— Ты о чём?

— О главном принципе менеджмента. — Не следовало бы опошлять такой момент сарказмом, но соблазн был слишком велик. — Топ-менеджер и боттом в одном лице не совместимы.

— Я рад, что ты это наконец усвоил.

Дэвид прикрыл глаза: он думал, что удачно пошутил. А для Кейма это, оказывается, и вправду настолько серьёзно. «Ну и хрен с ним! — подумал в сердцах Дэвид. — Буду сидеть дома и выращивать хризантемы». Он вдруг почувствовал невыразимое душевное облегчение — эта ночь того стоила, and nothing else matters, как сказал бы Вальберг. «Президентом, конечно, станет Кейм — больше некому. При таком раскладе Фло тоже придётся уйти. Интересно, кем он заменит нас? Здесь уже напряг. Но теперь это уже не мои проблемы. А Кейм что-нибудь придумает — и не из таких передряг выпутывался. — Тренированный мозг профессионала тут же принялся обсасывать со всех сторон очередную головоломку, будто речь шла о ком-то постороннем, — обычная деловая шарада. — Хорошо, что я сам это предложил, — по крайней мере, с достоинством выйду из положения и не совсем потеряю его уважение. Хотя… это ещё как посмотреть. Взгляд у него какой-то странный. Похоже, я его окончательно потерял. А вот это уже…»

— Что? — кажется, Кристиан что-то сказал, но он не расслышал.

— Из этого правила есть исключения, — тихо повторил Кристиан, поглаживая его по животу. — В союзе равных. А мы теперь равны.

— И что из этого следует?

— Равноправие.

Дэвид от неожиданности даже на локте приподнялся.

— Ты предлагаешь?..

— Если ты хочешь…

Дэвид в ответ лишь молча прижался к Кристиану и потёрся пахом о его бедро, давая сполна прочувствовать серьёзность своих намерений.

— Тогда не тяни, Дэйв, — шепнул тот, — я и так заждался — шестьд… слишком долго хранил девственность.

— Так тебе и надо, философ хренов, — проворчал Дэвид, подминая его под себя и чувствуя, как время стремительно поворачивается вспять.

…Двое мужчин, один не то чтоб совсем старый, другой не то чтоб очень молодой, блаженно-обессиленные, обнявшись, курили одну сигарету на двоих.

— Кристиан, зачем? — тихо спросил Дэвид.

— М?

— Зачем, твою мать, — повысил голос Дэвид, — нужно было это садо-мазо длиною в двадцать лет?

— А ты ещё не понял?

— Ты, конечно, разочаруешься в моих мыслительных способностях, но, боюсь, что этого я не смогу понять никогда.

— Это было нужно ради вчерашнего момента — ради тебя, мальчик. Чтобы ты смог стать тем, кем стал. Дэвид молчал, поражённый железным аргументом. Хотя, чему здесь удивляться, — мог бы уже и привыкнуть: Кейм всегда и во всём был верен себе.

— Это элементарная психология, мальчик, — вздохнув, продолжил Кристиан. — Мужская психология, которой не учат в университете, потому что это без надобности — у каждого из нас это и так отпечатано в подкорке. Если бы ты так и остался подо мной, в прямом смысле, это губительно сказалось бы на твоём дальнейшем развитии и становлении как мужчины и личности.

— А как же с принципом равноправия?

— Разбивается об обратную сторону медали, — усмехнулся Кристиан. — Если бы я дал тебе в двадцать лет, ты же возомнил бы о себе невесть что. Поиметь вдвое старшего, крутого во всех смыслах мужика — какому малолетке от такого не снесло бы голову? Разве ты после этого уважал бы меня? Разве я смог бы оставаться все эти годы для тебя непререкаемым авторитетом? И воспитать из тебя то, что я воспитал? Мне отвечать необязательно — я знаю правильный ответ. Но постарайся честно ответить себе.

Потрясённый до основания, Дэвид несколько раз открывал и закрывал рот, хватая воздух и порываясь что-то сказать. Так и не справившись с собой, он лишь безнадёжно махнул рукой и, беззвучно матерясь под нос, вышел на балкон.

— Замёрзнешь. — Неслышно подошедший Кристиан набросил ему на плечи халат и, обняв сзади, прижался, положив подбородок на плечо.

