Повернувшись ко мне, принц Арич произнес:

– А ты, Сильвен, хорошо заботься о моем брате. Постарайся хоть иногда вызывать у него смех, – ухмыльнувшись, он добавил: – Или, по крайней мере, стоны.

– Арич…

Я улыбнулся, наблюдая, как милорд провожал брата до двери. Я постараюсь. Конечно, постараюсь.

========== Часть 9 ==========

Вечер господин провел с братом и вернулся в свои комнаты поздно, на его губах играла рассеянная улыбка, и пахло от него вином. Но со мной он не заговорил. А следующим утром, еще до того как солнце хоть немного смягчило ночной мороз, принц Арич отправился на линию фронта.

Я не знал, послужил ли причиной визит принца или всему виной страсть, которой милорд поддался со мной, но следующие две недели настроение господина неуклонно ухудшалось. Мрачный и молчаливый, он заговаривал со мной лишь по необходимости и ни разу мной не воспользовался. Я хотел верить, что Кармин и принц говорили правду о его отношении ко мне, но все, что я видел, показывало: он был бы рад, если бы я исчез.

Наступил уже новый месяц, когда это изменилось. В тот день поднялся порывистый ветер, с неба лился холодный дождь вперемешку с первым зимним снегом. Лорд Нигелль вернулся из оружейной раньше обычного – я подводил глаза, когда услышал, как открылась входная дверь. О его плохом настроении можно было судить по тяжести походки, когда он прошел в спальню. Когда я показался в коридоре, чтобы поприветствовать его, господина уже не было – он уединился в ванной (конечно, все еще горячей). Я не стал тревожить его. После купания он, одетый в уличную одежду – шерстяные брюки, свободная туника и накидка из замши – даже не посмотрев в мою сторону, ушел.

Не было ничего необычного в том, что он оставил меня одного. Наоборот, он уже давно никуда не уходил вечером. Но сегодня я пребывал в полном отчаянии от его затянувшегося молчания, и его уход показался мне как никогда выразительным. Я направился в гостиную и подкинул угля в камин, не ощущая никакого желания беспокоиться об ужине.

Я ждал, пока разгорится огонь, но для чтения такого света было недостаточно. После я приготовил себе отвар и устроился в кресле, согреваясь. Вдыхая теплый пар, я слушал завывающий за окнами ветер. Наставники семинарии сказали бы, что я пребываю в дурном настроении, и, думаю, так оно и было, но, если честно, мне не хотелось ничего по этому поводу делать. Я полагал, что, пока никто не видит, я могу себе позволить угрюмый настрой. Ведь я не собирался поддаваться ему часто.

Ближе к ночи, когда я уже начал подумывать отправиться спать, вернулся господин. Услышав, как поворачивается дверная ручка, я быстро поднялся и стал у арки в коридор. Склонив голову, я осознанно оставался в тени, чтобы, если милорд пожелает, быть незамеченным.

Он вошел внутрь и тихо закрыл дверь, аккуратно заперев ее на засов, затем повернулся и, снимая влажную от дождя накидку, мельком взглянул на меня. Его одежда была мятой и сырой, будто он неделю ее не снимал. Щеки румяные, и пахнуло от господина потом и дымом, будто он сегодня вовсе не купался. Выражение лица было странное, и понять по нему что-либо было трудно. Глубокие морщины на лбу разгладились, будто кто-то расслабил узел внутри него. Но в глазах читались настороженность и усталость. Как я уже сказал, лицо у него было необычное.

Когда он миновал меня, я увидел напряжение в его походке, будто у него болели мышцы. Он выглядел как человек, принявший участие в драке – не считая того факта, что лицо не пострадало – с противником, который оказался сильнее, чем он рассчитывал. Но спиртным от него не пахло, и, учитывая его унылое настроение, было трудно представить его подравшимся, особенно в трезвом состоянии.

Я последовал за ним в спальню. Что было глупо, если учесть его недавнее настроение и то, что никакого знака он мне не подал. Мною двигала интуиция и любопытство, честно признаться. Для раба идти на поводу у любопытства – немудрый поступок.

Когда он остановился, я осторожно потянулся к нему.

– Господин? Вы ранены?

– Не надо! – я лишь легко коснулся пальцами его плеча, но он отпрянул, резко развернулся и выплюнул: – Я в порядке.

Он не смотрел мне в глаза, и поэтому – уважая его желания – я опустил взгляд в пол.

– Ты мне не нужен. Оставь меня.

Приличный раб ответил бы «да, господин» и ушел. Но с тех пор как я стал собственностью лорда Нигелля, я узнал: как только эта фраза слетала с моих уст, часто ответом мне служила гримаса на его лице. Иногда были такие дни, когда ему лучше не напоминать, что я обременяю его существование, и за последние полгода я научился все лучше и лучше распознавать их.

И сегодня был именно такой день. Поэтому я поклонился и молча вышел, двигаясь осторожно, чтобы даже мои босые ступни не шлепали о пол. Я вернулся в гостиную и устроился в кресле в дальнем темном углу, подвернув под себя ноги, чтобы было теплей и уютней. Взяв чашку с остывшим чаем, я сделал глоток, но вкуса почти не ощутил. Я закусил губу, чтобы не дать жгучим слезам политься по щекам, твердо решив не забивать голову мрачными мыслями, пока господин дома. Но трудность состояла в том, что мне надо было занять разум чем-то другим, но вот чем, я придумать не мог.

Как оказалось, мне этого не потребовалось. Я даже не слышал, как господин появился – я поднял взгляд, заметив какое-то движение, и увидел его худощавую фигуру у входа, освещенную золотистым светом от тлеющих углей камина. Босой, шнуровка туники вверху развязана, не стянутые лентой волосы падают на плечи, частично закрывая лицо.

Я пошевелился в кресле, намереваясь встать, но милорд жестом приказал мне сидеть, и я подчинился, немного откинувшись назад и наблюдая, как он подходит к камину и ворошит угли, чтобы лучше горели. Пламя стало чуть ярче, и он отставил кочергу в сторону, очевидно, довольный результатом. Когда он подошел ко мне, я застыл, внезапно насторожившись.

И потом он опустился на колени у моих ног.

Копошащийся у меня на животе клубок змей не мог бы встревожить больше. Мне казалось, я заслуживал наказания за то, что возвышался над ним. Однако эроменос, ставящий под вопрос действия господина, заслуживает каждый удар плетью, который получает. Я боролся с собой и, в итоге, подавил порыв упасть на пол. Я лишь надеялся, что дрожь в моем теле говорила об испытываемом волнении – не о дерзости принятия его положения подо мной, а об искреннем желании доставить ему удовольствие.

– Давай, Сильвен, опусти ноги. Тебе холодно? – говоря это, он прикоснулся к моему колену, и я немного приподнялся, опираясь о подлокотники, вытащил из-под себя ноги и сел ровно.

– Мне хорошо, господин. Наверное, меня морозит от одного звука ветра, – не сомневаюсь, что он услышал дрожь нерешительности в моем голосе.

Он не ответил, а взял меня за лодыжки и развел их, устраиваясь между моих ног. Мои обнаженные бедра обдало прохладным воздухом, пуская мурашки по коже. Я до боли закусил губу.

Подняв руку, он нашарил застежку на боку, расстегнул ее и распахнул мою повязку. Обнажив меня, он наклонился и – пока я силился понять, что происходит – взял в рот.

Испытываемый мною страх подвел меня в самый неподходящий момент, лишив эрекции, и я залился краской от унижения и еще от ошеломляющего понимания того, что мой господин сидит между моих ног, пытаясь услужить мне. Я слышал о подобном, но о таких утехах говорили шепотом со стыдливым хихиканьем в темных спальнях – это просто было непристойно. Ни один господин никогда не касался моей плоти губами, ни в семинарии и, конечно, не лорд Риедич. Лишь другие мальчики и Кармин. Лишь другие рабы.

Но инстинкты взяли свое – думаю, Эрос надо мной смилостивился. Я быстро пришел в себя, подавляя свои страхи. Сосредоточившись на обволакивающем меня влажном тепле, я стремительно набирал силу.

Господин не обладал мастерством Кармина, ни даже навыками новых мальчиков в семинарии, но действовал с напористой целеустремленностью и безумным желанием, вызывая во мне большую страсть, чем все прошлые любовники. Его жажда была сродни тому, как утопающий жаждет глотка воздуха, Кармин желал не так, и, наверное, ни один эроменос так желать не мог, и это будоражило мою кровь, жидким огнем текущую по венам. Он ласкал меня, а во мне начала просыпаться эгоистичная сущность, жадная, стремящаяся утолить свои желания: вцепиться пальцами в его волосы и войти по самое основание.