После маленького перерыва на кофе ТелеТётя хлопнула в ладоши и сжала их, потом опустилась на одно колено – она часто так делала, когда говорила со мной, – и сказала:

– Ну что, Джеральд, сегодня твой день. Что ты хотел бы на завтрак? – На нас наплыла первая камера.

Я сказал, что вафли, и мама сделала мне вафли. Я попросил добавку кленового сиропа, и мама налила мне еще сиропа. Мама спросила, что мне дать с собой в детский сад полного дня, и я попросил сэндвич с арахисовым маслом и зефирным кремом, картофельные чипсы и желе.

– У нас нет желе, – ответила мама, – только пудинг. Он тебя устроит?

– Да, спасибо. – Какое пи-икрасное поведение!

Я видел, что ТелеТётя за кадром была довольна. Она все время подмигивала мне, как раньше делала настоящая няня. Кажется, вторая камера сняла, как я улыбаюсь. Съемочная группа старалась за второй эпизод запечатлеть как можно больше моих улыбок.

Я доел вафли и попросил добавки, и мама дала добавки, хотя это было не в ее духе. Когда я доел, мне разрешили пойти к себе, не заправлять постель, если не захочу, и одеться во что захочу. Я все равно заправил кровать и надел свои любимые камуфляжные штаны, любимую футболку с длинным рукавом, а поверх нее – крутую футболку с коротким рукавом и изображением двух тираннозавров в боксерских перчатках. Мама ненавидела эти штаны и сморщилась, когда увидела, что я надел их, но я для того их и надел. Я продемонстрировал ей идеально вычищенные зубы и свежевымытые с мылом руки. Мама сделала вид, что впечатлена моими успехами, но была слишком погружена в домашнюю работу Таши, чтобы действительно обратить на меня внимание. ТелеТётя подошла к ней, жестом попросив оператора снимать ее:

– Джил, что это ты делаешь?

– Таша вчера забыла сделать задание, – ответила мама.

– Понятно, – продолжала няня, – а ты-то тут при чем?

Мама прищурилась. Няня села за стол, осторожно протянула руку и потянула лист с заданием на себя. Потом она положила его напротив места Таши.

– Что вы делаете? – спросила мама.

– Я хочу, чтобы Таша сама делала свою домашнюю а-аботу, – заметила ТелеТётя. – Это ведь ее задание, а не твое.

Мама разозлилась:

– Она просто забыла, что тут такого?

– Знаешь, что говорила моя мама, когда я забывала сделать уроки? – Мама не ответила. – Она говорила, что мне настучат. – Няня дважды стукнула по столу. – Что мне в школе хорошо настучат, понимаешь? Делать задание – работа ученика, согласна, Джил?

– Я редко так делаю. И вы не понимаете. У нас Америка, а не Британия, это что-то да значит, – ответила мама.

– Я все пи-икрасно понимаю, – произнесла ТелеТётя. – И это значит что-то, только если ты сама так хочешь. Потом поговои-им.

День в садике прошел хорошо. Дома меня ждали спагетти с фрикадельками. Я учуял их, едва открыл дверь, и мне показалось, что теперь все будет иначе. Я был так доволен ужином, что смотрел мультик, не обращая внимания, что Таша трахает подлокотник дивана. Я был так доволен, что не стал обижаться, когда Таша просто так толкнула меня в коридоре. Когда мама поставила в духовку чесночные хлебцы, я был безумно счастлив и держался поближе к маме и кухне, чтобы Таша не могла ничего со мной сделать. Потом пришел с работы папа. Мы вышли на улицу и поиграли в мяч, потому что он спросил меня, чем я хочу заняться, и я сказал ему. Камеры радостно снимали нас. Потом мы наконец сели ужинать, и я едва не расплакался от того, как все было прекрасно. Это был лучший день в моей жизни. Спагетти были идеальны, фрикадельки были прожарены именно так, как надо, чесночные хлебцы хрустели. Первая и вторая камеры снимали ужин со всех углов. Потом они засняли, как папа крадется на цыпочках к стойке, берет коробочку с чем-то под названием свежие канноли и предлагает мне попробовать их первому.

– Что такое канноли? – спросил я.

– Попробуй, – ответил папа. – Тебе понравится.

Свежие канноли оказались одной из самых вкусных вещей в моей жизни. Почти вкуснее мороженого.

