— А вам сколько лет тогда было?

Он понял, о чём я.

— Двадцать четыре, только что из армии вернулся, после института. И тут она… А ведь я её совсем девчонкой помнил. Но даже в детстве характер у неё был — огонь, иначе бы не запомнилась. Сразила меня, дылду, наповал.

Он улыбнулся, кивнул и закрыл дверь.

Повернувшись к Игорю, я смотрел на его обнажённое, свернувшееся клубочком тело, такое трогательно-беззащитное, что от этого мутилось сознание. Он уже остыл после бани, и кожа покрылась мурашками, отчего он сжался на спальнике ещё сильнее, сунув руки между коленей. Я взял второй спальник и укрыл его, а сам сел рядом, обхватив голову руками и наблюдая, как волны желания захлёстывают тело, поднимая на поверхность и оживляя сны, что я так ненавидел и жаждал. Я сидел со вздыбленным членом и понимал, что не смогу остановиться и не хочу, что буду потом всю жизнь винить себя и проклинать эту слабость, но воплощу желание, мучающее меня уже два года, два бесконечных года рядом с ним. В ушах шумело всё сильнее, от бушующих гормонов мне стало даже немного дурно, и я решил лечь, лечь рядом с ним, потому что мне всё равно не убежать, не скрыться и не изменить себя. Можно только отпустить это безумие, потерять себя, растворившись в нём, и не мучиться угрызениями совести хотя бы в эти считанные минуты.

Я лёг вдоль его спины лицом к ногам. Прикоснулся губами к покрывшейся от холода пупырышками коже ягодиц, скользнул языком в нежную ложбинку между ними, добрался до его чревовещательного отверстия, прижался губами, вылизывая, как котёнка. Он чуть шевельнулся во сне, но тут же затих, и я продолжил. Я лизал с наслаждением, периодически пробуя проникнуть внутрь. Каждый раз он сжимался, прихватывая кончик языка, будто играя с ним. Я прошёлся по шву промежности, добрался до яичек и вдоволь наигрался с ними, вбирая и лаская во рту. Согнутые ноги он по-прежнему прижимал к животу. Член и мошонка оказались между ними снаружи. Я поцеловал его расслабленный членик и, посасывая, втянул в себя. Ласкал и чувствовал, как он набухает внутри, наливаясь кровью. Тут он выпрямил во сне ноги и перевернулся на спину. Что ж, так даже удобнее. Я склонился, нанизываясь на ставшую твёрдой плоть.

Он зашевелился и перевернулся на бок, вновь подтянув коленки, но уже не так сильно. Я вернулся к его анусу, вновь вылизал его, обильно увлажняя слюной, выдавил и собрал пальцами смазку с члена и аккуратно проник в него, как в тот первый раз, и так же, как тогда, внутри было тепло и приятно, мышцы несколько раз обхватили палец и расслабились, а я поводил им туда-сюда, чтобы он привык.

Я лёг поближе, прижался скользкой головкой и сделал то, о чём мечтал во время дрочки последние два года. Головка вошла в него, мышцы тут же сократились, он чуть шевельнулся, но я держал его за плечо и таз, чтобы он не соскочил, и замер, не двигаясь. Когда анус расслабился, я проник глубже и вновь замер, а потом ещё глубже, войдя на всю длину. Я чувствовал, как он полностью облегает меня, и уже от этих восхитительных ощущений готов был кончить в любую секунду. Сердце моё заходилось и сжималось от чудовищного волнения и невозможного блаженства.

Я не мог поверить, что сделал это, что я внутри него, что это на самом деле, а не во сне. Я плавно двигался в нём, одновременно обхватив и сжимая в руке его член. Я до последнего оттягивал невероятный и долгожданный конец. И усмехался, думая, что будет, если он всё-таки проснётся, но в тот момент меня это совершенно не пугало, я даже хотел этого, хотел, чтобы он знал, чтобы осознанно разделил со мной счастье и наслаждение, что подарил мне.

Я сладостно кончил в него, оргазм пронзил тело, я содрогался вновь и вновь. С удивлением я отметил, что моя ладонь, сжимавшая его головку, тоже стала тёплой и влажной. Я приподнялся и облизал пальцы. Его сперма была чуть иного вкуса, похожего на речную воду.

Выйдя, я вновь вылизал его, избавляясь от следов своего преступления, а затем обсосал и его уже почти расслабленный член. Погасил свет, лёг, прижавшись к его спине своей, и наконец-то позволил себе полностью расслабиться. Вздрагивая от покидающего тело напряжения, я смотрел в темноту закрытых глаз и понимал, что хочу повторять всё это снова, и снова, и снова, до конца времён. И в то же время отчётливо осознавал, что, возможно, это был мой первый и последний раз с ним. Уже проваливаясь в сон, я ощутил, как он развернулся и обнял меня, тесно прижимаясь к спине, ягодицам, но я был не против, я уже спал.

