Что же касается блюд, такого я еще никогда не пробовал. Молодой ягненок, мягкий и сочный, вкуснейшие крабы в икре и соли. Сыры острые и неострые, разнообразная зелень, орехи в глазури, маринованные грибы. Еды было столько, что я очень быстро насытился и стал переживать, что придется отклонять предложенные им кусочки. Но нет, даже поглощенный собственными мыслями, он понял мое состояние и, пока не подали последнее блюдо, больше ничего мне не предлагал.
Последнее блюдо. Ароматные персики, спелые и сладкие, в меду и соке цитрусовых. Когда господин протянул мне кусочек, сироп, прилипший к его пальцам, соблазнил меня, чуть ли не в голос призывая поддаться искушению. Воодушевленный, я потянулся, чтобы слизать мед с его кожи. Но как только я подхватил кусочек языком, он отдернул руку и вытер пальцы о салфетку, оставив меня сидеть с открытым ртом. Чувствовал я себя глупо. Будто его целью было пристыдить меня.
У меня все еще горело лицо, когда король хлопнул в ладони и появилась пара танцовщиков. Мужчина и женщина, облаченные в серебристую сетку, их смазанные маслом тела были присыпаны блестящей слюдой. Она изображала юную девушку, очаровательную и изящную, с полной высокой грудью. Он – воина, только что вернувшегося из сражения. Золотистая кожа, широкие плечи, возбужденный прекрасный член. Струнные и трубы завели мелодию, и танцоры начали рассказывать историю – движениями, не словами – о вожделении, силе и украденной невинности. Танцевали как на столах, так и между ними, их история была о запретном удовольствии в действах: предложение, отказ, преследование и изнасилование. Последняя сцена была разыграна прямо перед королем, чтобы предоставить ему лучший обзор.
Закончив рассказ, они низко поклонились королю, а затем под шепот одобрения благодарных зрителей, пританцовывая, покинули зал. Монарх вновь хлопнул в ладони, и все замолчали.
– Следующее выступление, – сказал он, – будет в честь лорда Нигелля, чтобы отметить его последнее приобретение…
Я не шевельнул ни единым мускулом, чувствуя на себе многочисленные взгляды и ощущая, как напрягся рядом со мной господин. И не поднимал головы, стараясь произвести самое лучшее впечатление.
В голосе короля послышалось веселье и немного язвительности:
– …возможно, это воспламенит его, чтобы остаток ночи он провел с пользой.
Присутствующие непристойно рассмеялись, лорд Нигелль же сдержанно кивнул королю. Монарх опустился на место.
Они были братьями: стройные, сильные, с загорелой кожей. Невероятно похожие, с золотисто-коричневыми глазами, выразительными ртами и густыми пшеничными волосами, красиво обрамлявшими юные лица. Их тела были расписаны родовыми узорами, на запястьях и лодыжках завязаны длинные голубые ленты. Больше они ничем украшены не были, не считая завязок вокруг членов, которые помогали оставаться им налитыми и готовыми.
Свет приглушили, погружая зал в сумерки, и музыка изменилась, став гипнотической барабанной дробью, от которой перехватывает дыхание. Они танцевали в такт мелодии, и каждое движение вторило барабанам. И всегда в каждом изгибе, в каждом наклоне они касались друг друга, будто контакт между ними не мог быть ничем нарушен. Прижатые ладони, поворот плечом, выгнутая спина. Тело к телу, захват руками, толчки бедрами, изучающие рты. Их танец был полон эротизма и чувственности, глубокий и вибрирующий, синхронный, будто они действительно были связаны вместе еще в лоне матери. И постоянный бой барабанов.
В зале все замирало, когда юноши встречались и расходились, встречались и расходились, медленно нагнетая страсть и вожделение. Быстро взглянув по сторонам, я увидел, что все, словно околдованные, смотрят на танцоров. В одной из арок входа мелькнули седые волосы. Это был Кармин. С улыбкой наблюдая, он прильнул к дальней стене.
