимаешь? — неверяще уставился на него Франк. — За бессердечное чудовище, способное оставить осиротевшего ребёнка, твоего брата, на произвол судьбы ради беспрепятственного траха по всей квартире?!

Выглядеть в глазах самого близкого человека «чудовищем, отказавшимся от родного брата ради беспрепятственного траха по всей квартире» Флориан не хотел и скрепя сердце улыбнулся:

— Ну, теперь, когда ты сам это предложил, я могу быть спокойным, что ты и правда не против.

Бригманн потом ещё весь вечер дулся, что он мог так о нём подумать. Интересно, что бы он сказал, узнай, что Флориан сам придерживался подобного мнения? После такого на их отношениях точно можно было бы поставить крест. Твою мать…

Время зарубцевало душевные раны, жизнь наладилась, и менять в ней что-либо Флориан не собирался. Одно дело — «наставничество» брата на правильный путь, дерзкий проект Кейма и извращённая месть отцу: он сам предвкушал регулярные встречи с Леоном на нейтральной территории. Дом же для Флориана был местом святым и неприкосновенным. Пока он жил сам, у него и дома-то никакого не было — жил Флориан работой и на работе, а то, что значилось в документах как место жительства, было, по сути, камерой хранения для вещей и, по совместительству, гостиничным номером с койкой и душем. Однако после переезда к Бригманну он наконец обрёл то, что принято называть родным очагом. С тех пор домой он даже друзей приглашал всего раз — на новоселье, в остальное время предпочитая встречаться в барах и клубах. Потому что дом предназначен только для них двоих. Это их личный оазис уюта, защищённости и — да! — эротики.

Появление в доме «третьего лишнего», да ещё и ребёнка, перевернёт с ног на голову всю их устоявшуюся жизнь. Теперь надо будет держать руки и намёки при себе, тщательно взвешивая каждое слово и действие на предмет соответствия рейтингу PG-13, и забыть о большинстве семейных традиций и ритуалов, не говоря уже о свободном необузданном сексе в любое время и в любом месте, которое подскажет фантазия. Флориана это напрягало. Флориан злился. Но глаза Бригманна, с первых дней прикипевшего к Леону всей душой, светились таким чистым незамутнённым счастьем, что у него язык не поворачивался поднять эту тему.

Франк баловал мальчишку так, как мог баловать только президент музыкального лейбла: таскал ему эксклюзивные записи песен, официальный релиз которых намечался лишь через несколько месяцев; устраивал встречи со своими подопечными звёздами; заваливал автографами его любимых исполнителей; не говоря уже о таких «пустяках», как покупка любой приглянувшейся вещи, — Леону даже просить не надо было, Франк сам читал нехитрые мальчишеские желания в его глазах.

И Флориан вздохнул с облегчением. Больше всего он боялся, что Бригманн сделал своё великодушное предложение только потому, что считал его единственно возможным поступком порядочного человека, не желающего выглядеть «чудовищем» в глазах любимого. А в итоге, как это часто бывает с благими намерениями, вместо бывшей образцово-счастливой гей-семьи получатся двое обозлённых друг на друга взрослых и один несчастный, никому не нужный ребёнок.