– Он не хочет меня.
– Я догадался, – изящные пальцы подхватили локон, упавший мне на лицо, и отвели с глаз. Я подался навстречу прикосновению, страстно желая ощутить его. Сомневаюсь, что тогда мог выразить это словами, но я так хотел, чтобы меня обняли, и спрятанный в чужих объятиях я мог выплакаться.
– У меня больше пальцев на руках и ногах, чем то количество раз, когда он мною воспользовался, и то это был самый обычный минет.
– Но в то же время он позволил тебе найти любовника, и говорит о том, что он беспокоится о тебе.
– Красивые слова, Кармин, но они меня не убеждают. Он просто хочет, чтобы я ему не докучал.
– Нет, – Кармин поставил одну ногу на скамью и притянул меня к груди. Все еще такой гибкий. Я надеялся, что в старости буду таким же. – Он беспокоится о тебе. Это я точно могу сказать. Думаю, наверное, ты не обладаешь тем, что способно удовлетворить его потребности, и ни у одного раба этого нет. А пока, полагаю, он находит мало радости во всем остальном. Довольствуйся тем, что ему требуется тот покой, который ты ему обеспечиваешь. Потому что я склонен верить: ему легче от твоего присутствия – он стал не так часто хмуриться с тех пор, как ты появился.
Я расслабился, облокотившись о плечо Кармина, и позволил обнять себя. Я ничего ему не ответил, лишь размышлял над тем, что он сказал. Его слова звучали правдоподобно, и я успокоился, приняв их. А Кармин продолжал перебирать мои волосы, тихо шепча мне, какой я красивый и что многие рабы будут счастливы воспользоваться возможностью уверить меня в этом.
Можете думать, что я наивный, и мне придется согласиться, потому что только когда его губы коснулись моей шеи, я понял, что происходит. Нет, даже тогда я был ошеломлен от удивления, и лишь когда он кончиком языка провел по мочке, я действительно пришел в себя, всхлипнув.
– Пусть это эгоистично с моей стороны, но я уже давно не слышал новости лучше, – прошептал он, теплым дыханием обдавая мою щеку. – И если я смогу заполучить тебя в свою кровать, то мне бы очень хотелось узнать, какими талантами греческие боги награждают своих последователей.
Я задрожал, и Кармин взял меня за руку, подняв со скамьи, и повел меня, молчащего и спотыкающегося, с колотящимся от страха и предвкушения сердцем, через кухни, по западному коридору, вниз по лестнице, ведущей в крыло дворцовых рабов.
Его поцелуй был таким сокровенным, как ласка любимого: глубокий, жаркий и неспешный. Так меня не целовали с самой моей юности. А когда я начал судорожно отвечать, безумно шаря по нему руками, почти кусая за шею и с силой обвивая его талию ногами, он рассмеялся и прижал мои руки к кровати, принуждая не спешить. Кармин пояснил, что у нас есть время до ужина, и заверил, что каждую минуту мы проведем с пользой.
Когда Кармин вошел в меня, туго натянутые нервы не выдержали, и я заплакал. Не от боли, не от радости, а от облегчения, наверное, что кто-то наконец меня заполнил и вернул связь с миром. Я кончил раньше него, воя сквозь слезы, пока он вколачивал меня в соломенный тюфяк.
========== Часть 7 ==========
Ночи становились все длиннее и прохладнее, и уже последняя зеленая трава пожухла. К первому снегу Кармин стал моим постоянным любовником: мы встречались два, а то и три раза в неделю, и иногда наши встречи были полны тепла, часто в них преобладало неистовство, а порой они граничили с жестокостью. У меня никогда не было никого, похожего на него, и хотя я понимал, чего стоит ожидать, когда сталкиваются два опытных в любви человека, но познание на практике плодов этого союза ни с чем не сравнится. Мы оба были прекрасно осведомлены о желаниях плоти, каждый четко знал, чего хотел другой, и могли с головой отдаться влечению, теряясь друг в друге с доверием и страстью.
Были и другие. Кармин пустил слух, что я доступен; начали поступать предложения, и я понял, что мне тяжело их отклонять. Я так говорю, будто хотел этого, но, честное слово, в первые недели свободы у меня шла кругом голова от огромного количества любовников, и да, еще от понимания того, что моя привлекательность все же не поблекла. Значит, я тщеславный. Если хотите, можете меня отшлепать, и я, наверное, приму это, как доказательство вашего желания.
