– Несколько часов назад, – шипит в ответ Кирика, прежде чем Алекс успевает открыть рот. Ему остаётся только уточнить:

– Уже как пять.

– Пять?! Почему же вы раньше не приехали? – несдержанно восклицает молодой врач. Неужто боится так сильно?

– А вы погоду видели? – раздражённо огрызается Алекс. Метель уже не первый день бушует на улице. – Да и вы бы потише, а то присутствия здесь отца не избежать! Даже горячие возражения его любимой не спасут…

Врач уже собирается что-то ответить, но его опережает уже слабый голос Кирики:

– Алекс!..

Она тянет его за руку, которую всё так же сильно сжимает. И становится как-то уже плевать на окончательно перепугавшегося доктора, главное – поддержать его сестрёнку.

– Я здесь, малышка! – Алекс наклоняется к Ки-Ки, гладит её по голове. А когда она поднимает на него глаза, полные страха и боли, ласково шепчет ей, поцеловав во влажный от пота лобик: – Не бойся, всё будет хорошо!..

…

Распахнутая с ноги дверь действует лучше, чем любые увещевания персонала больницы, – в приёмной воцаряется мгновенно полная тишина.

– Ну что, счастливый папаша, держи своего карапуза! – торжественно провозглашает Алекс и без лишних церемоний впихивает в руки растерянно замершего мужчины объёмистый свёрток.

Тот на автомате, но всё же бережно берёт ребёнка, заторможенно переводит на него глаза, слегка отворачивая край простынки, чтобы взглянуть на маленькое сморщенное личико. И на его лице появляется улыбка. Нормальная, человеческая! А не его привычный оскал, которым впору пугать жертв перед убийством.

– Как Кирика? – он тихо и с нежностью спрашивает, качая на руках новорождённого сына и не отрывая от него взгляда.

– Сам посмотри, к ней уже можно, – пожимает плечами Алекс, подмигивая рядом стоящему Стефану.

Мужчина больше не медлит и устремляется в палату к любимой, перепугав по пути до икоты только что покинувшего её врача. Они дадут им немного времени наедине, прежде чем последовать за ним. И стоя у дальней стены палаты и глядя на эту странную молодую семью, он будет тихо посмеиваться себе в кулак. Так странно видеть его таким – что-то нежно и ласково шепчущим его сестрёнке и трепетно её обнимающим, словно опасался ей как-то навредить. Наверно, раньше таким его видела только она…

– Ну что, братик, теперь больше не ревнуешь сестрёнку к Винсенту? – Алекс чувствует ощутимый толчок в плечо и такую нетипичную для Стефана усмешку в его голосе. Скорее, таким тоном мог спросить Винсент или же он сам.

Алекс качает головой, фыркая в ответ, и даже не пытается утаить довольной улыбки.

– Нет. Когда я вижу их такими, в этом нет смысла. Сам посмотри, какая малышка счастливая! И ты же знаешь, большего мне и не нужно!

Сколько бы времени не прошло, он любит возвращаться в этот дом. Он наполнен каким-то непередаваемым теплом и уютом, здесь его с нетерпением ждут всегда. Особенно на праздники! И стоит только раздаться на улице реву двигателя его мотоцикла, как на улицу вылетят, забыв про тёплые куртки и не обращая внимания на оклик мамы, с громкими криками двое малышей:

– Дядя Алекс!

И сорванцы непременно повалят его в снег и со звонким смехом и визгами будут валять несчастного дядю в нём ровно до тех пор, пока на крыльце не появится его любимая сестричка.

– Рин, Долли, а ну хватит копошиться полуголыми в снегу! Заболеете ещё!

И непременно послышится вслед за её возмущенным возгласом насмешливое замечание:

– Малышка, брось, как будто ты сама не любила в детстве покопошиться в снегу!

И совершенно точно после этих слов Кирика окажется опрокинутой в ближайший сугроб уже своим мужем. За что, тот получит в отместку и холодные комья за шиворот, и пару снежков от своих детей, которые даже ему не дают маму в обиду.

