Старик, надо отдать ему должное, относился к нему очень хорошо: учил, опекал и поручал проекты, которые по своей важности намного превосходили требования его актуальной должности и ничем не уступали заданиям Йоста. Да и зарплата у него была отнюдь не ассистентская. В материально-профессиональном плане ему жаловаться было не на что. Но что касается карьеры… Патрик понимал, что её первая ступенька окажется и последней. И даже на ней он сможет продержаться ровно до тех пор, пока у власти Хоффманн. Чрезмерная необъяснимая благосклонность президента, к слову сказать, его тоже напрягала — подсознательно Патрик всё ждал, что старик тоже начнёт распускать руки, и тогда его уже никто не спасёт.
Он начал сожалеть о своей безрассудной принципиальности и малодушно проигрывал в воображении сценарии альтернативного развития событий. Не секрет, что Флориан Вальберг, восходящая звезда Корпорации, тоже начинал во всех смыслах под Дэвидом, а сейчас он один из самых влиятельных людей в структуре. Да и сам Йост неизвестно где был бы сейчас, если бы не его связь с Кеймом. У Дэвида была репутация мужчины увлекающегося и любящего разнообразие — дольше полугода в его спальне никто не задерживался. Потерпел бы пару месяцев, а сейчас, глядишь, уже возглавлял бы какой-нибудь отдел.
Но хуже всего было даже не это. Патрика донимали сны и раздирали фантазии. Чем яростнее он боролся с ними, тем сильнее становились они. Постоянную девушку он себе так и не завёл: работа вкупе с депрессией и рефлексией отнимали всё время и силы. Девушки обижались на невнимание и бросали его. Да и знакомиться с женщинами особо было негде: коллектив на работе был почти полностью мужским, даже секретари, и те были парнями. Очень хорошенькими, надобно заметить. По некоторым и не скажешь, что мальчики. Именно они превращали его сны в сладкие кошмары. По части женственности и сексапильности эти холёные леди-бои могли дать фору любой девушке и совратить любого натурала. И Патрик, возможно, даже плюнул бы на свои принципы и сдался окончательно — какая в жопу разница? — да вот только куколки эти, как истинные женщины, предпочитали мужчин с деньгами и перспективой. В этом мире всё было, как везде, только наоборот.
Впрочем, женщины в Корпорации всё же были. Но ещё неизвестно, кто был противнее: сами геи или эти креативные дамочки — пригретые Кеймом слэшеры из отдела пиара и пропаганды, даже в туалет ходившие со своими ноутбуками. У них было только два состояния: «Не трогайте меня, я пишу!» и «Отстаньте от меня, у меня не пишется!».
Об уходе из Корпорации и думать было нечего: после всего, что он здесь узнал, в живых его бы не оставили, а если чудо и случилось бы, это всё равно не имело смысла — Йост достал бы его везде.
И когда Патрик уже потерял всякую надежду и от отчаяния и безысходности всё чаще заглядывал в стакан, в конце его туннеля забрезжил свет.
Молли могла стать той Ариадной, которая не просто выведет его из тупика, но и приведёт к вершине с несметными богатствами.
Вскружить голову юной неопытной дурочке, тщательно оберегаемой не в меру заботливым отцом от реальности и внешнего мира, особого труда не составило. Ну, а Хоффманн — дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни! — не пожалел красок, чтобы впечатлить его достоинствами отца. Самому Мартину это тоже оказалось на руку. Он собирался в ближайшем будущем полностью переключиться на шоу-бизнес, но ему не на кого было оставить остальные дела, касающиеся политики и экономики, — в его ближайшем окружении не было человека, которому он достаточно доверял бы. Ввести в игру послушный и лояльный ему джокер и спутать все карты кружившим над ним стервятникам показалось главному кукловоду мира заманчивой идеей. При таком раскладе в выигрыше оставались все. Кроме Йоста, разумеется, грядущее низвержение которого радовало Патрика даже больше, чем собственное вознесение.
За это следовало выпить.