В конце дня пришла ТелеТётя и заключила меня в костлявые медвежьи объятия.

– Прекрасный был день, правда, Джеральд? – Я кивнул, потому что хотел кивнуть. – А что тебе понравилось больше всего?

Я сделал вид, что думаю, но уже знал ответ:

– Играть в мяч с папой. И лакомство, которое он принес.

Няня с улыбкой взглянула на отца. Она накручивала волосы на палец, как будто пыталась флиртовать.

– Разве это не счастье? – спросила она.

Папа кивнул, хотя видел по маминому лицу, что ей не очень-то по душе мой ответ. И волосы ТелеТёти тоже.

Когда вечером я поднимался наверх, чтобы переодеться в пижаму и выбрать две сказки на ночь, навстречу мне вылетела Таша. Она толкнула меня, и я упал головой вниз. Я слетел с лестницы, пересчитав головой ступеньки, и заплакал. Я плакал не столько от боли, сколько от страха. Ко мне бросилась одна только ТелеТётя, остальные просто стояли в коридоре и смотрели. ТелеТётя осмотрела мою голову и объявила, что крови нет. Я сказал, что меня толкнула Таша.

– Я спускалась, а он собирался наложить прямо на лестнице! – пожаловалась Таша. Ей никто не поверил. Даже мама. По ней было видно. Таша начала визжать на высокой ноте, вцепилась в маму и стала умолять: – Пожалуйста, поверьте мне! Зачем мне врать? Пожалуйста, поверьте!

Мама переметнулась на ее сторону и пробормотала, что я просто невыносим. Все остальные знали правду: я даже не расстегивал штанов.

– Поднимайся наве-ех и надевай пижаму, Джеральд, – сказала ТелеТётя, снова осмотрев мою голову. – Кого ты попросишь почитать тебе на ночь?

– Лизи и папу, – ответил я.

– Очень хорошо. Тогда вы с Лизи идете чистить зубы и мыться, а папа через минуту поднимется.

Я кивнул. Но, пока Лизи была в ванной, я, надев пижаму, спустился на середину лестницы и стал подслушивать. Мама плакала

– Я никогда бы не столкнула Джеральда с лестницы! – кричала Таша. – Я его обожаю!

Няня говорила строгим голосом:

– Таша, я не верю, что Джеральд стал бы испражняться на лестнице. У него был прекрасный день, ему просто незачем было это делать. Объясни мне, зачем?

– Он умственно отсталый! – ответила Таша. – Это объясняет все на свете.

Тогда я услышал эти слова впервые.

========== 28. ==========

Не думаю, что дома у девушки из первого окошка может быть скучно. Для меня скука – это домик среднего класса, жалюзи на окнах, идеально выкошенный газон и белый забор. Ее дом совсем не такой.

Когда нам остается ехать четверть мили, я чувствую, что она начинает напрягаться. Она предложила мне высадить ее у почтового ящика и уехать, но я был против. Она настаивала, но я не поддался. Если уж провожаешь девушку домой, надо довести ее до двери и убедиться, что она вошла внутрь. Так надо. Я никогда раньше не провожал девушек, но даже я знаю, как, на…, надо.

А теперь мы проехали десять ярдов сквозь длинный проход в залежах мусора, и она морщится все сильнее. Мимо нас проплывают завалы побитых машин и тракторов, какая-то сельскохозяйственная техника и куча всякого хлама, который в темноте не разглядеть. Картонные коробки, пролежавшие тут столько, что слиплись в кучу, пластмассовые игрушки, наверняка принадлежавшие девушке из первого окошка: доска от качелей и поблекшая розовая игрушечная машинка.

Однако все лежит в каком-то подобии порядка. Это не похоже на участок из реалити-шоу про скряг, которые обсуждают в школе. Это… место работы. Это такой бизнес. Слева от меня стоит сарай, и перед ним лежат покрышки, образуя какую-то надпись. Машины стоят по каким-то своим правилам.

– Чем занимается твой папа? – спрашиваю я.

– Ты еще не понял? Он… он…

– Он продает металлолом? И запчасти? – пытаюсь я угадать.

– Да, как-то так. Короче, он чокнутый.

Мы подходим к дому: это перестроенная усадьба с красивыми клумбами и расчищенным от мусора крыльцом. Девушка выходит из машины, не успеваю я и слова сказать, и я кричу вслед: