Когда мозг услужливо подбросил следующую версию: Вальберг — новейшее корпоративное секс-оружие, призванное поработить его, — Франк, сосчитав в уме до трёх, решительно встал: что сделано, то сделано. Даже при наихудшем раскладе, зная наперёд все ужасные последствия вчерашнего безрассудства и имея возможность повернуть всё вспять, он, не раздумывая, прожил бы эти сутки так же, не поменяв в них ни секунды, — оно того стоило.

Франк прошёл в ванную и принял душ: сначала африкански горячий, потом арктически ледяной — и, пофыркивая, щедро ополоснул лицо холодной водой. В довершение туалета гладко выбрился: надо быть готовым — мало ли… Мысли тут же повернули в пикантно-приятное русло. Придирчиво оглядев себя в зеркале с ног до головы и оставшись довольным результатами инспекции, Франк улыбнулся и озорно подмигнул двойнику: мы ещё ого-го — не стыдно днём перед молодым любовником раздеться. Налюбовавшись собой, он с неохотой набросил на плечи халат — даже жаль прятать такую красоту. Напоследок порылся в шкафчике под умывальником и достал оттуда стандартный гостевой набор, припасённый для подобных случаев: запечатанная зубная щётка, бритвенный станок, большое чистое полотенце, — положил его на бортик ванны и спустился в кухню. Пентхаус, в котором он жил среди недели, чтобы не тратить время на дорогу за город, где у него имелась вилла, занимал два последних этажа дома. Кухня располагалась на первом из них.

Отыскав в пустом холодильнике пол-литровую бутылку минералки, Франк опорожнил её наполовину и, запахнувшись поплотнее, вышел на балкон, где простоял минут двадцать, созерцая пробуждение будничного Гамбурга. Холод, наружно и внутренне, сделал своё дело — страхи, навеянные утренним протрезвлением, если и не развеялись, то притаились. К Франку вернулось самообладание. Он прошёл на кухню, в два глотка допил воду и, преисполненный уверенности в себе, поднялся наверх.

Вальберг уже не спал и, судя по слабому цитрусовому аромату, успел даже принять душ.

— I like the way you do it, — негромко сказал он вместо приветствия. Серые глаза смотрели внимательно, но враждебности не излучали.

Франк присел на краешек кровати. Уголки его губ потянулись вверх. Он легонько потрепал Флориана по бедру.

— Я рад, что Корпорация осталась довольна.

Куратор рассмеялся.

— Не обольщайся, милый, Корпорацию тебе только предстоит удовлетворить. Но начать ты можешь с меня. — Вальберг лениво потянулся рукой к его халату и дёрнул за кончик пояса. — Right now.

Первый раз — случайность. Второй — тенденция. Наметившийся тренд президенту «Юниверсал» нравился.

***

То, что их отношения проектом «Юниверсал» не ограничатся, Флориан понял уже во время приветственного рукопожатия. Но даже при всей своей проницательности он вряд ли мог предвидеть, что случится это так скоро.

Если быть совсем точным, первый звоночек прозвучал уже при ознакомлении с личным делом будущего подопечного: с цветной фотографии весело улыбался привлекательный харизматичный мужчина, от одного взгляда на которого из глубин естества поднималась такая знакомая желанная волна приятного тепла. «Дожил, Вальберг, теперь на досье дрочить будешь», — подколол он себя.

У него уже три месяца никого не было. Обзавестись постоянным партнёром становилось всё сложнее, а съёмные парни как вариант вообще не рассматривались: радости платной любви Флориана не привлекали — ему с юности наравне с сексом хотелось эмоциональной и душевной близости. Предательство Матиаса, его первой большой любви, и неудачная попытка заменить его холодным, эмоционально безучастным Йостом наложили свой отпечаток: Флориан всё больше проникался идеями Кейма о взрослом надёжном партнёре — по всему выходило, что то, в чём он больше всего нуждался, ровесники не могли ему дать.

В Америке он завязал отношения с тридцатисемилетним профессором Гарварда — светилом английской изящной словесности. С Кларком было спокойно и надёжно, что доказывало правоту Кейма. Но союз этот, несмотря на благоприятные предпосылки, был обречён: у Флориана имелись обязательства перед Корпорацией, оплатившей ему учёбу и ждавшей его возвращения, а Кларк не горел желанием бросить многообещающую карьеру и отправиться за любовником в какую-то, изящно выражаясь, Жопу Мира.

Самым простым и удобным решением было последовать примеру коллег — завести интрижку на работе. Благо корпоративная политика этому всецело способствовала. Кабинеты и приёмные Корпорации кишели юными дивоподобными созданиями: секретарями, ассистентами, практикантами — руководство с пониманием относилось к тому, что кадровому ядру, дневавшему и ночевавшему на работе, некогда искать утех и расслабления на стороне. Собственно, на первых порах Флориан так и делал. Но по мере стремительного продвижения по карьерной лестнице поиск партнёров по месту работы больше не представлялся возможным — с его интимными предпочтениями это было чревато. Искать среди «цивилов», учитывая специфику его работы, — тем более.

Слишком много факторов совпало вчера, начиная банальным недотрахом и заканчивая феодальными замашками Йоста, без зазрения совести пользовавшегося своим правом сюзерена на любую приглянувшуюся задницу. И с мыслью: «В конце концов, чем я хуже Йоста?» он бросился в омут с головой. О разнице между Дэвидом, запавшим на ассистента Бригманна, и им, возжелавшим самого Бригманна, Флориан старался не думать.

Впрочем, всё это были второстепенные обстоятельства. Правда состояла в том, что имелся ещё один фактор, самый важный — сам Бригманн. Флориан понимал, что потерял бы голову, даже если бы был давно и счастливо «женат» и «закормлен» сексом до отвала: Бригманн был мужчиной его мечты.

Флориану мало было только члена. Для полного удовлетворения он нуждался в том, что прилагается к нему и делает мужчину мужчиной: его возбуждали развитый ум и внутренняя сила. Мозг был его эрогенной зоной и откликался на стимуляцию быстрее остальных частей тела. Секс для него был поединком, и сдаться он был готов только победителю, взявшему своё по праву, перед которым потом не будет мучительно стыдно за минутную слабость. А Бригманн был мужчиной под стать Кейму с Йостом: от него за милю разило интеллектом и мощью, от которых у молодого куратора слабели колени и сами собой раздвигались ноги.

Он так виртуозно — деликатно, но твёрдо — ставил Дэвида на место, спорил на равных, возражал и настаивал на своём, что у Флориана даже закралась крамольная мысль: а не пытается ли Йост таким образом спихнуть ему, от греха подальше, строптивого подопечного, с которым сам справиться не в состоянии?

«Дэвид, ты не прав» слетало с губ Бригманна так легко и непринуждённо, будто это было самой естественной вещью на свете. Единственным на памяти Флориана человеком, который вёл себя с Дэвидом подобным образом и которому это сходило с рук, был Кейм. И, что самое удивительное, Йост к нему прислушивался, как к Кейму. Возможно, причина крылась в том, что Бригманн был не просто лояльным винтиком Корпорации — он искренне мыслил её категориями. Каким-то непостижимым образом выгодные ему лично решения оказывались заодно и самыми выгодными для Корпорации. И Йосту нечем было крыть.

За пять лет работы Флориан достаточно насмотрелся на высокопоставленных Корпорацией тварей, дрожащих и пресмыкающихся перед ней, чтобы относиться к ним с вполне заслуженным презрением и предубеждением. Но чем больше он узнавал президента «Юниверсал», тем больше поражался, насколько и как выгодно тот выделялся на их фоне.