Василь оглядел небо и сказал:

— Пора бы нам и домой, Юлия Павловна. Видите, дождь собирается. На Иван-Купалу всегда дождь.

Тучи и в самом деле собирались немалые. Кучерявые, буйные, готовые пролиться дождем, разразиться веселой июньской грозой. В любое другое время Василь не отказал бы себе в удовольствии поплавать под дождем, полюбоваться молниями, сидя на бережку, под лодкой. Но с ним была барышня, а ей не след повторять деревенские забавы. Поэтому молодые люди направились в сторону усадьбы.

Сумерки были душистыми, как самые лучшие духи. Душистыми и жаркими. Природа затаилась, ожидая дождя. Юлия Павловна и Василь шли по тропинке через лес, держась за руки. Василь беспокоился, чтобы барышня не споткнулась. Девушка спотыкаться не собиралась, но руки не отнимала. Ей было хорошо и покойно, чего нельзя было сказать про Василя. Хмель давал о себе знать. В голове дурманилось, кровь разгоралась. Он все сильнее сжимал пальцы и поглядывал на девушку из-под ресниц.

Возле того места, где они купались, на них упали первые дождевые капли. Юлия Павловна засмеялась, прикрывая шалью голову, и приготовилась припустить до дома, но Василь вдруг остановился.

— Не успеем до дождя, — сказал он. — Переждем здесь, летняя гроза быстрая.

Не выпуская руку барышни, он нырнул под иву, росшую над самым обрывом. Дерево было низким, окруженным такими же ивами, поэтому под ним можно было спокойно стоять под самым сильным дождем, не боясь промокнуть. Василь лукавил. И Юлия Павловна, и тем более он могли бы добежать по усадьбы, редкие капли им бы не повредили. Но слишком уж быстро кончался праздник, Василь еще не готов был отдать прекрасную хозяйку Даше.

— Чуть-чуть постоим, — сказал он. — Посмотрите, как чудно здесь.

Юлия Павловна кивнула, задумчиво перебирая косу. Говорить никому не хотелось, молодые люди стояли рядом, чуть соприкасаясь плечами. Юлия Павловна смотрела на реку, Василь смотрел на Юлию Павловну.

Капли дождя забарабанили по речной поверхности. Они летели все быстрее, быстрее, и, наконец, обрушились сплошным водяным потоком.

— Смотрите, как забавно капли падают в реку — каждая капелька подскакивает в воронке, будто маленькая жемчужинка, — сказал Василь.

— И в самом деле, очень красиво! — восхитилась Юлия Павловна.

От реки тянуло прохладой, поэтому Юлия Павловна инстинктивно придвинулась поближе к Василю. Он закутал ее в шаль и так и оставил руки сцепленными кольцом вокруг нее. Барышня этого даже не заметила, поглощенная величественным зрелищем.

Раскаты грома становились всё грознее и ближе.

— А знаете, как подгадать, далеко ли от нас гроза? Когда увидите вспышку молнии, начинайте считать. Вот так… один… два… три… четыре…

Василь досчитал до пятнадцати, когда раскаты грома дробно прокатились в поднебесье.

— Это значит, что гроза за пятнадцать верст от нас.

— Вы такой умный, Вася! — восхитилась Юлия Павловна. — Откуда вы всё знаете?!

Василь был польщен и доволен, как кот, дорвавшийся до сметаны.

— Отец научил, — сказал он, стараясь говорить спокойно, хотя все в нем трепетало и пело от бушующей вокруг стихии, от молодого нежного тела, которое он держал в объятиях. — Слышите, как капли стучат по листьям?

— Да, Вася… Как хрустальные колокольчики…

Постепенно гроза прошла на восток. Лес, омытый дождем, таинственно зашумел. От реки полосами поднимался туман. Он был похож на раскатанное полотно, которое держат за два конца на весу, и его колышет ветром. Юлия Павловна подумала, что это самое красивое и величественное зрелище, какое только может быть на свете. И еще она подумала, что по такому полотну-туману, где-нибудь во Франции, бегают феи и эльфы. А кто в России по нему бегает?

Она повернула к Василю сияющее лицо, желая говорить, но промолчала. Глаза ее затуманились, Василь не удержался и крепко поцеловал девушку. Сначала в щеку, потом в уголок рта. На большее сразу не осмелился. Барышня замерла, задышав часто-часто.

А Василь опьянел от собственной смелости и от сладости ее губ. Какое волшебное, удивительное чувство!

— Вася… — голос барышни сорвался. — Что вы делаете?..

