В апреле 2009-го Семен Букчин начал свой блог в Живом Журнале. По этому поводу Александр Федута написал в своем блоге: «Появился новый блоггер – Семен Букчин. Прошу любить и жаловать немолодого зануду. Человек интересный. Прямой потомок (по таланту) Власа Михайловича Д-ча».
Начало 1990-х многим, вероятно, запомнилось как романтическое время, принесшее ощущение «крыльев за спиной»…
Семен Букчин: Вы правы абсолютно, когда говорите, что это было время и надежд и, я считаю, расцвета белорусской журналистики. Понимаете, неожиданно появились новые фигуры… Другая генерация… Вот я заходил в редакцию «Белорусской деловой газеты» и встречал этих аккуратных, прилично одетых мальчиков, при галстуках… Они писали сначала «USD», а потом ставили цифру. Меня это очень смешило, потому что я писал просто – «120 долларов» и все. Но у них появился свой жаргон. Они знали английский, некоторые по два языка. Появился немножко такой европейский лоск. Понимаете? Чуть-чуть. То есть, я увидел, что стало возникать новое поколение. Да, они, как мне казалось, мало читали, в плане общей культуры были не очень… Но мы – другое поколение. Зато у них был свой приличный компьютерный, языковой уровень. Появились интересные люди в области экономического анализа, чем я совершенно не владел (я больше публицист литературного склада). Мне было интересно читать, как эти мальчики и девочки писали экономическую аналитику и выказывали при этом немалые познания. В общем, это была уже новая журналистика. Выяснилось, что если народу дать свободу, то, как грибочки после дождя, какие-то начинают возникать новые явления. Понимаете? И была какая-то конкуренция. Середич с такой народно-популистской газетой «Народная воля» свою нишу занял. И Марцев, помимо издания «БДГ», задумал такой лихой бульварный листок, как «Имя», который тоже обрел свою аудиторию. В слово «бульварный» я не вкладываю обязательно отрицательный смысл, потому что немецкая газета «Бильд», которую я люблю читать, – это бульварная газета, так же как и английская «Сан». Но это такая классная журналистика. Так что бульварность, желтизна – это не всегда знак минус. И ее следует отличать от убогости…
А как Ваша профессиональная жизнь складывалась в это время?
С. Б.: Время было такое – все заговорили… А я еще с детства был говорун. Литературный мальчик, начитанный, говорливый. Ну а если вспомнить о конце 80-х – начале 90-х годов, то кто я был? Старший научный сотрудник Института литературы Академии Наук БССР, кандидат филологических наук. Шефом моим был очень известный писатель, критик, публицист Алесь Адамович. Александр Михайлович Адамович, покойный ныне. Мой старший друг, об уходе которого душа плачет до сих пор. Очень мне его не хватает. Ну и сам он был большим другом Василя Быкова. Через него я, собственно, и Василя Владимировича неплохо знал. Я занимался научной работой в секторе взаимосвязей литератур, отвечал за такую тему, как русско-белорусские литературные связи. И одновременно много занимался литературной критикой. И тут пришла перестройка. Можно было начать высказывать ся… Я совершенно неожиданно для себя выступил в партийной газете «Советская Белоруссия». Написал статью под названием «Перестройка – наша судьба», в которой рассказал, среди прочего, о безграмотных академиках. Я долгие годы был ответственным секретарем журнала «Вести Академии Наук» и видел, какую чушь несли порой в своих статьях и членкоры, академики. Бред малограмотных людей… Потом связался с газетой «Знамя юности». Это была интереснейшая и смелая молодежная газета. Не тот жалкий листок, который сейчас выходит. Там работали хорошие журналисты. И я стал публицистом «Знамени юности» перестроечных времен – это самый конец 80-х. Выступил и с громкой статьей в дни путча. Ка кие-то злободневно прозвучавшие тогда вещи опубликовал из истории русской журналистики, в том числе принадлежавшие перу Власа Дорошевича, короля русского фельетона, изучению творчества которого я посвятил много лет. Уже тогда обнаружились мои расхождения с, ну, назовем их националами. Националистами. (Длинная пауза.) Но я не вкладываю в это слово отрицательного смысла. И все-таки они тогда стали раздувать сильно антирусские настроения. А я-то воспитанник русской литературы и культуры. Я родился в России, хотя знаю белорусский язык лучше многих белорусов. И в Институте ли тературы я, как и все сотрудники, разговаривал только по-бело русски. И научные темы выполнял на белорусском. И для бело русских журналов я всегда писал по-белорусски. Но я видел, что атаки лидера БНФ Пазьняка, атаки на все русское, они вредны, они раскалывают наше общество. Он писал, что русские принес ли в Беларусь бескультурье, хамство, мат, брань, ну, в общем, все плохое у нас – оттуда, из России. Я понимал, что русская культура уже давно закрепила здесь свои позиции, при всем том, что белорусам надо помогать в укреплении своего, национального. Язык белорусский находился в унизительном состоянии. И вместе с тем было понятно, что такая активная антирусская позиция может быть плохо воспринята той многочисленной частью нашего населения, которая настроена антикоммунистически, настроена на перемены. Беларусь не Литва и не Латвия. Здесь не успела полноценно сформироваться нация, подобно нашим соседям на западе. Последствия этого сильно сказываются сегодня. И русская культура здесь имеет серьезные позиции. Этого не понимали, не хотели понять пазьняковцы. И я оказался между двух огней. Моя публицистическая пушка поворачивалась и в сторону старой номенклатуры, и в сторону национально ограниченных деятелей. Поэтому пазьняковцы меня, мягко говоря, недолюбливали. И для старой бюрократии я был фигурой враждебной.
