— В какой тональности? — спросила она.

— Ля минор, пожалуйста. Начинайте в первой октаве, с «фа».

— Не высоковато? — она лукаво прищурилась.

Василь только ухмыльнулся.

Она отбила такт и заиграла. Василь пожирал ее глазами, пользуясь тем, что барышня этого не замечала. Она казалась ему прекрасней ангела. И она играла, как ангел. Он сделал вздох и запел.

Высокий серебряный голос наполнил гостиную от пола до потолка. Василь пел тихо, как наяву представляя розовато-сиреневую поверхность реки, подернутую утренней дымкой тумана. Отец любил Волгу. Каждое лето они ездили по реке. Василь хорошо помнил это время. Как раз в июле и плавали. Обычно такие воспоминания причиняли боль, но сегодня он подумал об этом лишь с легкой грустью. Подумал, и забыл. Потому что перед ним был ангел во плоти. А кто станет грустить, когда видит ангела?

Молодые люди не заметили, как под окна гостиной стали потихоньку собираться люди. В основном, артисты, но подходили и дворовые, прячась за постройками и делая вид, что заняты делом.

Алевтина, которую вел под руку Евлампий, блаженно прикрыла глаза.

— Ну и талантище у нашего Васи, — сказала она. — А на рояле-то кто играет?

Евлампий вытянул шею, заглядывая под занавеску.

— Барышня музицируют, — сказал он благоговейно.

— Тоже талант, — кивнула Алевтина. — Давай-ка, старичок, мы с тобой тут посидим, послушаем.

Евлампий согласился, усаживая Алевтину на завалинку, и пристраиваясь рядом.

— Грех такое не послушать. Прямо, как ангел поет. Ух, и голос!

Песня кончилась, и крепостные артисты услышали звонкий смех в гостиной. Молодые люди оживленно переговаривались и даже заспорили.

Разговор шел о народных песнях. Юлии Павловне хотелось подбирать аккомпанемент как в вальсе — тон и аккорды, а Василь настаивал на арпеджио.

— Да вы сами посмотрите, так и проще, и красивее, — уговаривал он. — Народная музыка — она хороша в своей простоте. Не надо ее утяжелять. Аккорды оставьте для салона, а здесь мелодия должна быть и в правой и в левой руке. Дайте покажу!

Он подтащил стул и сел слева от Юлии Павловны.

— Вы ведите мелодию, а я аккомпанирую.

— Что будем играть? — спросила Юлия Павловна, морща носик от усердия.

— «Лучинушку» знаете?

— Знаю.

— Начинайте в ля-миноре.

Барышня засмеялась.

— Нет, нет, не высоко будет, — улыбнулся ей Василь. Что за чудо барышня! Ему было с ней так легко, как будто они знакомы с детства. Да что там, знают друг друга целую вечность!

Юлия Павловна начала мелодию, и Василь подхватил песню. Пальцы его плавно заскользили по клавишам, выводя свою партию. Девушка восхищенно ахнула.

— Вот видите, как красиво? Теперь сами попробуйте.

Юлия Павловна повторила аккомпанемент, как он показал, случайно задев его руку. Пальчики у нее были прохладными, но их прикосновение обожгло Василя огнем. Он поспешно встал, и отошел за рояль, к окну, чтобы не искушаться бесплодными мечтаниями. Попытка тщетная, потому что с того места, где он стоял, барышня была видна ему еще лучше — во всей своей пепельно-белоснежной красоте.

Василь спел «Лучинушку» и еще несколько песен, а Юлия Павловна аккомпанировала. Ей тоже хотелось запеть, но она стеснялась.

— Вы прекрасная музыкантша, — похвалил Василь, когда девушка в очередной раз убрала руки с клавиатуры. — Тонко чувствуете и музыку, и инструмент…

— Как же могло получиться иначе? — засмеялась Юлия Павловна. — Столько лет один лишь рояль был мне верным другом.

— Не верю, что больше никого не было. У московских барышень много подруг, они ездят в театры, на модные выставки, на прогулки, бывают на балах… Вы, верно, прелестно танцуете?

Юлия Павловна покраснела так отчаянно, что даже уши у нее стали малиновыми.

— Знаете, Вася, — почти прошептала она. — И подруг у меня вовсе нет, и на балах я ни разу не была, и танцевать совсем не умею…

— Да не поверю!

— Правда-правда…

— А хотите, научу?

— Танцам?

— Танцам.

— А вы и это знаете?

