Правда спохватилось командованье быстро и уже на десятый день Великой войны сварщики наварили трубу позади брашпиля, что слабосильно тягает туда-сюда якорь, и впереди рубки, обозвав это произведение пышным словом турель. На борт прислали ещё одного краснофлотца-пулемётчика с какой-то хреновиной, сверху на которой был нахлобучен диск с патронами. Хреновину спрятали, с риском для жизни, в рубке, куда и скрывался пулемётчик, ибо для него на палубе, особенно в период работы буксира, места реально не было.
В идеале, если дредноут супостата появится на горизонте, пулеметчик должен был принять бой, вытащив свою железяку из рубки и водрузив её на турель. Если сказать про самолеты, то это суперорудие пролетариата, могло оборонять буксир только с передней полусферы и то не полностью, особенно если с треклятым брашпилем кто-то работал, выбирая или отдавая якорь. Стрелять же в рубку и в командира в ней, это уже полный моветон, господа товарищи, караемый военным трибуналом.
Все так и крутилось по не многу, не взирая на войну, и прочие всемирные беды. Буксирчик мотало туда-сюда по бескрайним портовым водам, а Банщик периодически мылся и в парилке бани представлял себе далекое тропическое море, песчаный остров с пальмой, как в соседнем ресторане, и прекрасную мулатку, подозрительно походившую на официантку командирской столовой порта Клавку Перебейнос. Тропический рай напополам с суровой правдой жизни продолжался ровно до дня первого налёта супостата на непреступную крепость Балтфлота.
В этот день, забрав с собой двух краснофлотцев, и оставив на борту буксира пулемётчика и моториста, Банщик пошел в баню, предвкушая парок в парилке и нежные прикасания веника ко всем немытым частям тела. И вот в это самое время налетели басурмане на крепость.
К моменту атаки немецких «Штук», разбуженный сиренами воздушной тревоги, пулемётчик уже водрузил свой ундервуд на турель, а моторист уже завёл двигатель. Большего они сделать в своей жизни ничего не успели ввиду попадания первой-же средней авиабомбы как раз в центр буксира. Моментально и пулемётчик, и моторист вместе с машиной, брашпилем и всем буксиром были распылены по акватории порта, а у причальной стенки остались только обрывки двух швартовых. Мачта же с гордо реющим военно-морским флагом отлетела метров на семьдесят от места взрыва и воткнулась, распугав голубей, почти вертикально в податливую землю одного из скверов или клумб. Странное дело, но флаг так и остался гордо реять на гафеле, закопчённый дымом блиц пожара и пробитый почти по середине осколком толи бомбы, а толи брашпиля буксира. Когда остатки команды гордого буксира, в самом настоящем мыле и не смытой пене, бегом прибыли к месту швартовки корабля всё уже было кончено.
В итоге этого эпохального события Балтфлот лишился одного портового буксира и двух человек пропавшими без вести. В похоронках так и было записано «пропал без вести», что неумолимо лишало родных погибших в бою краснофлотцев и так очень скромного денежного содержания, мало этого, записывало их в графу «члены семьи врага народа». Но это давало призрачный шанс и надежду матерям увидеть своих сыновей в будущем. Банщик лишился своего корвета, но так как флаг на гафеле мачты ещё долго развивался по ветру, пугая ворон и чаек, комиссаром базы было решено этот бой считать героическим. Двум краснофлотцам и Банщику даже выписали представления к медалям «За отвагу», но подлые штабисты, не нюхавшие пороха в своих штабах, конечно, подменили его другим. Многотиражка флота «Балтийская Правда» рассказала о героическом бое буксира против эскадрильи Люфтвафе и его храбром командире. Через некоторое время Банщика наградили медалью «За боевые заслуги», а остаткам экипажа нового «Варяга» объявили благодарность. На этом дело и кончилось. Мачту отнесли на металлолом, а флаг отправили в музей флота, где вы можете его увидеть до сих пор «в живую» рядом с репликой Знамени Победы.