Мальчик-садовник, его звали Граф, младше меня, гибкий и загорелый, дерзкий и своевольный – удивительно, как он выжил рабом. Но он был чудом в кровати или, точнее сказать, в садовом сарайчике. С длинными искусными пальцами и соответствующим орудием.
Раб из прислуги королевы. Поваренок. Один из братьев, танцевавших в первый вечер, пожелавший найти любовь вне труппы. Из моих любимцев: конюх средних лет с показывающимся животиком над поясом и редеющими волосами на висках и макушке.
Такой большой мужчина и такой застенчивый, с могучими руками, которыми он сдерживал норовистых лошадей. Он подошел ко мне, запинаясь на каждом слове, слишком неуверенный, чтобы сказать прямо. Я заигрывал и флиртовал с ним, пока окончательно не сбил с толку, и когда я увидел, что он начал подозревать меня в злобном подшучивании, я позволил отвести себя в его комнату. Сколько же было нежности в этой силе. Он был неопытен, но тем теплым днем меня это не беспокоило, своей робостью он затронул мое сердце, крепко привязав к себе.
Среди них было лишь несколько женщин. После первой я начал отказывать им, поняв, что больше даю ей, чем получаю взамен. Но, поймите, не по их вине: женщины затрагивали разум, мужчины будоражили мою душу.
Для встреч я использовал лишь дневные часы. К вечеру я всегда возвращался в комнаты господина, купался и надевал свежее, набирал ему ванну и заботился о том, чтобы быть полностью готовым, если он вдруг решит взять меня.
Милорд стал показывать мне, как вести его книги: как сводить суммы и сравнивать их с другими, как обновлять сведения о запасах армии. Так я занимал свое свободное время, становясь все более опытным в цифрах и желая хоть как-то угодить ему. Вечера я проводил, обычно читая в гостиной, и считал удачным такое времяпрепровождение, если он тоже устраивался на диване с чаем и книгой.
Шли дни, и я начал пресыщаться своей свободой. Любовные утехи немного уняли сильное желание, лишь притупив его. Каким-то образом прикосновения других сделали его глубже, и каждый раз сердце пронзала все более острая боль, когда господин мне отказывал. Я продолжал предлагать ему себя, отчаянно надеясь, что он согласится на большее, чем простой минет.
И не успел пройти месяц, как я стал лишь иногда проводить утро с Кармином. Потому что он был единственным, кто понимал, что мне необходимо и что я мог дать, кто понимал жажду и боль, терзавшие меня.
***
Каждое осеннее равноденствие устраивался бал в честь дня основания королевства. В этом году наследный принц Арич вернулся с поля битвы, и он вместе с лордом Нигеллем, другими сыновьями и дочерями правителя, а также почти со всеми придворными, получил приглашение на бал короля и королевы.
Гуляло все королевство, и по традиции рабам на одну ночь даровалась свобода – до утра они могли вести себя, как свободные граждане. На островах осеннее равноденствие я еще не праздновал, потому что мой бывший господин считал подобный обычай слишком потакающим. Имея в виду рабов.
Искупавшись, господин позволил выбрать ему одежду на вечер и повязать пояс (его умение модно одеваться было далеко не так хорошо, как умение владеть мечом), и когда я провожал его до двери, то искренне считал, что он выглядит просто божественно. Когда он ушел, я потер лоб, про себя надеясь, что сегодня он найдет того, с кем разделит постель, того, кто затронет его душу так, как я не мог.
Сегодня ночью вино лилось рекой, и мы с Кармином взяли полбутылки с собой в постель. Когда мы шли по крылу, где жили рабы, я чувствовал легкое прикосновение пальцев Кармина на талии и слушал звуки, доносящиеся из-за дверей и закоулков коридоров, стоны и приглушенные вскрики разделенной страсти.
Кармин, как смотритель, был одним из нескольких рабов, кому даровалась привилегия иметь отдельную комнату с кроватью. Войдя внутрь и плотно закрыв дверь, я выпил немного – никогда особо не любил пьяный туман в голове – Кармин пригубил не больше. Я раскинулся на тюфяке, а он сел рядом, облокотившись о стену и лениво водя пальцами по моей спине. Внутри меня все замерло в напряжении, когда он сломал мою внешнюю невозмутимость, наклонившись к уху и спросив, брал ли я когда-либо мужчину.
