— Не бойся меня, — сказал мальчик, прикрывая огонь ладонью, чтобы тот не слепил зверя, — я не причиню тебе вреда. — Из камеры донеслось угрожающее рычание. — Тебе одиноко здесь? Хочешь, я буду твоим другом?

— Глупый детёныш, подойди ближе, чтобы я смог схватить тебя и сожрать, хрустя сладкими сочными косточками.

— Зачем меня жрать? Ведь тогда ты вновь останешься один, а другого такого дурака, как я, чтобы спустился к тебе, здесь нет.

— Какая наглая малявка, дай-ка тебя рассмотреть.

— Пообещай сначала, что не съешь меня.

— Я не съем тебя, если ты позволишь к себе прикоснуться, а то этот свет слепит меня.

— Клянёшься не причинять мне вреда?

— Клянусь! — рыкнул зверь.

— Странно, но сердце подсказывает, что ты говоришь правду, в отличие от разума, что призывает бежать без оглядки.

— Я всегда говорю правду и только правду, дитя, потому меня здесь и заперли! Кого ты послушаешь, разум или сердце?

— Я слишком устал от разумных речей моих учителей и наставлений отца, — сказал мальчик и, просунув сквозь решётку руку, раскрыл пустую ладонь с дрожащими побелевшими пальцами.

Он не знал, сколько прошло времени — минута или полчаса — оно будто застыло, но, когда пламя свечи почти погасло, его пальцев что-то коснулось. Вздрогнув, он присмотрелся и чуть не закричал от непонятного ужаса, потому что его руки касались точно такие же, только очень грязные пальцы с длинными обломанными ногтями. А потом прямо перед собой он различил знакомый овал бледного худого лица и глаза, переполненные яростной безнадёжной болью и невообразимой тоской — свои собственные глаза. Мигнув, пламя погасло, и мир погрузился во тьму.

Спотыкаясь и сбивая ноги о ступени, мальчик бежал вверх, подгоняемый страхом и яростным рёвом. От ударов зверя о стены лестница ходила ходуном, вниз летели мелкие камешки. Остаток ночи он протрясся под шкурами, но так и не смог согреться. Не переставая видеть глаза, тёмные глаза Зверя, что не отпускали душу, приковывали к себе, призывая вернуться. Невыносимо ныли отмороженные ноги. К утру он так измучился, что даже отказался от завтрака, сказав, что заболел и у него нет аппетита, а также сил заниматься науками с учителями. Когда же он спрятался от домашнего лекаря под шкурами, в комнату зашёл отец.

— Сын, я тобой недоволен, — холодно сказал он с высоты своего роста. — Не смей так себя вести, ты уже не маленький ребёнок, чтобы капризничать. Не разочаровывай меня и выполняй свои обязанности, как подобает будущему правителю. Или ты хочешь, чтобы я вновь наказал тебя, заперев одного в своей комнате и насильно поя кленовым сиропом? Я-то думал, что ты уже достаточно повзрослел.

«Я и так всегда один!» — хотел выкрикнуть мальчик, но промолчал, потому что знал: его никто не услышит. Про себя он решил, что будущей ночью вновь спустится в подземелье к зверю, а потому никак не мог оказаться под замком.

— Простите, отец, это всё холод и снег. Они расстраивают меня, вы же знаете, как тяжело я переношу зиму — всё время мёрзну и не могу согреться. У входа в подземелье я видел небольшую пустую комнату с двумя каминами, нельзя ли мне на зимнее время переселиться в неё? Я согреюсь, и моё настроение непременно улучшится.

— Та, что с расписными стенами и разноцветными витражными окнами? — неприязненно скривил губы отец.

— Да.

— Их расписала для тебя мать, она тоже была мерзлячкой — южная кровь — и решила, что полевые цветочки и солнце на стенах добавят тепла — какая дурость. Эта комната — твоя бывшая детская. Там воняет с кухни и слишком громок рёв зверя.

— Мне главное тепло, а к рёву зверя я давно привык и даже не просыпаюсь по ночам.

— Ты пообедаешь со мной?

— Почту за честь, отец.

— Хорошо, можешь занять ту комнату, только не подходи близко к лестнице в подземелье, она вся потрескалась и может обрушиться в любой момент.

