— Как анализы? — спросил он, подошёл и сел между нами. Кровать жалобно заскрипела. — Что молчите, как не знаю чего в рот набрали?

— Ну не стыдно тебе, здоровому лбу? — спросила, заглянув к нам, мама.

— Настасья, не мешай, я целую неделю ждал этого момента…

— Здоровый мужик, а туда же, детство всё так же в одном месте играет.

— Ну не знаю, у кого где что играет… — Он повернулся и посмотрел на Васю. Тот под этим взглядом съёжился и будто уменьшился в размерах. — Вася, друг любезный, ну чего ты такой грустный? У меня сердце кровью обливается, когда я на тебя смотрю. Даже шутить не хочется. Эй, Игорюха, это не ты его обижаешь? Вась, если он тебя обижает, ты мне только скажи…

— Да его попробуй обидь, он сам кого хочешь обидит, — выпалил я.

— Вот такой вот он друг, да? — спросил отец у Васи, кивая на меня.

— Ага, — согласился тот, а я подумал, успею ли добежать до двери, если рвану прямо сейчас.

Мне на руку легла отцовская ладонь, и моя утонула, потерялась в ней безвозвратно. Я понял, что драпать поздно.

Отец наклонился ко мне и, щекоча усами, прошептал на ухо:

— Я фотку-то успел сохранить, до того как её удалили. — И подмигнул.

«Мне прямо сейчас обкакаться, — подумал я, — или уже тоже поздно?»

Отец никогда меня не бил, ругал только шутя или честно высказывая своё мнение, всегда помогал и поддерживал, но я всё равно почему-то ужасно его боялся и робел перед ним. Я Бога и то меньше боялся. Может, потому что именно отец — мой настоящий создатель, который всё знает, видит и которого мне страшнее всего подвести, не оправдав надежд. Каким-то образом мой страх перед отцом передался Васе, хотя тому всё равно очень нравилось, когда отец обращал на него внимание, а если за что-то хвалил, то Васька потом неделю ходил, сияя, с гордо поднятой головой.

— Знаете что, а давайте куда-нибудь вместе сходим на выходных? Посидим, поговорим по-мужски. Хотите, возьму вас в Храм, послушаете, как я пою?

— Лучше сразу убей, — сказал я и вскрикнул от того, что он сжал мою руку.

— Тихо! — скомандовал он. — Не пищать, а то Настька прибежит, и получим все. Точно не хотите, на колокольню слазаете?

«Чтоб ты нас оттуда скинул?» — хотел спросить я, но вовремя прикусил язык и покрутил головой. Он глянул на Васю. Тот через пару секунд тоже качнул — нет.

— Ладно, будь по-вашему, не хотите слушать, как я пою, значит, поедем в субботу на дачу картошку сажать.

— О, нет! За что? — застонал я.

— В баньке попаримся.

— Да?! — воодушевился я, представляя, как хлещу Ваську веником по голому заду, а он кричит от боли и удовольствия. Я зажмурился, не веря своему счастью. — Правда-правда?

— А почему нет? Надо же из вас хворь выгонять. Попаримся, в речку окунёмся.

— Ур-ра-а-а! — заорал я. — Ты ведь поедешь, Вась? Это вообще круто будет, вода ведь ещё ледяная!

— Конечно, поедет, куда он денется, — сказал отец и хлопнул Ваську по плечу, отчего тот чуть не слетел с кровати, и добавил: — Когда разденется. — И захохотал так, что аж стёкла в окнах задрожали.

====== 6. Вася ======

Дача Игоря выходила к трёхметровому обрыву над рекой. Илистый берег зарос камышом, через него к открытой воде вёл мостик. Мы раньше частенько с него рыбачили. Баня стояла недалеко от обрыва, а старый кирпичный домик с мансардой — на другом конце участка. По его периметру росли деревья, а внутри были десять соток огорода, которые нам предстояло засадить картошкой.

— А когда париться будем? — спросил у отца Игорь.

— А вот как засадим, так и начнём.

— Похоже, до бани я не доживу, — сказал Игорь, обводя взглядом плантацию.

— Доживёшь. Мы с Васьком копаем, а ты картошку сажаешь.

— А почему это я… — возмущённо начал Игорь и остановился. — А, так я картошку в ямки кидаю? — Он засмеялся. — Тогда ладно, начинайте.

За вчерашний вечер он меня просто выбесил, рассказывая о том, как будет хлестать меня вениками. Сначала берёзовым, потом дубовым, а потом опять берёзовым и опять дубовым.

