— Потому что я попросил об этом, — сказал я, — и настоятельница не была в состоянии отказать.
— Что ты имеешь в виду? — глаза Лиа потемнели.
Она была слишком проницательна.
— Ну... — я позволил моему голосу на секунду замереть, пока придумывал, как об этом сказать. На самом деле не было простого и ясного способа сделать это, так что решил действовать предельно откровенно. — Я трахал её, и угрожал использовать это против неё, если она не подпишет бумаги.
— Мать честная! — воскликнула Лиа. — Ты серьёзно?
— Ага.
— Но ты был несовершеннолетним! А сколько было ей?
— Не знаю, блядь. Может, пятьдесят с чем-то?
— Боже правый, Эван!
— Это продолжалось несколько лет, — сказал я ей. — Думаю, когда это началось, мне было четырнадцать.
Лиа на какое-то время задумалась.
— Это называется растление малолетних.
— Называй, как хочешь, — пожал я плечами. — Я не буду жаловаться. Когда я кое-чего захотел, мне пригодилось то, что я знал все её грязные секреты. Если она меня использовала, то я использовал её тоже.
Я внимательно наблюдал, как мои слова укладывались в сознании Лиа. Она уставилась на простыни, наблюдая за своими пальцами, скручивающими ткань.
— Ты всё ещё хочешь, чтобы я продолжил?
— Конечно, — тихо сказала она.
— Знаешь, твоя мама была права.
— В чём?
— Ты мало что обо мне знаешь. И, возможно, не захочешь знать обо всём этом дерьме.
Лиа задумалась, а потом взглянула на меня.
— Я хочу знать, — уверила меня она.
— Это всё изменит, — в моём голосе прозвучало предупреждение и отчаяние. — Я не смогу забрать свои слова обратно. А ты не сможешь просто всё забыть.
— Я знаю.
Глубоко вздохнув, я продолжил:
— Когда я прошёл базовую подготовку, то понял, что был чертовски хорошим стрелком. Я очень быстро стал отличным снайпером, поэтому пошёл в снайперскую школу на военной базе в Куантико, Вирджиния, и закончил её в числе лучших. Я мог поразить цель более чем за полтора километра и практически никогда не промахивался.
— Чёрт, — резко выдохнула Лиа.
— В итоге я был направлен в составе разведывательного снайперского отряда на Ближний Восток, чтобы в течении некоторого времени проводить рекогносцировку на территории Афганистана. Всё прошло успешно, я получил повышение до сержанта и возглавил взвод под руководством капитана батальона. Когда тот был убит в бою, меня возвели в лейтенанты прямо на поле боя, и я взял на себя командование всего батальона... ну, до того момента, как меня захватили в плен.
Мои мысли понеслись вскачь, и я отбросил руку с армейских жетонов, когда понял, что крепко их сжал.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Мы разведывали район, где якобы был замечен один из лидеров «Аль-Каиды». Моя группа первой выдвинулась вперёд, мы пробрались далеко в глубь района, но за несколько дней так ничего и не обнаружили. За нами двигались ещё четыре группы, разбросанные на несколько миль от нас, чтобы охватить как можно большую площадь. Мы ничего не должны были делать, кроме как только наблюдать и отчитываться, когда придёт время, чтобы потом к нам присоединилась остальная пехота СП.
— СП?
— Прости. Спецподразделение.
— Понятно.
— Наша база была развёрнута в скалах, расположенных среди пустыни: несколько палаток, пара хаммеров и небольшая постройка. Когда они атаковали, я как раз находился за постройкой.
Я задышал медленно и размеренно. Постарался сфокусировать свои воспоминания на том, что произошло после моего возвращения в Вирджинию, а не на самих событиях, но это было абсолютно невозможно.
— Как я уже говорил, было очень тихо. Думаю, что мы немного расслабились, поэтому они сумели напасть на нас. Я услышал шум, вернулся обратно, но все из моего подразделения были мертвы.
— О, Господи.
