Началось с шепота:

– Смотри, какой хорошенький.

Когда его пальцы коснулись моих волос, я проигнорировал жест, но тайком начал вести ладонью вверх по ноге Нигелля. Не настойчивая мольба о помощи, а легкое прикосновение, которым я надеялся ненавязчиво привлечь его внимание. Милорд с головой ушел в разговор, и к тому моменту, когда мужчина погладил мою щеку, Нигелль все еще ничего не замечал. Я начал испытывать раздражение, однако, мы были не дома, чтобы я мог позвать его. Эроменос никогда не должен прерывать своего господина.

Теперь мужчина наклонился ближе, и хотя его внешность можно было бы назвать привлекательной, от него несло алкоголем, луком и потом. Когда он провел большим пальцем по моей губе, я отшатнулся. С моей стороны серьезный проступок, который легко мог бы стоить наказания хлыстом и просто кричал о том, насколько ухудшилась моя выучка. Потому что правда была в том, что я начал верить: мое тело принадлежит мне, поэтому я дернулся.

На лице мужчины промелькнуло выражение замешательства, быстро сменившееся возмущенной яростью. Он схватил меня за подбородок, впившись пальцами в щеки с такой силой, что к утру у меня точно проступят синяки.

– Грязное отродье, – донесся до меня шепот с потоком зловонного дыхания. Я быстро перевел взгляд на Нигелля, крепко сжав штанину в кулаке, но он был настолько увлечен разговором, что ничего не замечал. – С каких пор раб выбирает, какой член сосать?

Он был не просто выпивши, а очень хорошо пьян, раз позволил себе такое обращение, ведь его слова не считались оскорблением для меня, а были публичным унижением Нигелля, и немалым. Усилием воли я позволил ему касаться себя, уставившись взглядом в причудливый узор ковра подо мной и стараясь усмирить поднимающуюся злость. Сейчас ей было не место, не место! «Эрос, помоги мне, я забываю, что я есть».

С ужасом я понял, что, поливая меня бранью, он попутно с неистовством боролся с завязками брюк и теперь, одной рукой схватив меня за затылок, другой на ощупь пытался вытащить член. Посреди зала, наполненного гостями короля! Я недолго жил на островах, однако, несомненно, здесь это считалось таким же скандальным поступком, как и на моей родине.

Происходящее далее я помню, будто в замедленном действии. Перед лицом махнули вялым сморщенным членом, и мне в нос ударил запах кисловатого мускуса и застарелой мочи. Рука, вцепившаяся в волосы, потянула меня вперед.

– Соси, шлюшка.

Внутри меня всколыхнулось бешенство, обжигая грудь, поднимаясь по горлу и наполняя рот. Я не помню, ни как поднялся, ни как ударил его. Помню лишь, что ладонь полоснуло болью, когда я отступил, а в ушах зазвенело от собственного голоса:

– Убери от меня свой вонючий член!

Никогда не предполагал, что мой голос может быть таким противным.

Вокруг столько застывших лиц, будто их озарила молния в темную ночь. Пьяный смотрел на меня убийственным взглядом. Король всего мгновение назад повернулся, чтобы понять, что происходит. Принц стоял с мрачным выражением лица. И Нигелль.

О боги. Нигелль… с изумлением в распахнутых глазах и приоткрытым ртом. Господин.

Господин!

Я упал. Рухнул. Это я помню хорошо. Сжавшись в комок у его ног и ткнувшись лбом в пол.

– Господин, – не вой, не шепот, не всхлип, а все вместе. – Господин, простите меня. Простите меня, господин, – я все повторял эти слова, уже рыдая и не поднимая головы, руками цепляясь за его ноги и от ужаса не смея поднять глаза и увидеть последствия своих действий. Моей неспособности держаться установленных границ, помнить, кто я. Неудачник. Полный неудачник.

Но, боги, пока я валялся ниц в ногах Нигелля, он опустился на одно колено и притянул меня к себе со словами:

– Сильвен, что… – и осекся. Наверное, что-то увидел. Я готов был поспорить, что увидел он вялый член пьяницы, все еще болтающийся в распахнутых брюках. Но что бы это ни было, милорд вскочил и, минуя меня, кинулся вперед с криком: – Ты ублюдок! Сукин сын!

В тот момент крик стоял уже на весь зал: кричал, осыпая меня проклятьями, выпивший лорд, кричал принц, зовя Нигелля по имени, пока тот сквернословил, через каждую фразу выкрикивая: «Отпусти меня! Я его убью!».