Глаза ее стали большими, как два блюдечка.

— Не бойтесь, барышня, не трону, — прошептал Василь внезапно охрипшим голосом.

Юлия Павловна приоткрыла пунцовые губки, и Василь испугался. Сейчас она прикрикнет на него. Чтобы знал место. Чтобы не касался грязными, проклятыми руками. Чтобы сгинул прочь с прекрасных глаз.

Опережая гнев хозяйки, он подался вперед, сжал в ладонях ее щеки и поцеловал прямо в алый нежный рот. Поцеловал крепко, так, что она задохнулась. Штаны его, пониже живота, уже бугрились от напора страсти, а самого колотило, как в лихорадке, и кровь — молодая, южная — бежала по венам всё быстрее и быстрее.

Юлия Павловна слабо всхлипнула, и он прекратил поцелуй, но руки не убрал, так и держал её лицо в ладонях. Барышня молчала. Она не вырывалась и не протестовала, но сердце билось, как у бельчонка — быстро и часто. Несколько секунд они стояли у ивы, забыв обо всем в мире. Потом Юлия Павловна осторожно отступила на шаг, прижавшись спиной к стволу. Василю почудилось, что сейчас она упадет в обморок, но больше он ничего не успел сделать, потому что до них донесся гневный голос Даши:

— Ах ты, ирод! Что же до дождя барышню мою бриллиантовую до дому не довел?! — и горничная набросилась на парня едва не с кулаками. — Смотри, ножки промочила, бедная! Простудится, не дай Бог, я тебя, басурманина, в Сибирь отправлю!

Выкрикивая это, Даша укутала Юлию Павловну в плащ-дождевик из рогожки, накинула на головку шаль и раскрыла зонтик, чтобы защитить от дождя.

— Ну-ка, быстро, до дому, до дому!

От ее глаз не укрылось, что Юлия Павловна двигалась, как сомнамбула, пряча лицо под капюшоном. Даша приписала это усталости барышни и еще больше рассердилась на артиста, наградив его хорошим тумаком в ребра.

— За каждую кашлюшку ответишь! Понял?! Дуй на кухню и вели самовар разогревать! Ну?! Что застыл? Умер, что ли?!

Василь бросился стремглав по тропинке к усадьбе. Дождь почти прекратился и редкие капли не могли остудить горящих щек. Мысли метались, как в лихорадке. Поцеловал! Поцеловал! И она ответила на поцелуй! Кажется, ответила… А ответила ли?.. Сердце сжалось от страха. Вдруг он все придумал? И ей не понравилось? Вдруг ей было противно? Она — московская барышня, а он — грязный крепостной… И осмелился на такое…

К усадьбе Василь подбежал сам не свой, перепугав девок, которые прятались от дождя в кухне. Девок было мало — три, не то четыре. Остальные, видно, шлялись по лесам в поисках папоротника или гадали на венках.

Только с третьего раза Василь смог объяснить стряпухе, что от нее требовалось. Ворча и кляня заполошного парня, на чем свет стоит, она разогрела самовар, налила свежих сливок в молочник и предложила:

— Сам-то хлебни, согрейся. Вымок весь, как мышь.

Василь посмотрел на нее безумными глазами, что-то ответил, сам не понимая, на каком языке говорит.

Кухарка пощупала ему лоб:

— Ты в себе ли? Не понимаю я твоей басурманской болтовни.

Василь махнул рукой и помчался вон из кухни и из барского дома, желая и боясь встречи с барышней. Спрятавшись в излюбленном месте — за амбаром, он удостоверился, что Даша благополучно довела барышню до дома, дождался, пока погас свет в дорогом окне, а потом проскользнул в людскую. Там было занято всего две или три койки, крепостные продолжали праздновать, несмотря на дождь.

Слышалось ровное дыхание спящей Алевтины, и остальные спали, но не успел Василь присесть на кровать, как с женской половины тихо выплыла тоненькая фигурка. Василь не сразу её узнал, потому что на сей раз темноволосую голову не прикрывал белый платок, но узнав — совсем не обрадовался. Агаша. Привела же нелегкая.

Она встала у занавески, сцепив на животе руки и даже в темноте было видно, как блестят её глаза. Огромные глаза, размером с куриные яйца, наверное. Василь повернулся к ней спиной, обозвав про себя пугалом, стянул рубашку, скинул сапоги и прямо в штанах рухнул в постель, укрывшись с головой. Ему не терпелось скорее остаться наедине со своими мыслями и пережить еще раз в мечтах сладостные минуты.