Войско Святополка в свой черёд отступало ещё добрую часть ночи, и лишь ближе к утру князь позволил себе и своим людям немного вздремнуть, чтобы набраться сил и на следующий день снова отправиться в путь. Но едва воины пробудились ото сна, как к Святополку подошёл Бурислав Володарский. Он выглядел уставшим и измотанными, помимо длинных кошачьих усов теперь появилась щетина на всём лице, будто бы поляк собирался отрастить бороду.

— Ну что, князь, — молвил он, — здесь наши дороги расходятся. Твой путь лежит на Киев, поспеши, чтобы оказаться там раньше своего брата. Я же возвращаюсь в Польшу.

— Вот, значит, как? — нахмурился Святополк, — оставляешь меня, зная, что Ярослав погонится за мной, а не за тобой. Хочешь спасти свою шкуру, поляк?

— Хочу, — ни грамма не смутившись, отвечал Бурислав, — и людей своих. Я чист перед тобой, Святополк, я дал тебе мудрый совет, ты меня не послушал. Я предложил постепенно окружать позиции врага, но ты сделал по-своему. Это из-за тебя мы оказались в таком положении. Сделай ты по-моему, мы бы победили.

И на этом князь и его полководец разминулись. Святополк теперь спешил в Киев, надеясь там отбиться от младшего брата, Бурислав же пошёл своей дорогой, уже без лишней спешки. Ближе к вечеру поляки стали готовиться к ночлегу, долго выбирали подходящую поляну и, наконец, нашли место, чтобы разбить свои палатки. Бурислав, наконец-то, скинул с ног сапоги и смог прилечь и расслабиться, скрытый от всех палаточной тканью. Пан придался размышлениям о том, что будь он королём или князем, то, пожалуй, его талант полководца не пропал бы даром. Он бы, возможно, и вовсе не знал бы поражений, но коварная судьба других сделал князьями и королями, Бурислав же вынужден был служить им и оттого терпеть поражения и неудачи, как когда-то гениальный карфагенский полководец Ганнибал. Но не успел пан подумать о Ганнибале, как в палатку к нему просунулась чья-то грязная рожа. Какой-то нищий старик, пахнущий козлятиной, остановился в проходе. Стража пана взялась за мечи, но нищий взмолился дрожащим низким голосом:

— Ради Христа, подайте, добрые люди, и я буду молиться за вас и просить у Бога.

— Оставьте его, — молвил Бурислав своим стражникам, — это человек божий.

И с этими словами пан кинул нищему медную монету. Старик благодарно поклонился и отправился дальше. Ни у кого не вызвало вопросов, откуда в этой безлюдной местности взялся попрошайка. С приходим христианства на Русь появились здесь и первые бродяги-миссионеры и юродивые. Среди них порой попадались умнейшие люди, которые могли по памяти цитировать Евангелие и даже читать по-гречески, но при этом вполне осознанно выбирали нелёгкий путь нищеты и бродяжничества. Этот нищий обошёл почти все палатки поляков. Кто-то подал ему хлеба, кто-то не давал ничего, кто-то давал денег. Старик отворачивал подол своей длинной рубахи и накладывал свою добычу туда, из-за чего он вскоре стал похож на неуклюжего, сгорбившегося пингвина. Судя по виду, старик давно он уже жил такой жизнью, и такая жизнь потрепала его, но вера в нём был крепка, это было видно не хуже, чем его грязь и лохмотья. Но вот нищий покинул стан поляков и отправился в расположенный рядом лес. Здесь-то он и наткнулся на викингов.

— Ну что, дедуля, — сказал один из молодых крепких красавцев, — много тебе поляки заплатили? Поделись добычей.

— На, покушай хлебушка, — отвечал старик уже не стариковским, а вполне себе мужским голосом, и высыпал на траву всё, что получил у поляков. Затем он скинул лохмотья, под которыми скрывалась кольчуга, снял с головы парик из козлиной шерсти, отмыл лицо от грязи, и вот перед варягами предстал совсем другой человек. Крепкий, красивый блондин Эймунд.

— Здорово ты их провёл, — улыбались его товарищи.

— Теперь я всё про них знаю, — отвечал Эймунд, — готовьтесь, скоро мы нанесём удар. Бьёрн, дай мне оружие.

