– Он все еще смотрит?
– Ага.
– Черт.
– Ты его знаешь? – спросила она.
– Впервые вижу. Но его праправнук навредит моей семье и вообще попортит людям немало крови.
– Ни фига себе, – заметила Элли. – Может, лучше прямо сейчас убьем его?
– Не поможет. Если кого-нибудь и убивать, то уже сына или внука.
– Черт, Глори, я же пошутила!
– Пойду закажу кальцоне, – решила я и встала. Вместо того, чтобы отойти от старика в коляске подальше, я направилась прямо к нему, обошла его и уже потом пошла к пиццерии. Старик развернул кресло и подъехал ко мне:
– Мы знакомы? – спросил он.
– Нет, – ответила я. – Не думаю.
– Вид у тебя знакомый.
– Ясно. Наверно, я похожа на кого-то из ваших знакомых.
– Тогда прости, – ответил старик и снова улыбнулся. – Наверно, я тебя с кем-то спутал.
Это явно был просто старик с не слишком острым зрением.
Пока я стояла в очереди за кальцоне, до меня дошло, что праправнук старика не смог бы навредить моей семье, если бы у меня не было будущего – если бы некая Глори О’Брайан не прожила хотя бы столько, сколько нужно, чтобы родить ребенка. Я почувствовала облегчение – как будто у меня с плеч свалились Дарла, Билл и все люди с несчастной судьбой, которые преследовали меня. У меня могло быть будущее. Возможно, ребенок… или даже двое. Наверно, профессия или хобби, что-нибудь не такое звеняще-пустое, как мой первый день после выпускного. Я улыбнулась. А потом мне стало страшно. Что за жестокая шутка – узнать, что у тебя будет семья и она пройдет через ад? Через ад, где будут воровать девочек и заставлять их рожать детей. Где парни должны воевать за то, за что не хотят воевать. Я оглядела фудкорт – молодых отцов, женщин с фальшивым загаром и скучными стрижками, маленькую девочку в макияже, обедающую с мамой… Я увидела расстегнутую третью пуговицу на рубашке Элли и то, что должно было скрываться за ней. Я схватила кальцоне, швырнула в управляющего десять долларов и сбежала.
========== По волосам видно ==========
– Не понимаю, зачем было немедленно уезжать, – возмущалась Элли. – Ничего страшного не случилось.
– У меня была паническая атака. Или как это называется, – ответила я, выезжая на шоссе 422. – Я дышать не могла.
– Купи себе какие-нибудь таблетки, – посоветовала Элли.
– Ты это к чему?
– Я к тому, что мы могли немного побродить, отвлечься и остаться там. Слушай, это был мой единственный день отдыха от коммуны. Мог он продлиться дольше, чем сраный час?
Такие разговоры я называю «Мир вращается вокруг Элли». Так называлось телешоу в моей голове, и к нему прилагались смеховые дорожки. «Это был мой единственный день отдыха» (смеховая дорожка). «Мог он продлиться дольше, чем сраный час?» (смеховая дорожка). Если бы у Элли Хеффнер начались панические атаки, Земля бы остановилась. А я что – а мне надо засунуть свои проблемы себе в задницу, потому что у нее единственный день отдыха. На фудкорте она пыталась заставить меня передумать, недовольно бурча, издавая разные звуки и корча рожи, но я просто собрала вещи и пошла к эскалатору. Там мне стало только хуже. Когда я спустилась, я не только не могла дышать, у меня кружилась голова и меня мутило. Тут справа от меня открылась дверь лифта, оттуда выехала коляска старика в бейсболке, и я потеряла контроль над собой.
Меня почти сбивала с ног одна мысль о будущем – и о том, что однажды мне придется рожать. Я знала, что Элли этого говорить нельзя. Она решит, что я либо тупая, либо выпендриваюсь, либо слишком остро реагирую на что-то нормальное. Я никогда не была уверена, что проживу достаточно, чтобы родить ребенка. К тому же, приносить новую душу в мир, пожирающий сам себя, казалось мне страшной глупостью. Не это ли чувствовала Дарла? Не казалось ли ей ошибкой принести меня в мир, каким видела его она, – в мир со страниц «Почему люди делают снимки»?
Когда старик выехал из лифта, все это пронеслось у меня в голове. И я сбежала через главный вход. И теперь везла нас домой по шоссе 422. И так далее.
– Ну что, успокоилась? Может, поедем куда-нибудь еще? – спросила Элли.
Я припарковалась у «МакДональдса».
– Я не успокоилась, – ответила я. – Панические атаки – это серьезно. Тут мало просто успокоиться.
