Когда я взглянул на него, лицо милорда было нахмурено еще больше, вид глубоких морщин, появившихся у него на лбу, лишал меня мужества, и я стал запинаться. Усилием воли я заставил себя смотреть на стол и сказал:

– Там были не только побои и порка, но и… унижения. Приемы пищи, сон, купание, клизмы – все с уроками покорности. Более двух лет – пока лорд Риедич не купил меня – я редко кончал, не испытывая при этом глубокий стыд, и мне никогда не позволялось видеть унижения других, если только мне не доставалось еще больше за то, что я присутствовал при этом.

Обнаружив, что переплел пальцы в один сжатый комок, я заставил себя расслабиться – не хотел, чтобы он неверно истолковал мое отношение к рассказанному. Вздох получился судорожным, но я успокоился.

– Почти все уроки были довольно суровыми, и я хорошо их выучил, поэтому прости, если мне с трудом удается их забыть.

– Сильве…

– Нет, – я положил ладонь на стол. – Пожалуйста, просто послушай меня еще немного.

Милорд замолчал, и я продолжил более уверенный голосом, когда воспоминания уже ушли:

– Нигелль, я действительно хочу сделать тебя счастливым, ты прав. Но любой хочет доставить удовольствие любимому человеку, и это не делает меня рабом. Я тоже хочу счастья, – теперь я встретился с ним взглядом и удерживал его, чтобы милорд видел мою уверенность, – я хочу поцеловать тебя, хочу обнимать. И я хочу видеть, как ты выгибаешься под моими руками. Для исполнения своих желаний ты никогда не найдешь более умелого, чем я. И я хочу знать, что именно я исполнил их. Я ревнив, – замолчав, я попытался прочесть его реакцию. Нигелль смотрел на меня, губами касаясь края чашки, но ничего не говорил. – Если ты не позволишь разрушить стену, которую воздвигли во мне в Эросе, я не обрету счастья в жизни. Могу я хотя бы попытаться?

Он прикрыл глаза, опуская чашку на стол.

Я не дал ему ответить, потому что внезапно понял, что не хочу его ответа – я боялся, каким он будет. Когда увидел, как милорд размыкает губы, я поднялся и, опережая его, сказал:

– Я попытаюсь.

Развернув перед ним лист бумаги и пододвинув ближе перо и чернильницу, я произнес:

– Подпиши.

– Что?.. – он перевел взгляд на листок и с любопытством принялся читать несколько строчек, которые я написал там.

– Это одноразовый пропуск в город.

– Зачем тебе?.. – но все же обмакнул перо в чернила.

– Ты мог бы доверить мне свою жизнь, но не поход по магазинам? – сухо и резко, показывая свою обиду. Я искренне был зол на него. Пусть Нигелль говорит, что хочет видеть меня свободным, но обращается со мной, как с ребенком.

– Нет, то есть, да, конечно, Сильвен. Завтра же равноденствие, да? Вот, – он поставил свою подпись со слегка смущенным видом и через стол протянул мне листок. – Только, прошу, будь осторожен. Возьми охрану.

– Сомневаюсь, что у меня есть другой выбор, – я подхватил пропуск, аккуратно держа его, чтобы не размазать чернила, а потом чуть склонил голову. – Ты уже опаздываешь. Тебя же ждут сегодня на утренний совет? Спасибо, что выслушал.

И быстро ушел, прекрасно осознавая, что милорд ошеломленно смотрит мне вслед. Я позволил себе расслабиться и задрожал от волнения. В общем, все прошло хорошо.

***

– О боги, что за золотистое видение появилось на моем пороге? – Фионн весело ухмылялся – я начал думать, что это его постоянное выражение лица – будто он мало чего находил в жизни, стоящего серьезного отношения.

– Сэр, – я слегка поклонился, – прошу прощения за неожиданный визит, мои утренние планы внезапно изменились. Если вы не заняты, могу я просить уделить мне немного времени?

– Конечно, Сильвен, пожалуйста, заходи. Я рад тебя видеть, и до полудня у меня ничего не запланировано, – он отошел, пропуская меня в дом. – Чая? Или твой господин испортил твой вкус той горькой смолой, которую предпочитает?

Мы поговорили о пустяках – об оттаивающих полях, о завтрашнем празднике – пока Фионн готовил чайничек с отборными чайными листьями – не хуже, чем во дворце – и нес поднос в гостиную. Какое-то время мы наслаждались чаем, следуя правилам вежливости, пока Фионн, наконец, не сказал:

– Итак, что привело тебя одного к моему порогу? Стоит мне это расценивать как знак раздора или вашего счастья?

