– Ты увядаешь, как листья в лесу. Ты никогда не должен был попасть ко мне.

Его слова испугали меня. Подобные размышления могли принадлежать лишь тому, кто решил избавиться от меня.

– Нет, вы – хороший господин.

– Ты страдаешь и ты одинок.

Я покачал головой, чувствуя, как у меня сдавливает горло. Я хотел умолять его не продавать меня, но такие мольбы никогда не сорвутся с уст эроменоса. Конечно, не с уст того, кто был воспитан в семинарии Эроса.

– Господин, вы иногда разговариваете со мной. Кармин относится ко мне, как к сыну. Повар угощает сладостями, которые мне не положены, другие рабы добры ко мне. Вы разрешили пользоваться библиотекой – о такой щедрости я даже не смел мечтать, – я пытался говорить спокойно, но не смог избавиться от эмоций в голосе. Я знал, что он тоже их слышал.

Все еще глядя в окно, он сказал:

– Я – идиот. Я глуп и вижу лишь себя. У тебя не было никого, кроме меня, с тех пор как ты прибыл во дворец, да?

– Да! – почти выкрикнул я, отчаянно желая, чтобы он поверил, и в ужасе от того, что ему пришло в голову, что он должен спрашивать такое. – Никого. Лишь вы. Клянусь, господин, я клянусь.

– Я верю тебе, – с горечью в голосе. – Хотя я хотел бы, чтобы это было не так. А со мной ты даже никогда не достигал разрядки.

– Господин… – у меня дрогнул голос. Его замечание равнялось прямому вопросу, и я не мог больше скрывать свой проступок. – Я совершил ужасное. Пожалуйста, простите меня, но я… – я тяжело сглотнул. Теперь, когда признания не избежать, я не видел ничего эротичного в наказании, которое, был уверен, последует.

Склонив голову, я заставил себя говорить четко и ясно.

– Я удовлетворял себя, господин. По утрам. Каждый второй или третий день, – я сам едва слышал свой голос, поэтому продолжил громче: – Но думал я лишь о вас, господин, – я не ведал, уменьшит ли это его ярость, но я сказал правду и хотел, чтобы он знал.

В комнате воцарилась абсолютная тишина. Я задрожал, предчувствуя, что она обернется жестокостью, и понял, что надеюсь избежать увечий, которые не пройдут бесследно.

Но тут раздалось:

– Мать твою.

Я не мог посмотреть ему в лицо, но ясно слышал ужас, с каким он это прошептал.

Вкладывая больше силы в голос, он позвал меня:

– Сильвен.

Глаза жгло от слез стыда, страха и полного отчаяния, и я больше не мог стоять прямо. У меня подкосились ноги, и я упал, громко стукнувшись коленями об пол, и ковер не смягчил падения. Я не знал, как иначе выразить свой ужас. Я всхлипнул, затем низко склонил голову и сложил руки на коленях, уставившись на них.

– Сильвен, тебе не нужно меня бояться. По моему мнению, ты ничего плохого не совершил, твой поступок стал последствием моей невнимательности к тебе. Я – жалкое подобие господина.

Я лишь отрицательно качал головой. Он мыслил настолько своеобразно, что я не мог уловить ход его размышлений.

– Нет, господин, это мой долг. Я обучен…

Не обращая внимания на мои слова, он продолжил:

– Я не собираюсь продавать тебя с аукциона. Пожалуйста, прекрати пугать себя этими мыслями. Но я не даю того, что тебе необходимо, – господин замолчал, и я услышал, как он тихо вздохнул. – Я освобождаю тебя от обязанности быть мне сексуально верным.

«Освобождаю тебя от?..» Что, во имя всего святого…

– Мне не нужно…

– Нет, нужно, – непоколебимым тоном, не оставляя места для пререканий, и я замолчал.

– Сильвен, посмотри на меня. Я увечу тебя, тебя вырастили не для того, чтобы ты хранил целибат. Такая попытка лишь разрушит тебя. Во дворце есть рабы, вольные ложиться с другими. Ступай к ним.

От шеи до скул – все горело огнем, пылали даже кончики ушей. Я понимал лишь то, что подвел его. По дворцу пойдут сплетни. Я отчаянно хотел спрятать лицо.

– Ты слышишь меня, Сильвен? Если нужно будет, я прикажу.

Я слышал его, но в глаза смотреть не мог. Я мог лишь сосредоточить взгляд на его подбородке, а не на собственных коленях.