Итогами первого боевого крещения Банщика стали непоколебимая вера в целительные свойства русской бани и парилки, в частности, а также беды войны, обрушившие на его голову со всей идиотской силой невзгоды бездомного. Надо сказать, что если краснофлотцам было выделено место в спальном корпусе, как называлась обычная казарма в бесчисленных равелинах и казематах крепости, ввиду полной невозможности выделения спальных мест на борту буксира в силу форсмажорной тесноты на борту последнего, то Банщик жил, или существовал, как кому нравится, в прекрасной каюте капитана общей площадью два квадратных метра через переборку от гальюна и через соседнюю переборку от камбуза. И то, и другое помещения были не больше, чем по одному квадратному метру, но ключевое слово в этой печальной повести всё же именно были, нет не так, а БЫЛИ. Так будет вернее.
С героической гибелью буксира погибла не только сама каюта и гальюн с камбузом, но и одежда, еда и небольшие денежные накопления младшего лейтенанта. И, если с отсутствием гальюна и даже камбуза можно было как-то мириться, то с отсутствием чистой одежды и денег мириться было совершенно невозможно. Хорошо, что он взял с собой в баню предмет его особой гордости, офицерский ТТ и очень жалко, что он не взял с собой магнитный компас — единственную вещь, которая связывала его с довоенной специализацией.
Пришлось идти на поклон к снабженцам и, конечно, начфину. Ох уж эти мне снабженцы. Оказалось, что выбить задолженность по зарплате и небольшой аванс было легче, чем кальсоны у снабженца, да что там кальсоны! Даже носовой платок и тот был, похоже, неземной роскошью буржуев.
Ребром встал вопрос о квартире. При наличии денег оное могло бы быть довольно быстро осуществимо, но с гибелью вверенного ему имущества в виде буксира портового номер… в бою с превосходящими силами противника, основания для зачисления на довольствие, в том числе денежное, пропало как сон в летнюю ночь. Восстановить «статус кво» в этом вопросе не представлялось возможным ввиду отсутствия свободного буксира в наличии. А буксир, надо вам сказать, инженерное сооружение способное плавать, да ещё не как шишка в проруби, а по заданной траектории, да ещё толкая или буксируя что-то очень важное по поверхности воды иногда даже в шторм. Это вам не полуторку собрать на конвейере, а гораздо дольше и сложнее, и уж точно не в условиях начального периода всеобщей войны и неразберихи. С танками или самолетами всё просто. Подбили тебя и, если повезло, и ты не сгорел полностью, а только чуточку поджарился, тебя несут, или везут, или сам ползешь по заснеженному лесу в госпиталь. В госпитале тебя штопают, а там и на завод принимать новое железо. Никаких тебе сложностей, одна голая правда войны и не более.
Да и с буксиром, надо сказать, все просто в плане его списания. Пишется акт на списание ввиду полного отсутствия всякого присутствия, ставится несколько подписей заверяется печатью и иди Вася на все четыре стороны света. А вот куда идти, этому самому Васе, сиречь Банщику, нигде прописано пока не было. И как-то так получилось, что все про Банщика и остатки его команды в штабе забыли в связи с полной неразберихой эвакуации конвоями флота сначала из Либавы (Лиепаи), а затем и из Ревеля (Таллина, Таллинна). И то сказать, там десятки тысяч людей заживо утонули, а тут один Банщик без койки. Понимать надо момент истины или истину момента.
Поэтому весь в печали от суровой правды бытия на театре военных действий серо-седой Балтики, бывший капитан буксира, бывший Балтийский краском флота поднял правую руку вверх, как моряки Кригсмарине Дёница, но в отличие от них, резко опустил ее вниз, решив решать проблемы по мере их поступления, отсортировывая по мере важности. Первое, что пришло ему в голову, было просто домыться и пошёл он, куда и посылали его отцы-командиры хором, а именно, в баню.
Вы наверняка спросите почему он не купил себе чекушку и не сел где-нибудь в кустиках «поправить нервы». Отвечаю совершенно честно, тогда люди были как люди и не особо употребляли спиртное, а Банщик вырос в семье, где, как это ни странно для современной России, никто никогда не пил и не курил.
