– Нет! – вновь вскрикнул я. Настолько потрясенный его словами, что преодолел свою немоту. Я опустился на колени рядом с ним. – Рядом с тобой Толи – ничтожество, – встревоженный и отчаявшийся, я водил руками по его коже. Как он мог быть таким слепым к себе? – У него нет ни глубины твоих глаз, ни силы твоего тела, ни твоего лица… ты… о боги… господин… – я обхватил его лицо ладонями. – Разве ты не видишь своей привлекательности? Ты будто Арей. Я коснулся бога.
Пока я говорил, он пристально смотрел на меня, хотя встретиться с ним глазами я не мог. Потом он схватил мои руки и крепко их сжал.
– Сильвен, – он перехватил мой взгляд и не отпускал, – я постепенно полюбил тебя. И стал доверять тебе так, как доверяю единицам. Я буду твоим, если ты возьмешь меня. Я считаю, быть господином идет тебе больше, чем быть рабом. И разве ты не насладился сегодняшним вечером? Возьми меня. Научи.
– Я… – «полюбил»?! Меня, словно холодной волной, окатило паникой. Раба?!
Голос срывался на писк, когда я пытался объяснить ему:
– Я – раб. Неважно, насколько хорошо я притворюсь, – слова застряли, как сухой песок в горле, пока я смотрел на него. «Полюбил»? – Как я могу…
Тяжело сглотнув, я выдавил из себя ответ, думая о том, что не могу вновь отказать ему. Это мое назначение. Я живу лишь для того, чтобы его жизнь сделать легче. Если бы не семинария Эроса, я бы точно умер в младенчестве. Если ему нужно это, как я могу сказать «нет»? По правде говоря, ничего трудного он не просил.
– Я попытаюсь.
***
Той ночью он остался в моей кровати, свернувшись клубком и прижавшись спиной к моей груди в поисках тепла. Довольный, но в то же время и сбитый с толку, я обхватил его руками, будто он на самом деле принадлежал мне, а не наоборот.
Интересно то, что, если мыслить логически, я бы посчитал вечер в высшей степени успешным, ведь господину явно понравилось, он даже желал большего. Но на следующее утро я проснулся, чувствуя себя еще более неловко, чем раньше, ведь теперь я держал тигра за хвост – или кота, можно сказать – и не знал, что с ним делать.
Я действительно пытался. Могу сказать точно. И хотя в течение последующих месяцев я казнил себя за это, удивляясь тому, куда подевался мой разум, когда я соглашался, время показывало свое. Меня просто не вырастили таким, чтобы я мог на самом деле осмыслить те потребности, о которых говорил Нигелль. И, если честно, у него не было настоящего понимания склада ума раба. Наши жизни были чужды друг другу так, будто один вырос в глубокой пещере, а другой – на палящем солнце.
На следующее утро особых изменений не было. Позавтракав остатками сыра и хлеба с прошлого вечера, милорд выпил кофе на кухне по дороге на очередной совет, где требовалось его присутствие. Я же лежал в постели, пока он не встал (хотя мне до боли хотелось подняться и привести себя в порядок для него), воздержался от того, чтобы пораньше спуститься за кофе, и мне удалось не дать сорваться слову «господин» с языка.
Позже я, как обычно, занялся собой, а потом набрал ему ванну. Такое поведение может показаться раболепным, но им не было. Теперь я видел возможность настаивать на том, чтобы купать его, чего он никогда не разрешал раньше.
Что я и сделал: когда он вернулся, я вместе с ним устроился в воде, смывая грязь с его кожи и аккуратно обрабатывая новую ссадину на плече. Даже так, после ванны я чувствовал себя неловко, и когда милорд сказал, что ему нужно просмотреть счета, я, конечно, не возражал, отправившись в гостиную заниматься алгеброй, которой он учил меня.
Закончив со счетами, господин пришел в гостиную, опустился на колени возле меня и задрал набедренную повязку. Взяв у меня в рот, он сосал, пока я не кончил, и проглотил все до капли, как обычный раб. После ужина я тренировался в сортировке документов, а милорд с книгой устроился у моих ног, будто это было самое естественное место для него.
В ту ночь я взял его в его же кровати, куда он пригласил меня, хотя обставил все так, будто это была моя идея. Плечи вдавлены в матрац, ягодицы высоко подняты, и голова бьется об изголовье, пока я вколачиваюсь в него. Следующие четыре ночи я брал его, кроме того, еще один раз в ванной, и каждый раз грубо. На четвертый день Нигелль разбудил меня, лаская губами член. В обед он нашел меня, утянул в коморку и вновь ублажил ртом. И опять перед ужином с королем. Как оказалось, все было спланировано с определенной целью: не прошло и двух часов после, только мы вернулись в его комнаты, он стянул брюки и быстро опустился на четвереньки на полу в гостиной, умоляя взять его, жестко и долго, используя слюну вместо смазки.
