— Даша меня научила.

— Даша? Ваша горничная?

— Она меня лет с пяти растила. Она только русский знает, — Юлия Павловна снова засмеялась.

Василь вдруг почувствовал необыкновенную легкость. Он тоже засмеялся, обнажив ровные, белоснежные зубы. Смех зазвучал радостно, чему он и сам удивился. Он давно уже так не смеялся. Да что там, он уже давно не смеялся. Считай, полтора года прошло. Но теперь это казалось не важным. Он заметил, как Юлия Павловна вдруг вспыхнула и смутилась, склонив голову и затеребив складки платья, но не понял причины.

— А почему вы сюда редко приезжаете? — спросил он торопливо, испугавшись, что сейчас ангел прогонит его. — Вам не нравится в деревне?

Юлия Павловна воспротивилась:

— Нет, что вы! Здесь так чудесно!.. Просто я из Москвы надолго никуда не отлучаюсь, хотя не люблю город. Опекун боится, что дорога пагубно отразится на моем здоровье, к тому же, хорошие врачи — только в Москве. Говорят, я больна чем-то, а чем — неизвестно. Поэтому почти все время дома, даже в сад выходить разрешают редко. Сегодня Дашенька принесла мне земляники! Очень вкусно! — глаза Юлии Павловны мечтательно засияли. — Я и не представляла, что это такая прелесть! Совсем не то, что варенье!

— А хотите еще земляники? — предложил вдруг Василь.

— Хочу! — она так горячо закивала, что он рассмеялся.

— Тогда пойдемте! Я знаю, где она растет!

— Да! Да! Пойдемте! — ее маленькая рука как-то незаметно оказалась в его руке, и молодые люди резво сбежали со ступенек беседки. Шаль упала с плеч Юлии Павловны и осталась лежать на скамейке, рядом с забытой книгой.

— Там, за садом, есть луг, — рассказывал на ходу Василь. — Деревенские туда не ходят, потому что луг для покоса. Но вам-то можно. Земляники — хоть корзинами носи.

Юлия Павловна вдруг остановилась.

— Даша не велела никуда ходить… — сказала она, запинаясь.

Василь почувствовал панический страх. Сейчас она передумает! Скорей, скорей, уговорить, увести! Еще хоть немного побыть рядом!

— Нет, нет! Никто и не заметит! Здесь недалеко…

Она колебалась.

— Никто и не заметит, что вы на пять минуток ушли. А земляника в этом году сла-а-дкая… — коварно начал Василь.

Юлия Павловна сдалась.

Василь вел ее под тенью лип, украдкой любуясь, как играют солнечные блики на милом личике.

Молодые люди прошли аллеей, потом вышли к покосным лугам. Луг был загорожен от коров — вокруг тянулся забор из жердей, положенных горизонтально на столбики, по две на пролет.

Василь легко перемахнул через него, опершись рукой. Юлия Павловна замешкалась.

— Пролезайте между жердей, — посоветовал Василь. — Наклонитесь, потом перебросьте одну ножку… Вот так! Осторожнее, головой не ударьтесь! Теперь другую ножку вытаскивайте…

Он помог справиться с пышными юбками, и вскоре Юлия Павловна благополучно оказалась на лугу. Василь пригласил ее присесть на корточки и развел руками траву.

Прямо у их ног алели красные ягоды, источавшие тонкий, райский аромат.

— Как много! — воскликнула барышня совсем по-детски.

— Не собирайте сами, — сказал Василь. — Ручки запачкаете. Лучше я.

Юлия Павловна с улыбкой смотрела, как он собирает в горсть ягоды, попутно рассказывая, что на солнце ягоды помельче, но слаще, а в тени они крупнее, но с кислинкой. Потом они отошли в тень деревьев, и Василь постелил на траву пиджак, чтобы Юлия Павловна могла сесть. Он помог ей расправить подол платья, и сам сел рядом в траву, протягивая пригоршню ягод.

— Не побрезгуйте, барышня…

Юлия Павловна взяла одну ягодку и положила в рот. Василь успел заметить розовый язычок, мелькнувший, как кошачий. Она на секунду опустила ресницы, потом улыбнулась.

В этот момент ангел перестал быть небожителем и обрел земную ипостась. Перед Василем была девушка. Такая же, как и он — из плоти и крови. Страшно захотелось поцеловать ее, даже губы зачесались. Он засвистел что-то, пытаясь унять возбуждение.