— Как велите, отец. Я буду там только спать, а заниматься здесь.

— Что ж, сын мой, я рад, что твой рассудок вновь ясен. Пойдём, я прикажу повару приготовить горячий пунш, он согреет тебя изнутри.

К ночи ноги мальчика не перестали саднить и ныть. Кривясь, он натянул три пары шерстяных носков, надеясь, что так ему будет тепло, а стража не услышит его шагов. Безголосые, но с обострённым слухом, те различали малейший шорох в пустых, гулких коридорах. Закусив губу и с трудом сдерживая стоны, мальчик спустился по лестнице. Зверь, будто поджидая его, тут же бросился на решётку, оглушительно взревев.

— Пожалуйста, не кричи, — попросил мальчик, когда тот замолчал. — Я понял, что ты очень долго сидел в темноте и теперь тебе больно от света. Я не буду зажигать свечу, но и ты, как обещал, не причиняй мне боли. Сейчас я протяну тебе руку, пожалуйста, коснись её, как вчера, обещаю, я не испугаюсь и не убегу. Только, позволь, я сяду, а то у меня очень болят ноги.

Мальчик снял и постелил на пол тёплую дублёнку, опустился, скрестив ноги, и просунул сквозь прутья руку. Но вместо того, чтобы коснуться руки, когтистые лапы схватили и втянули внутрь его ноги. Он даже ойкнуть не успел, как оказался припечатан к прутьям.

— Ай, что ты делаешь?! — вскрикнул он, когда с него сорвали носки и что-то мокрое и горячее облизало пятку.

С каждым новым прикосновением боль и холод покидали стопы, оборачиваясь приятным теплом. Прикосновения шершавого языка зверя вызывали щекотку, и мальчик тихонько смеялся, радуясь тому, как же приятно улыбаться. Невидимые пальцы коснулись его руки, затем в ладонь упёрся человеческий нос и лоб. Мальчик погладил зверя.

— Кто ты и почему так похож на меня?

— Потому что я — это ты, — ответил тихий голос. — Ты, запертый и позабытый во мраке одиночества.

— Я не понимаю, — сказал мальчик.

— Потому что ты слаб. Слабым тебя сделал отец, подрезав крылья, чтобы ты никогда не покинул его, как твоя мать.

— Моя мама умерла, защищая меня от невежественных жителей деревни. Они считали её черноглазой южной ведьмой, околдовавшей правителя, а меня — мерзким выродком. Посланная отцом стража успела спасти только меня. В гневе отец приказал вырыть на месте деревни котлован, оставил связанных жителей на дне и пустил воду, сделав отвод от реки. Его сейчас так и называют — озеро Мёртвых.

— Всё было не так. Твоя мать пыталась сбежать и спасти тебя от отца, когда поняла, какую участь он тебе уготовил. Деревенские приютили, укрыли её и были за это убиты. Их кости, как и кости твоей матери, покоятся на дне озера. Разве ты забыл её крики? Вспомни!

— Нет! — попытался отдёрнуть руку мальчик, но цепкие пальцы крепко держали его.

— Ты обещал не сбегать, — прорычал зверь.

— Нет, — произнёс мальчик и заплакал, потому что увидел. Как наяву, увидел надменный взгляд отца и отчаянные крики смуглой черноволосой и черноглазой женщины, потонувшие в рокоте воды.

— Выпусти меня, — шептал зверь. — Справа есть рычаг, отпирающий клетку. Выпусти меня, и мы отомстим за нашу мать. Убьём их всех до одного: воинов, потерявших языки, чтобы никому не разболтали о случившемся, подхалимов-слуг и мерзких учителей. А последним размозжим голову папаше, сбросив с самой высокой башни. Он же держал тебя взаперти! А за стенами воля! Сладкий ветер свободы, бескрайние просторы сумрачных зелёных лесов, степей, выжженных солнцем пустынь и таинственных глубин океана. А главное, людей, что примут и полюбят тебя. Я дам тебе силу, зубы и когти, чтобы ты мог отомстить и защитить себя. И, если ты будешь достаточно смелым, чтобы покинуть холодное гнездо и оторваться от земли, сильные крылья. Только опусти рычаг, и тебе больше не придётся страдать и подчиняться чужой воле.