И как же из всего этого родилась идея газеты «Европейское время»?
С. Б.: Да, «Европейское время»! Вот всем назло… Не какой-нибудь «Беларускi час», не какая-нибудь там «Деловая газета». Эти ниши были заняты. Марцев хорошую газету издавал. «Наша Нiва» – интереснейшая национальная газета, организованная Сяргеем Дубавцом. А мы вот возьмем курс на Европу, на европейские ценности. И я угадал с названием. В посольствах ошалели: «The European Time»! Родным на них повеяло. Все стали выписывать. Я стал желанным, так сказать, гостем разных посольств. Не только я, тогда многие журналисты негосударственных изданий приглашались. С сентября 1992-го года я стал издавать «Европейское время». Потом пришел в 1994-м году Лукашенко. Впрочем, трудности были, в том числе материальные, и раньше. Но я удержал газету все-таки до мая 1995-го года. Я был вынужден прекратить издание «Европейского времени» в мае 1995-го прежде всего по причине отсутствия финансирования. В свою очередь, это было вызвано тем, что власть начала активное наступление на бизнес, поддерживавший независимую прессу, и вообще на частное предпринимательство. Бизнес стал сворачиваться… Вот, был такой период. Но я хочу сказать одновременно, что это не значит, что в тот период все было так прекрасно. Да, зарегистрировать газету в то время было просто, бумажку только соответствующую подай в министерство информации и через несколько дней получай лицензию. Ну и какую-то сумму надо было заплатить. Но, в общем, это все было терпимо. Нужно было открыть банковский счет, зарегистрироваться в налоговой инспекции, договор с Союзпечатью заключать – и давай выпускай газету. Но и в ту пору царства Кебича власти травили газеты – и «Свабоду», и «Европейское время» не раз. И от оппозиции нам доставалось. Фракция БНФ провела два процесса против «Европейского времени». Видите ли, я там задел такого депутата Верховного Совета Цумарова, показал, что он безграмотная личность. И суд боялся депутата-бэнээфовца, судившегося, кстати, и со «Знаменем юности». Но вместе с тем это были, конечно, вегетарианские времена по сравнению с нынешними. Жизнь показала, что я оказался совершенно никудышным бизнесменом. Приехавший как-то в Минск редактор «Франкфурт Альгемайне Цайтунг» сказал мне: «Издание газеты – это прежде всего производство. Газета – это товар. А что это за газета, которая выходит раз в месяц? Вот напротив редакции моей газеты находится фабрика пуговиц. Так вот это одно и то же – пуговицы выпускать и газету. И то и другое должно продаваться. Вы должны стать бизнесменом». Я не мог. Не мог достать деньги. Я не умел это все. И я стал искать коммерческого директора. Нашел одного проходимца, из «Знамени юности» его выгнали. И он обманул меня с грантом. Фонд Сороса дал на приобретение компьютеров 10 тысяч долларов. Их можно было за 6 тысяч приобрести, а он приобрел их за 9 тысяч девятьсот… в общем, минус 30 долларов, которые он мне вернул. А я потом об этом узнал. Я стал накручивать себя. И получил первый инфаркт на этом деле, в 1994 году. «Ну как же я, такой интеллигент… Я так доверял ему…» – я ходил и сам с собой вел такой разговор, ну и довел себя… А газета пользовалась интересом, успехом у интеллигенции. Я печатал довольно злые фельетоны. Работало там только три человека всего: я, коммерческий директор и наборщица. Представляете? Весь штат. Все редактировал я сам. Но было очень много желающих печататься. Печатались очень известные аналитики: Карбалевич и другие, Ольга Абрамова, либералы, разные люди, и был высокий литературный уровень. Это, скорее, был журнал, прообраз газеты – крупной, европейской. Еженедельника…