Господин никак явно не дал понять, что услышал, но я был хорошо обучен, чтобы заметить немые признаки: участившееся дыхание и взгляд украдкой сквозь завесу ресниц. Фионн улыбнулся и провел ладонью по его спине.
– Действительно привлекательный. Он бы немало стоил, будь он эроментом, согласен?
И потом без предупреждения Фионн с силой опустил ремень на его спину. Он вложил в удар весь свой вес, скорость и еще жестокость, явно написанную на его лице, когда он продолжал работать ремнем.
Захваченный врасплох господин закричал, и я потрясенно отступил на шаг назад. Теперь Фионн сыпал удары проливным дождем, быстрые и яростные, и, давши слабину один раз, милорд открыто кричал, извиваясь и выгибаясь, хорошо различимые мольбы слетали с его уст, пока он, наконец, не сдался:
– Господин, пожалуйста!
Фионн остановился. Тяжело дыша и упершись руками в колени, он пробормотал:
– Наконец-то. О боги, ты сегодня упрям как никогда.
Но не думаю, что господин слышал. Он висел, хватая ртом воздух, из глаз все еще лились слезы, а он повторял снова и снова:
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Сильвен.
Я тоже плакал. Слезы гнева и ужаса текли по моим щекам, и когда Фионн позвал меня, то я посмотрел на него взглядом, полным злобы.
– Сильвен, – теперь он шипел мне на ухо. Он спокойно стоял рядом, склонившись к моему уху, будто шептал что-то тайное, впившись пальцами в мое предплечье, что выдавало его настоящие намерения.
– Поцелуй его.
Я распахнул рот и закрыл его.
– Но…
Я слышал учащенное дыхание Фионна. Захват на моей руке стал еще сильнее.
– Сэр, я не могу… он никогда…
– Идиот. Ты разве ничему не научился? Твой господин жаждет поцелуя, но я его им не одарю. Поцелуй его, и если ты поцелуешь, как раб, то я изобью тебя.
Его слова затронули меня. Но не обещание побоев, а остальное. Тогда я увидел своего господина, он был мной. Я увидел его глазами и тотчас понял. Наверное, Фионн ощутил во мне перемену, потому что, разжав пальцы, он отступил и загадочно улыбнулся.
Не скажу, что не ощущал тревоги, потому что отношение, которое мне требовалось вызвать в себе, было для меня ново или, по крайней мере, хорошо забыто.
«Ис, возьми его».
Я воззвал к той высокомерной уверенности и почувствовал, как она клокочет во мне.
«Пожалуйста, Силь…»
Если эроменос не может сыграть отведенную ему роль, тогда какая от него польза?
Я тяжело сглотнул, выстраивая побег от прочно укоренившихся страхов. Расправив плечи, подошел к господину. Он все так же висел на цепях, и я взглянул на него сверху вниз, рассматривая влажные темные завитки, прилипшие к голове. Я стоял так близко, что его лоб почти упирался мне в грудь. Легко провел пальцами по его боку, от выпирающей тазовой косточки к ключице, и почувствовал, как милорд вздрогнул, когда я задел горящие огнем рубцы на коже.
Обхватив ладонями его лицо и запустив пальцы в волосы возле ушей, запрокинул его голову. Его веки дрогнули, и господин широко распахнул глаза, когда понял, кто его держит. От его реакции меня окатило жгучим огнем, который сконцентрировался в паху, заставляя член подняться в приветствии.
«Как бы я хотел тебя трахнуть, Ис».
Быстро, пока храбрость не изменила мне, я потянул лицо господина к себе, немного наклонил и поцеловал. Не робкое прикосновение губами, а основательный и крепкий поцелуй, потом я вломился, минуя губы и пробуя его на вкус. Он двинулся мне навстречу, полностью открываясь и не колеблясь ни мгновения. Его рот вязкий и горячий от боли и желания. Все его тело стремилось ко мне, будто он жаждал моего прикосновения.
Когда я провел языком по его зубам, милорд глухо застонал, его горло задрожало, и стон превратился во всхлип, когда я прикусил его нижнюю губу и отстранился. Его глаза вновь закрылись, и у меня заколотилось сердце, но теперь больше от вожделения, чем от страха, потому что на мгновение он был не господин мне, а просто мужчина, настолько желанный и желающий, что я такого еще никогда не видел раньше. В тот миг я больше всего хотел развернуть его и пронзить собственным членом.