Юлия Павловна и не догадывалась об охвативших его чувствах. Она кушала землянику, и когда касалась его ладони пальцами, Василь вздрагивал, постукивая незаметно свободной рукой по земле, чтобы хоть как-то отвлечься от непристойных мыслей, которые роились в голове.

— Как хорошо здесь, — сказала Юлия Павловна, оглядываясь.

— Хорошо, — согласился Василь.

Солнце начало припекать, Василь набрал еще ягод, ссыпав их в лист лопуха, и принес девушке. Потом пробежался по лугу, срывая цветы. Он набрал целую охапку незабудок, гвоздик, луговой герани, кашки, ромашек и принес букет Юлии Павловне. Положив цветы ей на колени, сел рядом, упиваясь исходившим от нее ароматом — тем самым, незнакомым, чуть горьковатым. Барышня с восторгом осматривала букет.

«Если поднесет к лицу, значит… поцелую», — загадал Василь.

— Какая красота! — Юлия Павловна осторожно, словно услышав его мысли, положила букет на траву рядом с собой. Василь выдохнул.

— Бывает ли что-то лучше? — спросила у него Юлия Павловна, отправляя в рот еще одну ягодку.

«Бывает», — едва не брякнул Василь, но на самом деле небрежно сказал:

— Это что, вот сколько земляники в бору… А еще скоро черника в силу пойдет… пока-то ее еще не очень много…

— Черника?! — Юлия Павловна невольно облизнула губки.

— Хотите черники? — продолжал соблазнять Василь.

Она кивнула, потом задумалась и сказала нехотя:

— Дашенька будет искать. Вернемся, Вася.

Дорога обратно прошла в унылом молчанье. Не успели они дойти до беседки, как навстречу им, подобно бесу из преисподней, вылетела Даша. На горничную было страшно смотреть. Волосы ее, обычно гладко причесанные и напомаженные, сейчас висели неряшливыми прядками, а лицо было красным, как бурак.

— Ах ты, ирод! — накинулась Даша на Василя. — Чего удумал! Куда барышню увел, проклятый!

Юлия Павловна проворно обняла няньку за шею:

— Дашенька, ну что же ты! Ругаться-то зачем? Он меня земляникой угощал, и цветы собрал. Смотри, какие!

Она протянула букет, щебеча, как птичка, и Даша немного смягчилась. Складка между бровей разгладилась, но на Василя все же горничная посмотрела грозно:

— Пошел вон, чтоб духу не было!

Василь поклонился и поспешил уйти. Стремглав пробежав до речки, он разделся и прыгнул в ледяную воду. Надо было остудить жар, начинающийся в теле.

Даша искоса поглядывала на весело болтавшую Юлию Павловну. Никогда еще Даша не видела воспитанницу такой веселой, румяной, оживленной. После проулки та выглядела не изможденной, как обычно, а просто уставшей. Щеки горели, как рязанские яблочки, глаза блестели. Даша что-то мысленно прикидывала, посматривая на нее.

— И земляникой кормил? — спрашивала она невинно.

— Да! Дашенька, как вкусно было! Завтра еще туда сходим? А скоро и черника поспеет. Черники тоже хочу!

— Сходим, сходим, — проворчала Даша. — Хороший, значит, парень?

— Ой, Дашенька! Мало того, что поет, как соловей, еще и образованный такой — по-французски говорит, представляешь?

— Да уж, слишком он образованный, как я погляжу.

Юлия Павловна не поняла и продолжала восторженно описывать утреннюю прогулку.

Между делом, Даша выставляла на стол перед барышней второй завтрак: густую сметану, творог, приправленный медом и раздавленной малиной, блинчики с икрой и соленой рубленой рыбой, свежайших карасей, запеченных в сметане. Юлия Павловна, продолжая болтать, с удовольствием принялась за еду.

Первыми исчезли два карасика, потом блинчики, потом сладкий творог и сметанка.

— Ох, хорошо, — удовлетворенно сказала Юлия Павловна, промокая губы салфеткой. — Пойду посплю, Дашенька…

— Идите, барышня, самое время-то вздремнуть.

Даша быстренько раздела Юлию Павловну и уложила в пахнущие лавандой простыни. Присев в кресло возле постели, она с умилением смотрела, как подопечная засыпает, сложив ладони под щеку, совсем, как в детстве.

Взяв вязанье, горничная пристроилась рядом, задернув над кроватью Юлии Павловны кружевной полог, чтобы не беспокоили мухи. Прошло около двух часов, когда барышня глубоко вздохнула и потянулась. Даша тут же подскочила и помогла ей подняться.