– Прости.
Я вздохнула:
– Если хочешь, съездим куда-нибудь еще. Мне просто надо немного отдохнуть от людей.
– Даже от меня?
– Даже от тебя.
У меня в голове что-то ломалось. Мне надо было немного побыть одной. Чтобы никто и ничто не нарушало моего покоя.
– Тогда высади меня в торговом центре и, не знаю, поезди одна, что ли. – Здесь была смеховая дорожка.
Не знаю, почему я так быстро и резко разозлилась. На самом деле, думаю, это было не слишком быстро. Все началось очень давно, я просто долго сдерживалась. А теперь во мне просто поднялась волна и вышла наружу словами:
– У Рика двое детей.
– Ты вообще о чем? – переспросила Элли.
– Просто погляди вокруг.
– Где вокруг?
– В коммуне твоей матери, – объяснила я. – Они там живут. Вернее, один из них.
Она посмотрела на меня так, как будто я ее ударила. В каком-то смысле я так и сделала. Информация – очень опасное оружие. Прах летучей мыши – очень опасный сосед по мозгу.
– Рику всего девятнадцать, – возразила Элли. – Могла бы врать поубедительнее. – Я промолчала. – Откуда ты знаешь? Ты видела? У кого?
– У Рика. Вчера вечером. На вечеринке. – Я кожей чувствовала яростный взгляд Элли, но она молчала. – Думаю, он спал и с другими женщинами в коммуне, – заметила я. Хотелось добавить: «Возможно, с твоей мамой тоже», но это было бы лишним. Пусть она сама об этом подумает.
– Да ну, бред.
– Ты сама видела его с мамой Рейчел, – напомнила я. Элли так разъярилась, что я почти видела идущий от нее пар:
– Глори, эта хрень не настоящая. Хватит уже в нее верить. – Пока я ехала через парковку торгового центра, стояла тишина. Потом Элли добавила: – Ты, наверно, просто завидуешь.
– Чему завидую?
– Я первой лишилась девственности.
– Это бред.
– Ты злишься, что я тебе не сказала, – продолжала Элли. – Но я не сказала тебе потому, что ты недостаточно взрослая, чтобы не завидовать мне.
– Ты понятия не имеешь, взрослая я или нет.
– Я знаю, что у тебя никогда не было парня. Так ведь? Тогда что ты вообще понимаешь?
– Элли, мне не нужен парень, чтобы думать головой.
– Ты просто завидуешь и пытаешься заставить меня расстаться с Риком.
Я остановила машину у входа в торговый центр:
– Выходи.
– Признайся. – Я молча смотрела на нее. – Признайся, что просто завидуешь.
– Я не завидую. Дело вообще не во мне. Я просто сказала, что я увидела. У Рика двое детей. Больше ничего не знаю. Может, это бред. Может, все это бред, понимаешь? Мы выпили прах летучей мыши, в конце-то концов. Что я могу знать? Я просто говорю то, что видела.
Когда я сказала это, Элли уже наполовину вылезла из машины, и теперь она обернулась, чтобы что-то ответить, но я слегка придавила педаль газа, так что Элли просто закрыла дверь и ушла. По дороге к выезду с парковки я снова расплакалась. Сегодня был плохой день для того, чтобы плакать. Какого черта я вообще на этой неделе пускаю Элли в свою жизнь? Я хотела неделю свободы. Я немного поездила вокруг, чтобы слезы перестали пытаться меня покинуть. Потом я наконец доехала туда, куда хотела, – в главный зал библиотеки. Там я обратилась к библиотекарше и попросила показать мне книги о войне.
– Я изучаю туннели, – объяснила я. – В какой войне рыли туннели?
Библиотекарь пожала плечами:
– Думаю, почти во всех.
– А как насчет Гражданской войны? – спросила я.
Библиотекарь порылась в компьютере и вручила мне распечатку про туннели в Виксберге, Миссисипи, во время Гражданской войны. Потом она отвела меня к шкафам и нашла мне две книги, одну о корейской войне, другую о вьетнамской, и в обеих были туннели. Потом она добавила к этому диск с «Большим побегом» и отправила меня заполнять формуляр. Потом я нашла тихий уголок библиотеки и погрузилась в чтение. Туннели были очень, очень страшной штукой. Они могли осыпаться, в них можно было проникнуть с обеих сторон и загнать людей в ловушку. В них можно было устроить пожар. Я вообще была склонна к беспокойству и легкой клаустрофобии, так что от всего этого мне хотелось написать в штаны. Оставалось надеяться, что мои потомки не унаследуют моих глупых страхов.