Патрик уже почти допил второй за этот вечер бокал виски, когда входная дверь отворилась и в бар вошёл белокурый парнишка лет двадцати. Заказав пива, он принялся растерянно озираться в поисках свободного места. На миг задержал взгляд на столике Патрика и заскользил глазами дальше. Патрик улыбнулся: с кружкой пива в руках это нежное ангелоподобное создание смотрелось крайне забавно. Настроение, подогретое хмелем и радужными перспективами, было на высоте. Хотелось любить весь мир. Ну, или хотя бы…
— Присоединяйся, — Патрик подозвал паренька взмахом руки.
Тот благодарно улыбнулся, присаживаясь.
— Спасибо, надеюсь, не очень вас стесню.
Хороший мальчик, только уж больно вежливый и застенчивый. Такие всегда вызывали у Патрика симпатию и желание защищать и опекать. Он даже в школе постоянно заступался за подобных неженок — ему нравилась роль старшего брата и друга.
— Да какое там, — рассмеялся Патрик. — И мне веселее будет.
— Ян, — протянул руку парнишка.
***
В понедельник Патрик впервые шёл на работу как на праздник.
Затяжная чёрная полоса миновала. Жизнь налаживается. И дело не только в предстоящем родстве с Киршенбаумом и неизбежном карьерном взлёте.
Душа и тело Патрика пели. Случилось то, чего он так страшился и одновременно так страстно хотел. И мир не рухнул, бездна не разверзлась, и строгая небесная кара не воспоследовала. Впрочем, ему сейчас было так хорошо, что он готов был заплатить за это любую цену. Впервые в жизни Патрик ощущал глубокую всепоглощающую гармонию с собой и миром, небывалую лёгкость в теле и свободу в душе и такое вселенское счастье и удовлетворение, что хотелось прыгать от переизбытка эмоций, подбрасывая в воздух портфель, как в школе.
— Тебя Дэвид искал, — сообщил ему секретарь Хоффманна, едва он переступил порог приёмной. Сказано это было с таким восторженным придыханием, что Патрик даже уточнять не стал, какой именно, — это мог быть только он. — Сказал, чтобы ты подошёл к нему, как только появишься.
— По какому делу? — насторожился Патрик. Последние четыре года директор по контроллингу не общался с ним принципиально — только скупо отвечал на приветствия при случайных встречах. Впрочем, после его ухода к Хоффманну по работе у них и не было общих точек соприкосновения. Тем более странным был этот внезапный вызов.
— Он не говорил, — ответил Иззи и подбодрил его с мечтательной улыбкой: — Не волнуйся, он сегодня в прекрасном настроении — столько комплиментов мне отвесил.
Директор и вправду встретил его радушно.
— Привет, Пат, отлично выглядишь. Наверное, выходные удались на славу?
— Не жалуюсь. — Патрик усмехнулся, но внутренне напрягся — чрезмерная любезность Йоста обычно не предвещала ничего хорошего. — У вас, судя по всему, тоже.
— Угадал, — ухмыльнулся Дэвид и доверительно сообщил: — Я кино смотрел. Такой увлекательный фильм, что я даже решил поделиться с тобой. Думаю, тебе тоже понравится.
***
Идея Кейма была проста. На основании результатов всестороннего тестирования, которое Патрик проходил при поступлении на работу, он заказал подробный психологический анализ его личности, позволявший выявить его слабые стороны. Авторитетные психологи единодушно сходились во мнении, что Нуо — латентный гей с довольно сильным гомосексуальным началом. Впрочем, для Дэвида это новостью не было: тайная директива Корпорации предписывала отделу кадров при подборе персонала отдавать предпочтение одарённым юношам с гомосексуальными склонностями, особенно если речь шла о претендентах на стратегические должности. Собственно, именно по этой причине он позволил себе тогда действовать нахрапом: Патрик по определению должен был быть не против — «Других не держим!», а то, что парень от него в восторге и ради карьеры готов на всё, сомнения не вызывало. Так что последовавший категоричный отказ Дэвида сильно задел и озадачил. Но отступать было поздно: сделать вид, что ничего не произошло, значило смириться и уступить. Уступить означало проявить слабость. Этого Дэвид не мог себе позволить: ни из-за уязвлённого самолюбия, ни из боязни потерять авторитет.