— Ну, модные — вряд ли, но вальс, и кадриль, и галоп, и полонез, и мазурку — все могу.

Розовый ротик Юлии Павловны приоткрылся, она смотрела на Василя такими глазами, будто он признался ей, что умеет летать.

— Разве бывает столько танцев?! — прошептала она.

— И! Разве это много? Это только те, что танцуют на балах. А есть еще наши, русские. И «барыня», и «семеновна», и перепляс, и ленок, и веселуха, и топотуха… да все разве упомнишь! Но вы этого не сможете, в русских танцах сила нужна, а вы такая маленькая, легкая… Французскую кадриль — вполне. Так вот, французская кадриль, — Василь одернул рубаху, картинно пригладил кудри и прошел на середину комнаты особой походкой, пристукивая каблуками при каждом шаге, — она самая красивая, но и самая сложная. Сейчас танцуют на английский манер, это когда скользят бесшумно, как тени. Но англичане — они все малохольные, поэтому и танцуют так. А во французской кадрили надо громко стучать каблуками, мне это больше нравится, похоже на русскую пляску.

Он слегка согнул колени и вдруг выбил оглушительную дробь по паркету. Юлия Павловна восхищенно ахнула и захлопала в ладоши.

— Идите сюда, — робея, позвал Василь. — Я покажу…Смотрите, мы делаем два скользящих шага вправо… это называется шассе… Вы левой ручкой упираетесь в бочок, а правой держите партнера за руку и стоите с ним бок о бок…

Урок танцев перешел в динамичную пляску, Юлия Павловна только и могла, что смеяться. Ее смешили названия фигур кадрили — «панталоны» или «курица». В самом танце, однако, ничего смешного не было. Василь рассказал, как танцуют кадриль вчетвером и ввосьмером, объяснил, как передвигаются дамы, как они меняют кавалеров. Слушая его, Юлия Павловна открывала для себя новый мир, о котором всего неделю назад и не подозревала. В руках Василя ей было легко и покойно. Она интуитивно угадывала его движения, а Василь вел уверенно, напевая при этом французское поппури. Песенка была про красотку Жюли. Он переделал ее на русский лад: «Сижу ли я, брожу ли я — все Юлия, да Юлия. Смеюсь ли я, грущу ли я — все Юлия, да Юлия и т. д.».

Они кружились по комнате, тесно сплетя руки. Голова барышни едва не лежала на груди Василя, а он, не отрываясь, смотрел на ее смеющиеся губы.

— Что-то вы разыгрались, касатики, — прогремел от порога голос.

Молодые люди испуганно оглянулись, как будто застигнутые на краже воришки. Даша стояла в дверях и грозно хмурила брови. Юлия Павловна подлетела к ней, ластясь к плечу:

— Ты, Дашенька, не подумай ничего страшного! Мы учились танцевать кадриль! Это так весело! Хочешь посмотреть?

— Насмотрелась уже, — грубовато сказала Даша, оттесняя барышню в сторону спаленки. — Хватит резвиться, надо переодеться к столу. Ужин у меня готов. А ты, артист, в людскую шуруй.

Василь помедлил на пороге:

— Когда придти можно?

Юлия Павловна радостно оглянулась:

— Да когда вам угодно, Вася! Я всегда…

Даша подтолкнула барышню чуть сильнее, и та пулей вылетела из гостиной, весело взвизгнув. Горничная прикрыла за ней двери и хмуро посмотрела на Василя:

— На крыльце подожди, поговорить надо.

Василь, еле передвигая ноги от недоброго предчувствия, вышел из усадьбы и сел на ступенях. Что там Дашка сказать хочет? Наверное, скажет: шел бы ты, паря… И к барышне ни на полшага… Чтобы ни взгляда… Чтобы ни полвздоха…

Спустя четверть часа, показавшихся ему бесконечными, показалась горничная. Василь подскочил, но она усадила его, взяв за плечо, и устроилась рядом.

— Вот что, паря, — она доверительно ткнула его в бок. — Дело у меня к тебе есть.

Василь поглядел исподлобья.

— Мы тут все лето пробудем. Будешь барышню везде водить, на лодке катать. Развлекай, как хочешь, чтобы была она у меня здоровенькая и счастливая, как вот сегодня. Вишь, как ты ей нравишься, прямо расцвела вся. Весело ей с тобой.

Парень с присвистом втянул воздух, потому что дышать мгновенно стало нечем. Нравится! Он — ей — нравится!