— Продолжишь приставать, как банный лист — закопаю, как картошку, — сказал я, когда мы сели все вместе ужинать.

— Да кто к тебе пристаёт, кому ты нужен? — огрызнулся Игорь и тут же елейным голоском с улыбочкой и придыханием Голлума сам себе ответил: — Мне нужен, моя прелесть.

И потянулся ко мне своими ручонками. Я не выдержал, прыснул и пхнул его под столом коленкой. Отчего вся посуда задребезжала.

— Вася, — сказал дядя Коля, возвышаясь во главе стола, как былинный богатырь, — вы в школе лошадей Пржевальского проходили, знаешь, как они кусаются?

— Вася, беги, — шепнул, наклоняясь ко мне, Игорь, что сидел между нами, и тут же с воплем взвился в воздух, опрокидывая табурет.

— Вот Игорь — знает, — невозмутимо продолжил он. — Могу и тебе показать.

— Пап! А если бы я стол зацепил и суп пролил?! — возмутился Игорь, потирая укушенную ногу.

— Тогда бы Настасья тебе голову оторвала, — ухмыляясь, ответил дядя Коля.

— Я бы их у вас у всех оторвала, — сказала, входя и ставя на стол хлеб, тётя Настя, — если бы они у вас были — головы.

— Так, что вы ему сделали? — спросил я.

— Вот что, — сказал Игорь, накрыл ладонью моё бедро и сжал пальцы, впиваясь в кожу ногтями.

Я не проронил ни звука, но мои глаза чуть не вылезли из орбит. Небоскрёб мысленного мата пробил череп и, сверкнув в лучах закатного солнца, ушёл в бесконечность.

— Всего-то, — сказал я, отцепляя его руку и как можно больнее сжимая и выкручивая пальцы.

— Ай-яй! — запищал Игорь.

— Вася — мужик! — сказал дядя Коля и показал большой палец. — Какая-то отсталая у вас школа, помнится, мы лошадь Пржевальского ещё в первом классе проходили.

— Видимо, этих знаний тебе показалось достаточно для жизни, — подковырнула его тётя Настя.

— Почему же? Во втором классе мы… — Он глянул на жену. — Ладно, завтра на даче расскажу. Если бы не моё пацанское воспитание, Игорь бы не вырос и мужиком не стал. Да, Игорюха?

— То-то мне все говорят, что я так молодо выгляжу для своих лет, — сказал Игорь, отодвигаясь от отца и прижимаясь ко мне, но, учитывая длину рук дяди Коли, он бы мог с тем же успехом забиться в противоположный угол комнаты. — СпаАААсибо, паААпа, за моёООО счастлиИИИИвое деЕЕЕтство!

— Тёма, да на тебе как на баяне играть можно! Больно, а всё равно дерзит, вот она — моя школа!

— Ха, вы его тоже Тёмой зовёте?! — усмехнулся я.

— Так я Настасье сразу предлагал его Тёмкой назвать, чего пацану понапрасну в школе мучиться?

— Так я не против, — вставил Игорь.

— Тёма Тёмников — замечательное имя! — язвительно заметила тётя Настя.

— Так мне ещё повезло с кликухой, — сказал Игорь, уплетая суп. — Драчунова из 9 «Б» вообще ДроОООО, — взвыл он, когда отец вновь сдавил под столом его ногу.

— Так! Если вы сейчас же не прекратите… — грозно сказала тётя Настя.

— Всё-всё, молчу-молчу, — заверили её Игорь и дядя Коля.

И дальше мы ужинали относительно спокойно.

— Сына, сейчас я кому-то руки повыдёргиваю и вставлю в другое место, а, нет, в то же самое! Ты тут в баскетбол играешь или картошку сажаешь? Ты ж ей так все глазки пообломаешь.

— Так за тобой не угонишься!

Дядя Коля действительно очень быстро орудовал вилами. Я успевал прокопать только половину рядка, а он полтора. Игорь метался между нами, кидая картошку как попало.

— Так дело не пойдёт. Вася, бери ведро картошки и начинай с другого конца огорода — сам копай, сам сажай, а мы с Игорем здесь, так мы не будем мешать друг другу.

Я взял ведро и потащился на противоположный край участка.

Один раз мы прервались, чтобы попить чаю с бутербродами, и закончили посадку ближе к вечеру. Я, наверное, и пятой части участка не засадил.

— Лучше бы я вместо тебя копал, — стонал Игорь, еле волоча ноги, когда мы, неспешно поужинав, пошли в баню. Дядя Коля уже успел её протопить.

Мы разделись и заглянули в парилку. В лицо нам ударила жаркая волна адского пекла.