— Отстань, — процедил Дэвид, стряхивая его с себя вместе с халатом. — Видеть тебя не могу.

— Это нестрашно — лишь бы хотел… видеть. — Рука Кристиана как ни в чём не бывало принялась поглаживать его по спине.

— И ебал я того, кто будет предписывать, с кем и как ебаться мне, — бормотал Дэвид, уставившись себе под ноги.

— Не злись, мальчик. Я страдал не меньше твоего. Но если бы мог повернуть время вспять, я бы поступил точно так же.

— Кто бы сомневался, — буркнул Дэвид, на это раз уже незлобиво, и Кристиан понял, что прощён.

— Мальчик, мы сделаем этот мир…

— …лучше, — с издёвкой подхватил Дэвид.

— Именно! — хохотнул Кристиан. — Теперь я в этом уверен.

— И что, равным тебе я стал только вчера? — спросил Дэвид за поздним завтраком, когда главное уже было сказано. — Неужели единственное, чего мне не хватало, это должность президента?

— Нет, конечно, ты уже давно мне ни в чём не уступаешь, — спокойно ответил Кристиан, намазывая масло на тосты, и вздохнул: — Я… не думал, что всё ещё интересен тебе… в этом плане. Ты так раздражался, даже когда я просто называл тебя мальчиком, что я и думать не смел о большем.

— Да потому, что этот «мальчик», блять, мне всю душу выворачивал! — взорвался Дэвид. — Я, знаешь, тоже не железный. Помнить, как оно было, знать, как оно могло бы быть, и понимать, что этого никогда не будет…

— Прости. — Вид у Кристиана был и вправду покаянный. — Это единственная слабость, которую я мог себе позволить, — она создавала у меня иллюзию, что ты по-прежнему мой. Хотя бы так.

У Дэвида защипало глаза. Он зло сощурился и отвернулся к окну.

— А потом ты потерял голову от Билла, — тихо продолжал Кристиан, — и я понял, что потерял тебя навсегда. Кстати, о Билле, — заметив смятение Дэвида, он поспешил сменить тему. — Может, скажешь наконец, что у вас там произошло?

— Уже сто раз говорил. Он понял, что я люблю другого. И ушёл.

— Я в курсе. Но ты так и не признался, кто этот разлучник. Ни ему, ни мне.

— А ты ещё не догадался?

— Сумасшедший. — Кристиан подошёл к Дэвиду и, обняв его за плечи, коснулся губами виска.

— Не знаю, что на меня тогда нашло, — глухо продолжил Дэвид, уставившись в одному ему видимую точку на горизонте. — Билл слишком сильно любил меня. И со временем это стало давить на меня — я постоянно чувствовал себя последним дерьмом оттого, что был не достоин его и не мог ответить ему тем же. В ту ночь мне было… особенно хреново. И когда он задал вопрос в лоб, я просто воспользовался случаем, чтобы покончить с этим раз и навсегда.

Кристиан знал, как Билл был помешан на Дэвиде. Он сам всячески поощрял его одержимость, сделав Билла лицом своей философии, а их с Йостом отношения — эталоном для подражания. Кейм гордился «своими мальчиками» — они были идеальной парой и живым воплощением всех проповедуемых им принципов.

После убийства Каулица-старшего Дэвид на месяц уехал с Биллом на Бали. Перемена обстановки и любовный дурман подействовали на обоих в высшей степени благоприятно, и по возвращении они тут же принялись с энтузиазмом воплощать в жизнь передовые американские пиар-наработки. На раскрутку Билла бросили все силы. Прошёл всего год, и явь превзошла самые дерзкие мечты: весь мир лихорадило от нового проекта Корпорации — сам Мартин завидовал.

Билл стал идолом молодёжи, всё сказанное и сделанное им мгновенно превращалось в закон и тренд. На вручении премии «Грэмми» Билл эпатировал публику появлением в чадре — и мальчики в вуалях заполонили модные клубы мировых метрополий. Для Билла, кроме его мужчины, не существовал никто — верность партнёру превратилась в культ. Билл воспевал любовь к «тому единственному» — в мире начался бум однополых отношений.

Кристиан был в экстазе.

— Я не знаю, что это было… с Биллом.