Заключительную часть они посвятили моему господину, танцуя перед ним, и, наконец, не сбиваясь с такта, соединились один в другом. Я не мог не поднять взгляда, ведь они были слишком красивы, чтобы их можно было игнорировать; и я подумал, что с радостью приму любое наказание за удовольствие смотреть на них. Их глаза почти все время были закрыты – думаю, они полностью сосредоточились на ритме и плоти, а когда они все же смотрели, то взгляды их были лишь для моего господина. Юноша, бывший снизу, один раз вскрикнул и распахнул глаза от неожиданности, и вот тогда он перехватил мой взгляд. Танцовщик слегка мне улыбнулся, а потом вновь полностью отдался танцу и плоти.
Оглядываясь назад, я понимаю, что, вероятно, барабанщик принадлежал к танцевальной труппе. Потому что ритм стал сильнее, глубже, приближаясь к кульминации, будто именно барабанный бой довел близнецов до вершины. Движение пальцами, едва различимое – другой бы и не увидел, чтобы развязать сдерживающие плоть оковы.
Они кончили под один удар в барабан, и его отзвуку, прокатившемуся по залу, эхом вторили их крики удовольствия. Один оргазм скрыт, один на обозрение, пролившись семенем на переплетенные пальцы. И видит Эрос, будь у меня малейшая возможность, я бы кончил вместе с ними. К тому моменту мой член был твердый, как мрамор, а на повязке было влажное пятно. И клянусь, что я содрогнулся, когда братья в крике открыли рты.
В зале было тихо, когда юноши низко поклонились, прижав липкие пальцы к животу. Я быстро и тяжело дышал, и в паху ныло от желания. Я взглянул вверх на моего господина, чтобы проверить, был ли он так же впечатлен.
Он смотрел на юношей, но с такой яростью, какой я еще в нем не видел. Я задрожал от ужаса.
Если король и хотел создать ему настроение, то это совершенно точно была не та реакция, которая пошла бы мне на пользу.
========== Часть 4 ==========
Наконец, пиршество закончилось, и король удалился в личные покои. Как только он ушел, мой господин поднялся, небрежно кивнул, прощаясь с сидящими за королевским столом, затем повернулся ко мне и сказал:
– Пойдем.
Я последовал за ним, правда, на мгновение замялся в нерешительности, но потом все же решил идти за его левым плечом, держа дистанцию в два шага, а не как полагалось в один – по его поведению было видно: он бы предпочел, чтобы меня вообще не было. Лорд Нигелль быстро огибал столы и веселящуюся знать, направляясь к выходу, и мне было сложно следовать за ним, сохраняя грациозность движений. Хотя это не имело никакого значения, потому что он даже не смотрел на меня.
Чем дальше мы шли, тем безлюдней становились коридоры, поэтому я осмелился рассматривать все по пути, восхищаясь дворцом, таким же древним, как афинские храмы, и полным воспоминаний о давно ушедших днях. Стены из кремового известняка испещряли вкрапления окаменевших останков древних существ. Камень успокаивал своей надежной незыблемостью, и пока никто не видит, я провел пальцами по шершавой поверхности, ощутив прохладу от прикосновения.
Каменный пол был истерт до гладкости: с годами в середине прохода появилось углубление, говорящее о многих поколениях, ходивших здесь. Сапоги господина выбивали на плитах пола звучную дробь, мои сандалии приглушенными хлопками вторили их ритму. Мы миновали несколько коротких проходов, затем повернули в длинный широкий коридор с расположенными на одинаковом расстоянии узкими окнами на правой стене. Выглянув через них, я увидел внутренние сады, ухоженные и образующие четкий геометрический рисунок, и понял, что мы направляемся в крыло, более современное, чем те постройки дворца, который я видел до сих пор.
Мы покинули коридор, затем поднялись по широкой открытой лестнице, потом еще по одной, более узкой и закрученной спиралью, пока, наконец, не достигли площадки с тяжелой закрытой дверью. Господин остановился, вставил в замок ключ и, когда дверь открылась внутрь, сделал шаг в сторону, показывая, что я должен пройти вперед. Когда он закрыл за мной дверь, я увидел, что очутился в небольшом коридоре с несколькими входами по обеим сторонам, некоторые были с дверьми, а некоторые представляли собой открытые арки. При всей язвительности между моим господином и королем, его апартаменты говорили о том, что его уважают.