====== 7. Игорь ======

В первый учебный день после каникул я, как обычно, зашёл за Васей; он уже был готов, и мы сразу отправились дальше. Он делал вид, что ему всё пофигу, но было заметно, что он сильно нервничает. Я тоже немного волновался, но больше за него, чем за себя. Как оказалось, мы зря переживали. Мозги у всех за каникулы перезагрузились и обнулились, вернувшись в естественное буддистско-нирваническое состояние отсутствия всякого присутствия, как говорила наша классная. За две недели, что нас не было, все о нас забыли, кроме одного человека, который, как настоящий хищник, затаился и ждал подходящего момента для нападения. И мы сами его ему предоставили.

К третьей перемене мы совсем расслабились, и я полез ВКонтакт в ожидании новой порции виртуального одобрения и лайков к фото, что я выложил в одной гейской группе с уклоном в БДСМ. На фотке была видна моя исхлёстанная спина и верхняя часть полужопий в капельках воды. Я сфоткался, когда вернулся в баню с мостика. Под фото стояла подпись: «ПОРКА!» А ниже шли комментарии:

— Какой зая!

— Кто обидел нашего зайку? ((

— Жаль, что не я.

— Я б ему вдул…

— Хотел бы я оказать любой из сторон участия.

— Пиши, я тебя пожалею…

— Дрочу в скайпе. Гена.

— Гена, дрочи своему Чебурашке, а зайка мой!

— Отсосу. ЛС. Старше 20 не писать.

— Кто заберет меня сейчас с угла Ленина и Калинина, тому будет счастье.

— Вазелин купил, еду, готовь жопу.

— Зая, что же ты молчишь, мы все ждем удивительной истории.

— Какие истории? Раздвигай булки, и я тебе устрою войну и мир.

— Кто пустил сюда ребенка, я сейчас слюной захлебнусь?!

— Ебать он классный, такие остренькие позвонки, ребрышки, талия, попка! Мечта!

— Так бы и выебал!

— Если я сегодня кого-нибудь затрахаю до смерти будет он виноват.

— Господа педофилы, спокойствие, только спокойствие, давайте без жертв.

— Бляа кончил!

— Ага, я тоже славно вздрочнул.

— Как мало вам надо для счастья..

— Спереди я думаю, он такой же гладенький и сладенький.

— Где мои 16 лет?

— В пизде!

— Скорее в жопе)))))

— На моем голодном хуе!

— Тихо вы, а то спугнете зайку!

— Такого спугнешь, ага.

— Умоляю, напиши мне! Я тебе писал, а ты не отвечаешь(((

— Мне тоже 16, давай дружить!

— Не верь, ему 16 было, когда я 20 лет назад под стол пешком ходил.

— Хотел бы я поучаствовать в том, что было после порки.

— Так может ничего не было.

— Ой умоляю! Скажешь тоже. После такого всегда что-то бывает.

— Нет, не было. Это меня отец высек.

— Мне кажется или это написано с сожалением? ))))) Я про не было. ))

— О, зая, ты пришел! Я счастлив!

— Суровый отец. Было за что?

— Было бы желание, а повод всегда найдется.

— Бля, тоже что ли завести ребенка и пороть по выходным и праздникам для души.

— Усынови.

— Да кто мне даст?

— Хочешь я дам? Я снимаю красные труселя…

— Дулин, иди нах…

— Такого всегда есть за что.

— Ага, они сами напрашиваются.

— Дети хотят внимания, ласки, а по нормальному от предков хер дождешься, по себе знаю.

— Походу я инфантил, тоже хочу внимания и ласки.

— Все хотят.

— Поэтому мы здесь.

— Суки, хватит скулить, раздвигайте ляжки, будет вам внимание по самый локоть!

Последние комментарии заставили меня задуматься. Как я и говорил, отец никогда меня не бил, но наша возня и дурачества неизбежно приводили к мелким травмам, злым слезам и боли. Играть с отцом было примерно как в догонялки с ломом. Мама устраивала бате нагоняй, а он оправдывался, говоря, что и пальцем меня не трогал, а если и трогал, то я сам напрашивался. Я ведь и правда напрашивался, дерзил, нападал из-за угла, задирал или тупо косячил. Так я привлекал внимание. Я хотел его внимания, а к тому, что оно часто смешивалось с болью, я привык и даже начал получать удовольствие, когда он тискал меня в своих ручищах, пересчитывая рёбрышки, после чего все они были в синяках, поднимал за ногу или подбрасывал на пару метров верх, от чего перехватывало дух, но я смеялся от счастья и не сомневался, что он меня поймает. Я любил отца, любил и боялся, но не из-за боли, от неё я только крепчал, а из-за того, что он не примет меня, отвернётся. Поэтому я готов был стерпеть всё на свете, только бы он оставался рядом, а я был в его сердце.