– Да, господин, – надорванным и покорным голосом, дерущим горло. – Я повинуюсь, – что еще я мог сказать? Боязнь глумливых насмешек других исходила от моей гордости. А гордость рабу ни к чему.

– Но только рабы, Сильвен. Ты понимаешь, почему, да?

– Да, господин. Иначе я буду выглядеть, как благосклонность с вашей стороны. Я не буду впутывать вас в политическую вражду.

Краем глаза я видел, как он кивнул.

– Если будет спрашивать кто-то кроме рабов, отделайся он него и найди меня. Я поговорю от твоего имени. Если, не приведи боги, тебя принудит дворянин, ты должен немедленно сказать мне. Я не буду тебя наказывать, если только ты не скроешь это от меня. Я делаю это для твоей же защиты.

Я старался сосредоточиться на его словах, чтобы не завопить от отчаяния.

– При этом я хочу, чтобы ты был дома до того, как я лягу спать, и утром, когда я посыпаюсь. Иначе я буду беспокоиться. Ты должен присутствовать со мной на ужинах с королем. Не хочу выслушивать его брюзжание. Ты все понял?

– Да, господин. Быть дома с вечера до утра, если что-то случится, сказать вам, сопровождать вас на ужин.

Обдумывая его слова, я почувствовал, как волны облегчения омывают мои страдания. Я отчаянно желал чужого прикосновения. Любого прикосновения. Но все же его приказ поставил крест на самом заветном желании, которое у меня было с тех пор, как я начал понимать, что мне уготовлено судьбой. Я желал иметь господина, который будет меня холить и лелеять.

– Еще одно, Сильвен, – он подождал, пока я дам понять, что слышу его, встретившись с ним взглядом. – Я хотел бы, чтобы ты продолжал готовить мне ванны. Скоро зима, а я уже не могу без них.

Уверен, он сказал правду, но более того, думаю, он видел мою потребность в этом. Я улыбнулся ему. Набирать ему ванны стало для меня тесной связью с ним, и я не хотел этого лишиться.

– Да, господин. Спасибо, господин, я тоже.

Какое, оказывается, может выйти огорчение от смены постельного белья.

***

Если бы не Кармин, я, может, несколько дней не нашел бы в себе смелости сделать что-либо. Конечно, мой стыд был настолько велик, что не прикажи мне господин, я бы вообще не заговорил об этом. Но чтобы он не начал спрашивать, как обстоят дела, я хотел выполнить порученное, а для этого требовалось, чтобы мое новое положение было предано огласке.

Поэтому на следующий день, когда Кармин спросил, как отреагировал господин на комнату, я сказал ему:

– Он посоветовал мне найти раба, с кем бы я мог спать.

Кажутся ли эти слова горькими? Из моих уст они такими прозвучали. Да, мне было горько.

Кармин сидел за столом на кухне и вносил пометки в хозяйственную книгу, но, услышав мою недовольную жалобу, поднял голову. Только вместо выражения сочувствия на лице, на его губах играла улыбка, и он вопросительно посмотрел на меня.

– Неужели? – найдя повод для веселья в моем унынии.

Думаю, я выглядел как обиженный ребенок, потому что Кармин лишь рассмеялся, поднимаясь с места.

– Мне еще надо проверить запасы мяса, – погладив мне по щеке, он сказал: – Сильвен, это не конец света, – и начал складывать бумаги на столе. – Твой хозяин – странный человек. У меня будет свободное время после обеда. Мы можем тогда поговорить, да?

Я кивнул, все еще полный мрачных мыслей и не в силах улыбнуться, но ухватил его за руку и крепко пожал, выражая благодарность.

Он нашел меня позже, я сидел в огороде, греясь на солнце и листая поваренную книгу, которую я взял на кухне. У меня не было желания научиться готовить, но мне был немного любопытен сам процесс, да и в любом случае, мне нужно было чем-то занять мысли.

Я поднял взгляд на Кармина, садящегося рядом, затем закрыл книгу и отложил в сторону. Теперь, когда он пришел, я не знал, что сказать ему. Я хотел подробно рассказать об ужасе, который со мной произошел, но и не хотел, потому что это была история о том, чего я стою, а я еще не был готов произнести это вслух. Но человек, сидящий рядом, был почти в три раза старше меня и в десять раз мудрее, с прорезавшимися морщинками от смеха вокруг сверкающих глаз. Конечно же, учитывая его большой жизненный опыт и уверенность в себе, он не станет насмехаться надо мной.