Я мрачно улыбнулся и ответил:

– Не счастья. Некий раздор присутствует, но есть надежда на лучшее. Это и привело меня за советом и независимым суждением, и, может… – теперь я не мог сдержать искренней улыбки, – я надеюсь что, вы согласитесь поделиться со мной одним или двумя приспособлениями из своей коллекции.

Он откинулся на спинку стула, несколько мгновений просто смотрел на меня, потом его губы растянулись в ухмылку.

– Рассказывай.

Так я и сделал. Милорд сказал, что он доверил бы Фионну собственную жизнь, и, учитывая события нашего последнего визита, мне пришлось поверить, что он бы доверил ему и некоторые ее интимные детали. Вкратце я изложил события последних двух недель. Описал, как меня воспитали, чтобы Фионн понял, и что меня влекло, и что удерживало. Наконец, рассказал ему о моих замыслах на сегодня.

Закончив, я поставил чашку на стол, и мне показалось, что звон фарфорового блюдца гулко разнесся по комнате. Да, я дрожал. Хотя я все для себя решил – и был тверд в этих решениях, как никогда за многие годы – случались моменты, когда глубина вод, куда я намеревался войти, пугала меня.

Я поднял голову и увидел, что Фионн изучающее смотрит на меня. Я сказал:

– Лорд Нигелль доверяет вам, как никому другому. И вы – не любовники. Мне не нужно знать вашу историю, но я понимаю, что вы хорошо его знаете, и, может, расскажете больше о том, в чем он нуждается.

Фионн на миг прикрыл глаза, потом, медленно выдыхая, поставил чашку на стол рядом с моей.

– Могу сказать тебе главное: статус лорда и власть, которой он обладает, давят на него неимоверным грузом. Он бы предпочел быть солдатом, а не командиром. А еще лучше простым плотником. Однако его уважают не только за происхождение. Воины готовы умереть за него. Он – прирожденный лидер, хотя не признает этого и ненавидит, что другие думают иначе.

– Кармин говорил то же самое.

Я запнулся, а потом хотел пояснить незнакомое имя, но Фионн произнес:

– Я знал Кармина. И скорбел, узнав о его смерти. Нигелль сказал, что вы были любовниками.

– Насколько рабы могут ими быть, да.

Фионн вновь наполнил чашки и, когда я взял свою, вернулся к прерванной теме.

– Ты видел, что я покалечен.

Я нахмурился.

– Вы хромаете, я видел. Но, учитывая ваше владение хлыстом, я бы никак не назвал вас калекой.

Он рассмеялся и сказал:

– Возможно, ты прав, – сделал глоток чая, – и здесь я тоже обязан Нигеллю. Если бы не он, я бы давно был мертв.

На мой удивленный взгляд он ответил:

– Я служил в королевской армии лейтенантом в дивизионе лорда Нигелля и был предан ему, как любой другой солдат. Во время небольшой стычки я получил ранение мечом, – он замолчал, отрешенно глядя на дальнюю стену. Затем провел пальцами по боку, показывая путь раны, шрам от которой я видел. – Сам удар был ужасен. А потом еще всадник направил коня, и тот раздробил мне бедро копытом. Нигелль забрал меня с поля боя, оставив руководить битвой своего первого лейтенанта. И ведь до того дня мы были не больше, чем партнеры по спаррингу. Но ради моей жизни он рисковал исходом сражения. Глупое решение, хотя все закончилось хорошо. И об этом помню не только я. До сих пор поговаривают, что он готов на все, чтобы сохранить жизнь своим людям. Со временем историю очень приукрасили, – Фионн ухмыльнулся.

– Значит, вы чувствуете себя обязанным, и посему он вам доверяет.

– Да, я обязан ему. Однако, зная его, не удивительно, что наш лорд считает: именно он виновен в моем ранении, – он пожал плечами. – Но ты ухватил суть. Пролитая кровь объединяет, как ничто другое. Пока я поправлялся, он навещал меня, следил за тем, чтобы я тренировал ногу. Мы стали друзьями. Даже, наверное, братьями, особенно, когда обнаружились наши другие… общие… интересы. Помню, как впервые предложил доставить ему боль, в которой, по его признанию, Нигелль нуждался. Мы тогда были довольно… выпивши, – он рассмеялся. – Именно благодаря этому я обнаружил сию склонность в себе, поэтому дважды обязан ему жизнью.