Верую Пускай зима, снега, морозы, На озере – метровый лёд, Звучат печальные прогнозы Да иностранные угрозы, Но – Китеж всё-таки всплывёт. Нам слали столько похоронок За все прошедшие века! Писали – при смерти ребёнок, А слой озоновый так тонок! Гуд бай, Россия. Всё. Пока. Нам запрещали то и это, Учили по-чужому жить, Давали ложные советы, Ссылаясь на «авторитеты»: Нет, нет, не сможет Китеж всплыть. Из-за границы привозили Паскуднейших профессоров И те нам головы дурили, Мол, миф о Китеже сложили Агенты вражеских штабов. Нам географию меняли, За бред платили гонорар, Пожар бензином заливали, Из книг страницы вырывали, Где было слово Светлояр. Нам говорили: «Глуповатый И простоватый вы народ. Для вас всё кончено, ребята, Прошли вы точку невозврата». …Нет, Китеж всё-таки всплывёт! Ниночка, помнишь?
Березняк, и сосняк, и осинник, И речушки скрипичный изгиб; Натюрморт завершает в корзине Крупный белый ядрёнейший гриб. Шелест леса, по-русски певучий… Всё настолько прекрасно вокруг, Что нельзя ни насколько улучшить Даже силой божественных рук. Но – нашлось добавленье к картине Безупречной, к осенним полям: Вот сейчас бы да в дымчатой сини Надо мною лететь журавлям. Так я думал – и стало мне стыдно: Впрямь старуха из пушкинских строк — Всё мне мало и всё мне завидно, Всё-то мне недовешивал Бог. Мы, славянские поэты Славянский мир – не ширь-широко поле, Не лес да степь и не за далью даль. Славянский мир – поболе, ох поболе: От речки Радость до горы Печаль. Нам в левый бок упёрлись алеуты, Нам в правый бок упёрлась немчура, И наши полвсемирные маршруты — Всего лишь тропки заднего двора. Вот так однажды друг мой черногорец что надоел ему Ядран, И речками приплыл, минуя море, Ко мне на Ледовитый океан. У нас ведь что ни день – сплошные сказки, Нигде подобных сказок больше нет… А помнишь юность в Чехах, стара ласка?.. Но умолчим, не выдадим секрет. А как забудешь чары польской пани, Балтийский ветер в кудрях золотых, И белорусский лес, и синий снег, и сани, И голубой платок, и белый стих. Да, белый стих. Не только, впрочем, белый. Но всё равно – такое волшебство! Славянский стих соединит пределы И выявит всё наше существо. В мильонный раз докажет: не бывать нам, Ни Западом, ни Югом не бывать, И как бы ни ершились мы, но – братья И друг от друга нам не убежать. Полмира мы. Да где ещё видали Такое солнце вы? Нигде такого нет. И наши дали, дали, дали, дали — От моря Бедствий до горы Побед. Перекличка с чешским собратом по перу Счастливый человек Мне с самого начала повезло — родился в Хомутове я, не в Хиросиме, и в школу я ходил в Стреконицах, а не в бандитском Бронксе. И дальше мне, ей-богу, всё фартило. Призвали в армию — и я служил на Эльбе, в Костельце, а не в Чечне. А разве не везенье, что не в Чернобыле детишки родились, а во Влашиме? И, слава Богу, не было меня в Нью-Орлеане, когда свирепый ураган «Катрина» всё там порушил, а был я в мирном чешском Фриделанте… Теперь вы поняли, надеюсь, насколько я счастливый человек? Вариация на тему Йиржи Жачека Какое счастье, что родился я в России, Тем более, на Матушке-Москве, И на чистейшем русском языке Над колыбелькою слова произносили. Заметьте – без каких-нибудь акцентов (Потом так трудно вытравить акцент; Страдает этим не один «интеллигент», Особенно из клана диссидентов.) Какое счастье то, что бабушка читала Всё больше Пушкина, и в голову мою Она вливала чистую струю И хармсами её не засоряла. Мне повезло: я рос не на Канарских Вечнозелёных скучных островах, Во злате осени я рос, в снегах, в цветах — У нас в России климат щедр по-царски. А ведь могло бы выпасть мне родиться Не в центре мира, а сам чёрт не знает где: В Йокнопатофе, например, в Кабо-Верде, В Стамбуле, в Эльдорадо или в Ницце. Я б там не знал, что надо за обедом Три раза стопочку груздочком закусить, И за опятами на вырубку сходить, А про пирог с черёмухой не ведал. И я б, наверно, равнодушным оставался, Когда при мне туристы вдруг заговорят Про Патриаршие Пруды и Летний Сад, И хором Пятницкого я б не восхищался… Тогда и Блока я читал бы в переводах, А уж Есенина совсем не смог понять: Ведь листопада золотую благодать Считал бы я простым «явлением природы»… Во многом я б, наверно, заблуждался; Подумать страшно, но могло ж быть так: Будь я вьетнамцем, я бы ел собак, Будь иудеем – я бы кошек не касался. Но, слава, Богу, нет! Судьба меня хранила, Крещён и венчан и прописан был в Москве, И никогда зверьё не бил по голове: Так нянечка, Есенина не знавшая, учила. |