Я, не глядя на неё, продолжил:
— У меня совсем не было времени, чтобы среагировать. Меня ударили по голове, через пару секунд потащили к грузовику, пиная по дороге, затем снова били. Следующее, что я помню, я очутился в одном из их лагерей. Они ничего такого со мной не делали, только регулярно избивали и спрашивали, где находились другие подразделения – они ждали, пока появится их лидер.
— И что ты?
— Назвал им своё имя, звание и личный номер, — сказал я с невесёлым смехом. — Как в грёбаных фильмах. Я вообще ничего не мог сделать – они связали мне руки и ноги. И продолжали бить мешком, полным грёбаной картошки или чем-то ещё – потом всё болело несколько дней, даже когда они оставили меня на некоторое время в покое.
Когда я взглянул на неё, то увидел, как она внимательно осматривает меня, и я точно знал, что она делает – проверяет на мне шрамы.
Я встал, расстегнул ремень и стянул джинсы вниз, оголив лишь верхнюю часть бедра.
— Этот единственный, что у меня есть, — сказал я ей, показав пятисантиметровый бледный шрам с левой стороны. — И то, его даже нанесли не боевики. В гараже на базе валялась куча дерьма, я как-то раз напился и упал на острый кусок металла. Не хотелось никому рассказывать, что произошло, поэтому я решил позаботиться об этом сам. Но рана загноилась, и я всё равно оказался в лазарете. Тогда я получил свой единственный официальный выговор, пока служил. Кажется, мой капитан сказал, это за то, что я был кретином. — Я рассмеялся и покачал головой. — Парни, что захватили меня, – они не хотели оставлять никаких шрамов, вряд ли даже когда-либо били меня по лицу.
— Что было, когда приехал их главный?
— Классический допрос, — ответил я. — Он был довольно крупным парнем, имел до хрена растительности на лице и мерзкие замашки. Я ни разу не слышал его имени, и он не был достаточно известным, чтобы я видел раньше его фотографии. Он засунул мою голову в ведро воды, и удерживал там, пока я чуть не захлебнулся, а затем ткнул лицом в песок. Потом он заставил остальных какое-то время меня избивать, утверждая, что уже знал ответы на вопросы, которые мне задавал, а затем они начали бить меня ногами. Он выдирал мне ногти и, похоже, неплохо проводил время.
Лиа ахнула, но я не стал останавливаться.
— Они задавали вопросы, а я ничего им не отвечал, и тогда они начинали всё сначала. Он сильно орал, но так ничего и не смог от меня узнать. Через несколько дней они натянули мешок мне на голову и снова погрузили в грузовик. Я пытался считать, чтобы получить представление о том, где мы находились, но я не знал, откуда мы выехали, так что это оказалось не очень полезно. Тем не менее, думаю, что мы ехали около трёх часов. Как только мы остановились, меня затащили в сарай, где заставили стоять на коленях на бетоне, пока они говорили по-арабски. Я не многое уловил – просто понял, что они о чём-то договариваются. Было много шума, как будто они перетаскивали вещи. Когда с меня сняли мешок, я увидел двух парней, связанных так же, как и я. Вокруг нас были установлены камеры и ещё какое-то оборудование, и везде стояли афганские солдаты с нацеленными на нас автоматами.
Я повернулся к Лиа, чтобы посмотреть, как она всё это воспринимает. Она уже сидела в кровати и наблюдала за мной, сложив руки на коленях.
— Я подумал, что это всё, понимаешь? — сказал, посмотрев на неё. — Подумал, что они просто собирались казнить нас и покончить с этим.
— Вот откуда видео, — догадалась Лиа.
— Именно оттуда, — подтвердил я. — Слышал, у него было очень много просмотров на YouTube до того, как его удалили. — Прежде чем пойти дальше, я минуту собирался с мыслями. — Ты видела его, так что знаешь достаточно о том, что произошло дальше. Они хотели, чтобы мы сказали, как хорошо с нами обращались, что немало меня рассмешило, а потом они хотели, чтобы мы сказали, что президент США ошибался, послав войска на Ближний Восток, и чтобы мы договорились об их выводе – в общем, обычное дерьмо. Журналист – тот просто плакал и кричал, что он ничего не знает. А вот другой был мне знаком.
— Кто он? — спросила Лиа, когда я замолчал.