И, конечно же, после снежного веселья не обойдётся без посиделок у пылающего жаром камина, украшенного традиционными красными носками. Руки будет обжигать кружка с горячим какао, сдобренным маршмеллоу и шоколадной стружкой, а душу будут согревать объятия сразу двух малышей, так напоминающих ему его обожаемую сестрёнку. Они будут наперебой рассказывать ему о том, что нового произошло, пока его не было, будут пытаться разузнать, какие же подарки он для них привёз. А он, как обычно, будет стараться их утихомирить и убедить дождаться наступления Рождества. Но разве это возможно? Ки-Ки в своё время у него не получалось…

А как будет приятно уже поздно ночью сидеть в гостиной в обнимку с сестрёнкой и просто молчать, наслаждаясь её теплом.

– Братик, я очень скучала по тебе. Хорошо, что ты приехал раньше, чем планировал…

В этом сне он смотрел словно со стороны. Всё происходящие было как будто в тумане… Очень сером и невероятно тяжёлом… Казалось, что-то давило и душило изнутри, разрывало на кусочки душу.

Мелькание мрачных лиц, черные одежды. Тихие шепотки среди знакомых и незнакомых людей. Громкая хорошо поставленная речь с избитыми и стандартными фразами, которые в сущности уже не имеют значения. Так не должно быть!

Не должно… Он знает, что не у одного него крутятся эти мысли. Есть тот, кому в разы тяжелее находиться здесь, принимая с каменным лицом пустые соболезнования. Лишь немногие здесь на самом деле искренне разделяют его скорбь…

***

Вязкие сновидения прервались к его счастью вовремя – не хотелось увидеть подтверждения своих подозрений. Хотя он понимал, что всё было ложью… Правда от этого становилось только хуже.

– Эй, Фокси, проснись! – в знакомом голосе, к его удивлению, явно слышалось беспокойство.

Глаза разлепить удалось с трудом, словно последний сон не хотел отпускать его, желал, чтобы он пережил его сполна. Но ведь он уже переживал нечто подобное, почему же от обычного сновидения было намного больнее, чем от реальных событий?

– Фо-окс!

– Да проснулся я, – недовольно пробурчал Фокси. До чего же приставучий этот ушастый! – Проснулся… Угомонись, травоядный!

Только теперь его перестали активно трясти за плечо.

– Ты чего дрыхнешь на подоконнике?

На улице уже начинало светать, а снегопад всё продолжался. Удивительно снежная погода для их города…

– Да вот что-то сморило, пока я смотрел в окно, – Фокси пожал плечами, рассеянно трепля волосы рукой. – Ты же знаешь, за столько лет жизни в пиццерии подобное развлечение нам даже не снилось, – он весело усмехнулся и с подозрением покосился на друга. – А ты-то где пропадал опять ночью?

– С чего ты взял? – хмуро откликнулся Бонни, приваливаясь к стене напротив лиса.

– Ну, нетрудно догадаться, – усмехнулся Фокси, делая важный вид. – Я тут сижу с полуночи точно, и если бы ты решил поспать в своей кровати, точно бы разбудил раньше. Это элементарно, мой ушастый друг! – Лис надулся и поднёс руку ко рту, словно держал в ней курительную трубку.

– Ну да, великий сыщик, – Бонни раздражённо передёрнул ушами и закатил глаза. – А ты, как я погляжу, снова листал альбом… – Многозначительный кивок в сторону рук Фокси, в которых он сжимал альбом, которой подарила ему любимая сестричка.

– Угу, – кивнул Фокси, хитро улыбаясь, – вижу, ты тоже наблюдательный. – Он задорно подмигнул хмурому другу.

– Ещё как, – мрачно подтвердил Бонни и протянул ему что-то. – Вот держи.

– Что это? – машинально спросил Фокси, но, увидев в своих руках бумажный носовой платок, с недоумением посмотрел на кролика. – Зачем это?

– Вытрись, – коротко ответил Бонни, – а то всё лицо в разводах.

Всё так же ничего не понимая, Фокси последовал совету другу. Взгляд на отчего-то ставшую влажной салфетку привел его в ещё большее недоумение. Черные пятна расплывались на фоне белой бумаги.

– Никогда не видел, чтобы ты плакал. – Слова друга прояснили ситуацию. Фокси наконец рассеянно осознал, что из уголков глаз всё ещё продолжают течь маслянистые тёмные капли. Он столько раз видел, как плачет Чика, – никогда не думал, что его слёзы могут быть непрозрачными. – Даже тогда, – между тем Бонни продолжал мрачно говорить, и к своему удивлению Фокси чувствовал искренне беспокойство. Странно, чтобы кролик волновался о ком-то кроме их девочки. Вот так сюрприз… – Фокс, что случилось? Тебе что-то снилось?..