Блондин вооружился и теперь был готов к битве. И вот ночью викинги направились за своим вождём, от которого ещё пахло козлятиной. Здесь, в лесу ещё днём они обвязали верхушку дерева и притянули её к земле. В таком положении они закрепили верёвки колышками. Викинги точно рассчитали, в каком месте пан устроил стоянку. С наступлением темноты скандинавы тихо, словно мыши, перебили караульных и прокрались в лагерь врага. Здесь они направились прямиком к палатке пана. Эймунд узнал её в темноте. К этой палатке и ко многим другим прикрепили верёвки, другим концом привязали их к дереву, пригнутому верхушкой к земле. По сигналу викинги обрубили верёвки, держащие дерево у земли, верхушка резко распрямилась и сорвала с земли все установленные палатки, отчего в миг потухли горящие внутри них огни. Викинги тут же в темноте набросились на полусонного врага и начали страшную резню. Пока поляки опомнились, часть их войска была перебита, а пан захвачен в плен. В итоге воины бросились отступать, хоть числом они ещё превосходили врага. Но викинги не стали их преследовать, ведь то, что им было нужно, они уже получили — богатую добычу и польского полководца.

— Что будем делать с паном? — спросил Бьёрн.

— Ярослав сказал, что ему всё равно, — отвечал Эймунд.

Конечно, князь хотел, чтобы викинги остались с ним и погнались за его братом, но и мешать им он не стал, прислушался к совету Рагнара о том, что отпускать Володарского не стоит.

— Прикажешь убить его или взять живым? — спрашивал тогда Эймунд. Пожалуй, за живого заложника можно было бы взять большую сумму денег. Ярослав понимал это, поэтому ответил так:

— Ничего из этого я вам велеть не буду, но если кто-то его убьёт, то того я не буду порицать.

И вот пан Володарский был схвачен, он был обезоружен и даже босый, без сапог.

— Что вам ещё нужно от меня? — спрашивал при тусклом свете фонаря взволнованный Бурислав, — вы победили, вы забрали у нас всё.

— Ещё не всё, — ухмылялся Эймунд, — лучшая награда для викинга — это голова поверженного врага.

Бурислав побледнел, это видно было даже во мраке ночи. Бьёрн взялся за свою перепачканную в крови, как топор мясника, секиру.

— Ну нет, это не закончится вот так, — произнёс Бурислав, когда двое крепких молодцов схватили его за руки и поставили на колени, — передайте своему князю, что наша битва не окончена. Мы будем драться вечно. Будьте вы прокляты, сукины дети, вы не победили меня.

Бурислав грозно ругался и проклинал своих врагов, пока тяжёлое лезвие не прервало его на полуслове, разрубив его крепкую шею. Бьёрн отсёк ему голову одним ударом. Затем он поднял с земли отрубленную голову несчастного вождя, у которого и сейчас ещё нервно дёргался глаз.

— Не печалься, великий вождь, — вымолвил Эймунд, — мы подарили тебе быструю смерть, а наша слава увековечит и твоё имя.

Затем он сам взял за волосы буйную голову своего врага и спрятал её в маленький мешок. Нужно было показать её князю.

— Этого не может быть, — твердил Илья Муромец, вглядываясь в лицо Ратмира-Змея. Это лицо было до боли ему знакомо, его невозможно было забыть. Илья с трудом сдержался, чтобы не высказать своё удивление на людях. Но когда он, Добрыня и Ратмир уединились для беседы, воевода не стал сдерживаться.

— Это ведь был ты, — молвил Илья, — я узнал тебя, калика перехожий. Ты пришёл ко мне в дом в виде слепого бродяги. Ты попросил у меня воды, хоть я и не мог тебе её дать, я не мог ходить. И ты это видел, ты не был слепым. А я тебе поверил и на костылях спустился с печки. А потом….

— А потом твоя жизнь навсегда изменилась, — продолжил за него Ратмир, — я бродил по земле, претворяясь слепым перехожим каликой. Так мне легче было находить моих врагов в чародейском мире. Никто не заподозрит в слепом и немощном бродяге могучего Змея Горыныча. Как оказалось, я хороший актёр.

— Постой-ка, — заговорил растерявшийся Добрыня, — ты хочешь сказать, что это ты исцелил Илью? На Руси все считают, что это божье чудо, благодать, а оказывается, этот просто чары, жест доброй воли от трёхголовой ящерицы.