С тех пор в Дэвиде что-то умерло. Он вычеркнул любовь из своей жизни и сосредоточился на работе. Мальчики вереницей проходили через его жизнь, а он даже не запоминал имён. Отныне смыслом его существования стала Корпорация — их с Кеймом общее «детище»: если он потерял любовь Кристиана, то попытается хотя бы удержать его дружбу и уважение.

Дэвид понимал Кристиана — ситуация, конечно, складывалась пикантная. Формально у Вальберга с Бригманном, президентом звукозаписывающей компании «Юниверсал», была та же расстановка сил, что в своё время у него с Йоргом Каулицем, — Бригманн был ставленником Корпорации и всецело зависел от неё, а значит, и от своего куратора — Вальберга. Собственно, именно так они и познакомились.

Но ещё лучше он понимал Флориана. Вальберг с Бригманном были идеальной парой, и в глубине души Дэвид сильно завидовал ему — за то, что тот жил его жизнью. Ему это тоже было нужно. Но, в отличие от Вальберга, ему и в голову не пришло ослушаться.

— Кристиан, послушай. Они вместе уже три года. Там настоящие отношения, и Франк очень много значит для Фло.

— Ну что ж, значит, он за надёжной спиной, и о нём будет кому позаботиться, когда он вылетит из Корпорации.

— Кристиан, Вальберг лучший из наших людей. Ты это прекрасно знаешь. Мы не можем себе позволить его потерять.

— Мы не можем себе позволить потерять репутацию без пяти минут директора по контроллингу, а заодно и престиж Корпорации!

— Пока Флориан под Франком только в постели, я не вижу в этом проблемы. Или ты всерьёз считаешь, что Бригманн представляет себе, будто имеет в лице Вальберга Корпорацию?!

— Мне плевать, чем тешит самолюбие Бригманн, пока это не соответствует действительности. Но меня беспокоят фантазии тех, кто имеет счастье лицезреть эту парочку. А уж направление их мыслей я могу себе представить.

Дэвид невольно усмехнулся: вид утончённого, хрупкого, как фарфоровая статуэтка, Вальберга и сурового мачо Бригманна вряд ли мог кого-нибудь ввести в заблуждение относительно интимной расстановки сил в этой паре. Об их романе Дэвид узнал из первых рук — Флориан сам поставил его в известность и заверил, что на интересы дела это никак не повлияет, но если Дэвид считает иначе, пусть назначит Франку нового куратора во избежание ненужных этических проблем. «Явку с повинной» Дэвид счёл достаточным основанием, чтобы не отстранять лучшего сотрудника от работы с одним из стратегических клиентов. Некоторое время он тщательно наблюдал за развитием их деловых отношений. Вальберг ни разу не дал повода обвинить его в использовании служебного положения в пользу любовника, и на этом вопрос для Дэвида был исчерпан.

— Я бы ещё закрыл глаза, будь он рядовым специалистом, — тон Кристиана чуть смягчился, чтобы тут же скрежетнуть металлом: — Но если он метит на пост топ-менеджера, ему придётся выбирать.

— Кристиан, я знаю Вальберга и знаю, что для него значит Бригманн. Если ты заставишь его выбирать, я не уверен, что он сделает правильный выбор. Однажды он уже стоял перед похожей дилеммой. Результат тебе известен.

— Это его выбор, — флегматично заметил Кейм.

— Мы обещали Фло, что он мой преемник.

— Вопрос о преемничестве для тебя возникнет, когда ты станешь президентом. А поскольку ты, похоже, не совсем понимаешь, какими соображениями должен руководствоваться глава Корпорации, то случится это не скоро.

— Крис…

— Значит, так, Дэвид. — Кристиан резко встал, с грохотом отодвигая стул. — Хочу, чтобы ты уяснил для себя, а заодно и для всех остальных, to whom it may concern, — внезапный переход на родной язык был явно данью англофильству Вальберга. — На позициях топ-менеджеров я боттомов не потерплю.

***

С Флорианом Вальбергом Дэвид познакомился двадцать лет тому назад, когда они с Кеймом посещали недавно открытый кризисный центр для геев, пострадавших из-за своей ориентации.

