Дэвид часто вспоминал Билла и время, проведённое с ним вдвоём, их вечерние посиделки и разговоры. И всё чаще в памяти всплывал их последний совместный день в Хайде-Зольтау. Никогда ещё не видел он Билла таким счастливым. Да и сам он радовался, как ребёнок. Дэвид был баловнем судьбы и бывал в жизни счастлив по-разному, но вот так, по-детски беспричинно, — впервые.
Вот они катаются на американских горках. Билл визжит от страха и восторга, обняв и крепко прижавшись к нему. А вот Билл хватает его за руку и тянет за собой, чтобы показать мелькающую среди веток белку. Руку Билл по рассеянности так и не отпускает, и они потом ещё целый час гуляют по парку, взявшись за руки. Потом они едят мороженое, и Билл шутливо слизывает с его пальцев сладкие потёки.
И на задворках сознания эхом отдаётся еле слышное «Ятебялюблю».
Тогда всё это казалось Дэвиду спонтанным проявлением детской непосредственности. Сейчас, на трезвую голову, он видел в поведении Билла то, чем оно было на самом деле — неумелыми робкими юношескими попытками заявить о своих чувствах и «прощупать почву». Мальчишка, насколько позволяли ему смелость и воображение, пытался таким образом намекнуть ему на свои чувства. И ждал, что он как старший сделает первый шаг. Всё было так просто, логично и… ожидаемо — не этого ли он добивался? И теперь, вскружив голову бедному мальчику, он готов пойти на попятную. И тут же отчётливо понял, что не готов. Не из чрезмерной порядочности. Из-за себя самого.
Как там говорил Кейм? «Мы правим миром, а нами правит красота».
Что ж. От себя не убежишь… Пора возвращаться домой.
***
— Привет, Заки. Как дела, как Билли?
— У него всё хорошо, господин Йост, он сейчас к экзаменам готовится. Но очень скучает по вам.
— Я на следующей неделе возвращаюсь в Гамбург. Никак не могу определиться с подарком для него. Что посоветуешь?
— О, в этот раз вам будет очень легко ему угодить. — Даже по телефону чувствовалось, как заулыбался охранник. — Он уже пару месяцев с ума сходит по одной безделушке. Господин Каулиц наотрез отказался покупать, так мы теперь каждый день по дороге из школы делаем остановку у «Тиффани», чтобы он мог полюбоваться. Я даже снимок сделал — так и подумал, что вы будете спрашивать. Переслать?
— Спасибо, Заки, с меня полагается. И, разумеется, мой приезд должен остаться сюрпризом.
— Разумеется, господин Йост.
***
Было душно — в Лос-Анджелесе, несмотря на ранний май, уже началось пекло. В Гамбурге сейчас, наверное, хорошо. Впрочем, в Гамбурге всегда хорошо — там Билл.
Дэвид улыбнулся своим мыслям и открыл небольшую плоскую коробочку, обитую красным бархатом. На атласной подушечке красовался чёрный кожаный ошейник с бриллиантовой звездой посередине. Рядом лежал маленький прямоугольник из плотной бледно-розовой бумаги с надписью от руки: «From LA with love».
Некоторое время Дэвид смотрел на записку. Взял в руки. Повертел. Положил обратно. Снова убрал.
Так и не решившись, он вздохнул, обозвал себя старым сентиментальным идиотом и, захлопнув шкатулку, отправил записку в шредер.
Комментарий к Часть 2. Власть идеи. We Control the World!
Источник использованных в тексте статистических и аналитических данных по Ближнему Востоку — И.С. Берг. «Ближневосточный вектор немецкого экспорта вооружений».
========== Часть 3. Власть несбывшегося. ==========
Инаугурация была назначена на пятницу.
— Фло, задержись на минуту, — привычным тоном распорядился Дэвид после совещания и тут же мысленно выругался: собственно, хозяином кабинета был уже Вальберг — вчера даже табличку на дверях сменили, — а он и дальше командует по привычке. Сегодняшнее совещание уже проводил новый босс, а он присутствовал как пассивный наблюдатель. Не то чтобы это было и вправду необходимо — к передаче дел они приступили заблаговременно, три месяца тому назад, и Вальберг, до этого двенадцать лет проработавший под его началом, семь из которых — заместителем, чувствовал себя в новом амплуа, как рыба в воде. Но Дэвид не спешил оставлять отдел — слишком тяжело давалось ему прощание с любимым детищем, которому он отдал полжизни.