И все потому, что я забыл свое место.

– Довольно! – прогремел голос короля, перекрывая шум. Все замолчали, и было слышно лишь чье-то тяжелое дыхание. Думаю, милорда.

– Мальчик, подними глаза и посмотри на дело своих рук.

Подчиняясь, я потер кулаками глаза, смахивая слезы, и увидел именно то, что ожидал. Сердитый взгляд короля, направленный на меня. Любвеобильный лорд сейчас был намного трезвее, чем несколько мгновений назад. Принц крепко держал господина за локоть, а тот с потемневшим от гнева лицом мрачно смотрел на отца. Сейчас в зале стояла тишина, и я чувствовал, что каждый, от дворянина до раба, не отводил глаз от последствий учиненной мной бури.

Внезапно милорд нарушил застывшую картину, вырвал руку из захвата брата и подошел ко мне. Он коснулся кончиками пальцев моих волос, что заверило меня в его снисходительности – несмотря на содеянное – и немного успокоило. От рук короля я мог бы стерпеть многое, если только господин не испытывал ко мне ненависти.

– Думаю, лорд Нигелль, вы слишком привязались к своему мальчику, – голос короля скрипел от старости, однако, в нем отчетливо звучала холодная насмешка. – И я уже не нахожу в этом ничего забавного. Лорд Камлин понес оскорбление от руки раба, и будет только справедливым, чтобы раб был наказан его рукой.

– Нет.

Я не поднимал взгляда, но, даже не видя, точно знал, что милорд стоял, крепко сжав челюсти. Я хотел сказать ему, чтобы он не препятствовал наказанию. Ведь решение короля было справедливым. Лорд Камлин не сможет причинить мне непоправимого вреда, не лишившись королевской милости, а я был уверен: что бы он ни сделал, оно не могло сравниться с тем, что я терпел от рук лорда Риедича.

– Да, – сказал король. – А ты, мальчик, сжался у ног своего господина, но именно лорду Камлину ты должен выказывать смирение.

– Да, Ваше Величество, – ответил я неуверенно, ожидая дальнейшего приказа.

И он дал его:

– Ползи к нему и у его ног покажи, как ты сожалеешь о содеянном.

Я двинулся, подчиняясь, но господин быстро удержал меня, сжав в кулаке мои волосы.

– Нет, не будет такого.

– Мальчик, – предупреждающий возглас недовольства от короля.

Глаза жгло от подступивших слез, и я с ужасом переводил взгляд с господина на короля и обратно. Меня не учили, как вести себя в подобных ситуациях.

Но милорд, не растеряв сообразительности, ответил на растерянность словами:

– Ты подчиняешься мне, Сильвен, а не королю. Если ему не по нраву мои приказы, то решать это следует со мной. И провалиться мне на месте, если я допущу, чтобы твои губы коснулись этого ничтожества.

Последнее он почти прорычал, а потом, дернув меня за руку, заставил подняться. Меня качнуло, но я восстановил равновесие, когда Нигелль наклонился к лорду Камлину, едва не тыча тому пальцем в нос.

– А ты держись подальше от меня и моей собственности. Если я хоть раз увижу тебя рядом с Сильвеном, то вырву твой бесполезный отросток, и ты сам попробуешь, каков на вкус, – и, сказав это, потянул меня к выходу.

***

Пока мы неслись по коридорам, милорд ничего не говорил, а лишь крепко держал меня за руку и тянул за собой, когда я спотыкался.

– Господин, – все повторял я, еле дыша от быстрого шага.

Но Нигелль не обращал внимания, только шел дальше, по широкому коридору, мимо гобеленов, пока мы не свернули в проход, ведущий не к его комнатам, а в северное крыло. Еще один поворот, маленькая арка, за угол и… он остановился, толкнул дверь и проскользнул внутрь, увлекая меня за собой. Не успел он закрыть дверь, как я рухнул на пол перед ним, касаясь его сапог лбом и тяжело дыша после этой «пробежки».

– Господин, – выдохнул я. – Простите меня. Пожалуйста, простите.

Он не пытался поднять меня. Думаю, он догадывался: я настолько погряз в ненависти к самому себе, что сил стоять не оставалось. Поэтому он сел рядом, тяжело облокотившись о стену, и обнял меня, будто ребенка, прижав к своей груди. Я услышал биение его сердца, быстрое и сильное, и почувствовал, как он пальцами зарылся в мои волосы.