Центр был построен и содержался Корпорацией и находился под личным патронатом Кейма, считавшего его одним из самых эффективных средств замаскированной популяризации гомосексуальности среди широких масс. В расчётах он не ошибся: Центр в кратчайшие сроки завоевал репутацию «места, где всегда помогут», и вскоре туда хлынули потоки юношей вполне традиционной ориентации, разочаровавшихся в жизни и собственном будущем. «Жизнь и так меня уже нехило поимела, так какая в жопу разница?» — здраво рассуждали они. Зато здесь им предоставлялся реальный шанс. Здесь они могли получить психологическую, юридическую, медицинскую и прочую помощь, в том числе и финансово-материальную. Центр помогал им с социальной адаптацией, учёбой с дальнейшим трудоустройством и просто бесплатной едой и ночлегом на первых порах.

После чрезвычайно успешной апробации в Гамбурге филиалы Центра начали появляться, как грибы после дождя, в остальных крупных городах Германии. На любимый социальный проект Кейма денег не жалели. С нематериальной поддержкой тоже проблем не было — каждая из компаний, контролируемых Корпорацией, получала обязательную квоту на трудоустройство юношей из Центра.

Кристиан лично курировал проект и регулярно наведывался в Центр на встречи с подопечными. В этих поездках его всегда сопровождал Дэвид. Во время одного из визитов они и познакомились с Вальбергом. Семнадцатилетний мальчишка сразу привлёк их внимание: чистая правильная речь, красивые ухоженные руки и печать интеллекта на высоком лбу выгодно выделяли его на фоне остальных.

«Мальчик-одуванчик», — умилился очарованный Кейм и велел Дэвиду присмотреться к парнишке. Дэвид с энтузиазмом принялся выполнять поручение.

Вальберг и вправду оказался редкой для этих мест птичкой: подавляющее большинство подопечных Центра было выходцами из низов — здесь даже представители среднего класса встречались нечасто; Флориан же представлял немецкую промышленную верхушку — он был единственным сыном и наследником владельца контрольного пакета акций нефтяного концерна «Marquard & Bahls AG». Однажды некстати вернувшийся домой отец застал его в гостиной в весьма недвусмысленной ситуации с одноклассником. Дело было после обеда, родители раньше семи дома никогда не появлялись, и они с Матиасом слишком беспечно отнеслись к конспирации. Отрицать что-то было бессмысленно — Вальберг-старший возник на пороге в разгар процесса, — да и не в правилах Флориана было оправдываться. Тем более что виноватым он себя ни в чём не считал. В отличие от отца. Оправившись от шока, тот поставил сына перед фактом, что в гимназию он больше не пойдёт. А отправится в ближайшее время в интернат строгой дисциплины, «где из него сделают мужчину». Флориан с ухмылкой ответил, что мужчину из него уже сделали, прихватил любимый плеер и, театрально хлопнув дверью, пошёл просить убежища в Центр. Несмотря на мольбы матери одуматься и угрозы отца «не дать ни пфеннига» и вообще лишить наследства, домой он так и не вернулся. Он понимал, что тем самым ставит крест на прежней жизни и будущем в целом, но принять родительские правила игры для юного максималиста оказалось выше сил и ниже достоинства.

С Йостом они быстро подружились, и уже через неделю Вальберг перебрался к нему домой. Первые несколько месяцев они оставались друзьями — Флориан зализывал раны: после того, как Вальберг-старший побеседовал с отцом Матиаса, последний быстро покаялся, заверив родителя, что «ему просто было интересно и это больше не повторится». В конце концов, не его же трахали, а Флориан этот поженственнее половины девчонок из параллели будет. Отцу этого оказалось достаточно, чтобы простить блудного сына-экспериментатора и забыть о случившемся, как о страшном сне. Флориан же предательства друга не забыл и не простил. Впрочем, против обаяния Йоста его траур не долго продержался — однажды ночью он сам пришёл в спальню Дэвида и просто сказал: «Подвинься».