— Слушаю, господин президент! — шутливо козырнул Вальберг.
— Отставить. — Дэвид ослабил узел галстука и в знак извинения улыбнулся. — Ты на банкет с кем пойдёшь?
Флориан, упрямо сомкнув губы, уставился в окно.
— Я так и думал. Приходи с Франком.
Флориан присвистнул и с недоверием повернулся к Дэвиду.
— Я что-то пропустил? В честь твоей инаугурации вышла амнистия на мой моральный облик?
— Можно сказать и так, — рассмеялся Дэвид и примирительно похлопал его по спине: — Не обижайся. Я всего лишь выполнял поручение того, от кого всё зависит. У меня тогда не было выбора.
— А теперь у тебя выбор, значит, есть? — Изящная, унизанная дизайнерским серебром рука потянулась за сигаретой — новоиспечённый директор по контроллингу понимал, что вступил на скользкую, если не сказать — запретную территорию. — И от того, от кого всё зависит, теперь зависит не всё?
— Именно.
«Дело дрянь. Если он задумал отправить Кейма „на пенсию“, добром это не кончится. Чёрт, а ведь ничто не предвещало». Мысли в голове Флориана лихорадочно заметались — в случае войны придётся выбирать, чью сторону принять, а этот выбор ему не под силу: Дэвид был лучшим другом, Кристиан — «крёстным отцом».
— Дэвид, послушай… Я бы не хотел, чтобы из-за меня, тем более, из-за такого пустяка, у тебя с первых дней в новой должности возникли проблемы с Кристианом.
— Проблем не будет. А Кристиану, как и тебе, впрочем, тоже, придётся понять и принять, что я не преемник Хоффманна.
— Нас ждёт переворот?
— Нет, вас ждёт президент со своей головой на плечах, а не марионетка собственного советника.
Вальберг молчал, переваривая только что услышанное и примеряя его к собственным перспективам. Милые бранятся — только тешатся, а у тех, кто между, посты летят. А иногда и головы. Его мысли и чувства, видимо, слишком явно проступили на лице, потому что Дэвид поспешил заверить:
— Фло, не пойми превратно — я не собираюсь ссориться с Кристианом и тем более оспаривать его роль и власть. В этом плане ничего не изменится. Он главный человек в Корпорации и… в моей жизни, к советам которого я всегда охотно прислушивался и буду прислушиваться впредь…
Вальберг с облегчением выдохнул.
— …если сочту их разумными, — продолжил Дэвид. — Ты знаешь, у меня редко возникали разногласия с Кеймом. Но не потому, что я прогибался под него, а потому, что Кейм всегда прав.
Йост рассмеялся, и у Вальберга отлегло от сердца.
— А инцидент с Франком — всего лишь досадное исключение. Я тебе тогда говорил и сейчас повторю — я не согласен с позицией Кристиана. Тогда я не хотел накалять обстановку и настраивать его против тебя.
«А теперь, значит, можно».
— А теперь, — в голосе Йоста прорезались привычные жёсткие нотки, и Флориан поёжился, в очередной раз подумав, что тот и вправду умеет читать мысли, — я считаю нужным ясно и недвусмысленно показать, что собираюсь жить своим умом. Так что жду вас в пятницу обоих. Отговорки не принимаются. Можешь считать это моим первым приказом на посту президента.
Вальберг благодарно улыбнулся.
***
— Дэвид, милый. — Когда Кристиан обращался к нему так, Дэвид невольно подбирался, как нашкодивший подросток. — Скажи, вчера, на вечеринке, тебя ничего не смутило?
Празднование шестидесятилетия Кейма удалось на славу, и решать ребусы юбиляра с утра на больную голову совсем не хотелось.
— А должно было?
— Как директора по контроллингу и будущего президента Корпорации — несомненно. — Голос Кристиана, как всегда, глубокий и спокойный, не ввёл Дэвида в заблуждение — внутри тот вибрировал от ярости.