Пока я стоял, бессмысленно глядя в стену и сбивчиво дыша, Фионн расстегнул наручники, и милорд рухнул на колени, упершись головой в пол, спина исполосована бурым и красным. В тишине было слышно его прерывающееся дыхание.
– Закутай его хорошо, иначе он замерзнет. Я сейчас вернусь с чаем.
Когда я увидел его, вся та решимость, что переполняла меня до того, испарилась. Вновь мой господин, он съежился у моих ног, мокрый от пота, дрожащий от холода и изнеможения. У меня внутри все перевернулось от ужаса. На лавке у двери лежали стопкой сложенные фланелевые одеяла, я взял одно и, опустившись на колени возле него, накинул на плечи, укутывая. Он оперся об меня, позволяя мне обнимать его одной рукой, прижимая к себе, а другой краем одеяла вытирать ему волосы.
– Господин… – пробормотал я, не зная, что еще сказать, и лишь испытывая желание согреть его и облегчить боль. Бесконечно шептать ласковые слова, тихо и нежно говорить ему в затылок.
Кажется, через мгновение он пришел в себя, и его тело напряглось в моих объятиях. Господин немного отпрянул и хриплым обессиленным голосом сказал:
– Я хотел бы одеться.
Встревоженный переменой в нем, я вскочил, чтобы принести брюки – теперь сухие и теплые – а потом сходил за остальной одеждой. Он не воспользовался моей помощью, хлопнув по руке, когда я потянулся застегнуть его рубашку.
Когда господин натягивал сапоги – поверх носков, которые мне тоже следовало бы повесить у печки сушиться – вернулся Фионн с подносом. Он принес чашку господину, а мне сказал наливать себе самому по вкусу. Я налил в чашку жидкости и пил маленькими глотками, не добавив ни сливок, ни сахара, и думая лишь о том, чтобы не оскорбить Фионна, отказав ему, потому что чая я совершенно не хотел.
Мрачное выражение не сходило с лица милорда, который явно намеревался уже уйти. Наконец, он допил чай, надел накидку и, наматывая на шею шарф, сказал:
– Благодарю, Фионн. Увидимся в следующий раз. Сильвен, пойдем. Становится поздно.
Только он это произнес, как я уже был у скамьи с моей одеждой, набрасывая на плечи накидку и хватая шарф и шапку, досадуя на себя, что его задерживаю. К моменту, когда я повернулся, господин уже поднимался по ступенькам. Я кинулся вслед за ним, но меня схватил Фионн, останавливая.
Я посмотрел в сторону лестницы, желая последовать за ним, а потом перевел взгляд на Фионна, и, знаю, в моих глазах застыла мольба.
Он притянул меня к себе, с такой силой вцепившись пальцами в мою руку, что, я был уверен: завтра утром увижу следы. Былого веселья на его лице не было, он одарил меня тяжелым взглядом и низким хриплым голосом, почти шипя, быстро сказал:
– Трахни его. Возьми его с грубой силой, пометь его, как свою собственность. Привыкай к этому, мальчик, если хочешь сделать его счастливым.
========== Часть 15 ==========
Путешествие назад прошло в молчании: господин полностью сосредоточился на том, чтобы без ущерба проехать по скользким улицам. Даже его поза говорила о желании уединения, будто я разозлил его, хотя не знал, чем. Желая почувствовать тепло его тела, я съежился на краю повозки. Думал, что милорд, конечно, мог бы воспользоваться моим, чтобы согреться, но все равно держался на расстоянии. Господину точно было нелегко превозмогать изнеможение и жгучую боль, чтобы доставить нас во дворец.
Наконец мы въехали в арку внутреннего двора недалеко от комнат господина. Когда колеса повозки остановились, милорд выпустил вожжи и сгорбился, спрятав лицо в ладонях – его бил озноб. Видя его в подобном состоянии, таким внезапно уязвимым, я преодолел свои опасения и скользнул по кожаному сиденью ближе к нему.
– Господин, – сказал я, стараясь настойчивость замаскировать мольбой, – даже у богов есть предел. Позвольте мне помочь вам, пожалуйста.
Он не возражал. Пока один из стражников звал конюха-раба позаботиться о лошади, я взял господина под руку, вздрогнув, когда он зашипел от боли, и помог ему слезть с повозки. Когда стражники уже не могли нас видеть, милорд облокотился об меня, и мы начали подниматься по лестнице – господин еле шел, хромая – медленно продвигаясь в сторону его комнат.