Я подчинился. И когда позже мы лежали в кровати, засыпая, я спросил, не было ли ему больно, он прошептал в ответ:
– Да, спасибо, – и прижался еще ближе ко мне.
По моему рассказу кажется, что все шло хорошо, правда? Но это не так. Всегда начинал он, всегда я выискивал его одобрение. Ни разу я не отхлестал его – лишь спросил однажды, хочет ли он этого. А он ответил:
– Может, потом.
И я, конечно, повиновался.
На пятый день его настроение, кажется, переменилось. Или скорее – с его точки зрения, возможно – он пал духом. В ванной он был апатичным, потом уединился в кабинете, внимательно изучая карту, кажется, с передвижением войск. Нигелль принял чай, который я принес, но не посмотрел мне в глаза, вернувшись обратно к своему занятию.
Я устроился в гостиной, некоторое время занимаясь математикой, потом достал книгу, которую он дал мне, и попытался отвлечься от беспокойства, гложущего сердце. Не могу пояснить, почему, но мне хотелось плакать – зная, что разочаровал его, я чувствовал себя потерянным, но что делать, чтобы это исправить, не знал. Я привык к ощущению бессилия, но сейчас его вкус был для меня новым и отдавал горечью.
Незадолго до отхода ко сну милорд присоединился ко мне, сев не у моих ног, а рядом на диване. Без всяких прелюдий, он сказал:
– Сильвен, я должен перед тобой извиниться. Ты говорил правду, которую я не желал слушать. Моя фантазия недостижима, и мы оба это понимаем. Ты – раб. С того момента, как начинаются твои воспоминания, ты не знал иного. С моей стороны чистый воды эгоизм просить тебя освободиться от этого.
В груди закололо от боли, а сердце пустилось вскачь. Меня опять охватил ужас, но не перед ним, а оттого, что я потерпел неудачу, полностью и бесповоротно. Он сдался.
– Господин?.. – слишком поздно прикусывать язык. Даже если бы я захотел, то лучше подтвердить его слова было просто невозможно. – Я… я говорил, что буду неуклюж. Я могу лучше, только скажи.
– Нет, Сильвен. Послушай себя. Даже сейчас ты спрашиваешь, что делать, – я смотрел на его колени, но он взял меня за подбородок и поднял лицо. – Помнишь Толи?.. Я спросил, хотел бы ты, чтобы я тебе лгал, – увидев мой кивок, он продолжил: – Не сомневаюсь, ты мог бы хорошо выучить роль, но я тоже не хочу лжи. И не имеет значения, как низко буду я кланяться, ты будешь лишь читать меня, высматривая, чего я желаю, и изо всех сил стараться дать мне это, неважно, какой ценой.
– Но… – я закусил нижнюю губу и вздохнул. – Мне это доставляет удовольствие.
– Конечно, тебе доставляет удовольствие делать меня счастливым, ведь тебя научили, что именно в этом твоя ценность.
Он был прав, да? Но это не вся правда – он свел мои реакции к простому уравнению, но моя правда была настолько сложной, что даже я с трудом понимал ее.
– Сильвен, тебе понравилось видеть меня связанным? Больше, чем тебе бы понравилось чувствовать меня над собой с приказом слизывать пыль с моих сапог?
– Больше? Не могу сказать, – украдкой я бросил на него взгляд. – Пока нет. Но я отреагировал, правда?
– Даже так. И то только потому, что ты веришь, что доставляешь мне удовольствие…
– Нет! – я вырвал ладонь из его пальцев, чего никогда бы не сделал еще неделю назад. – Не думай, я не настолько прост.
– Я не думаю…
– Думаешь, – настоял я, – ты прав, действительно трудно вырваться из вбитого в меня. Но это еще не все, – я глубоко вздохнул. Конечно, я должен был сказать о другом любовнике. – Кармин… он научил меня брать мужчину. Никогда раньше я подобного не делал. Мы играли в игры, грубые и жестокие, когда я брал его силой, и, видят боги, как мне это нравилось. Если бы не Кармин, от меня тебе было бы еще меньше прока. Но, гос… – я откашлялся, – Нигелль, я могу это сделать. Страсть есть, только уверенность приходит медленно.
