— Хорошо. Можешь идти отдыхать к себе. Теперь я побуду с ними.

— Ты? Я думала… — Алиса оборвала себя.

Алиса, как и все в Редферне, считала, что Бринн ляжет с норманнкой.

— Иди к себе. Я присмотрю за ними.

Алиса стояла в нерешительности.

— В чём дело? — нетерпеливо спросила Бринн.

— Можно мне остаться здесь? Я не стану мешать. Я тихонько свернусь у очага.

— Почему бы тебе… — Бринн поняла, почему Алиса чувствовала себя здесь безопаснее. — Лорд Ричард будет недоволен, узнав, что ты помогаешь леди Эдвине.

— Он бьёт меня, если ему что-то не нравится. — Алиса вздрогнула. — Он всегда делает мне больно, но ещё хуже будет, когда он разыщет меня и затащит в свою постель.

— Если ты так ненавидишь его, то почему не убежишь отсюда?

— Куда мне бежать? — Она закусила нижнюю губу, прежде чем решилась сказать: — Я беременна.

Гнев охватил Бринн.

— Он знает?

— Да. Я на третьем месяце.

— И он посмел послать тебя к миледи Гейджине, чтобы та воспользовалась тобой?

— Срок у меня небольшой, да и лорд Ричард сказал, что я по-прежнему красивее любой женщины в Редферне. Он хотел угодить миледи Гейджине, но не был уверен, ему казалось, норманнка всё ещё увлекается тобой.

Бринн почувствовала отвращение.

— Можно мне остаться? — снова спросила Алиса.

Кивком Бринн указала на лежак, который попросила принести для себя, а сама села у дальней стены.

— Спи там.

— Нет, нет, я лучше лягу здесь, у огня!

— Ложись на лежак. Я здорова, прекрасно себя чувствую и не хожу на третьем месяце. Завтра я велю принести ещё один лежак. — Увидев, что Алиса всё ещё топчется на месте, она резко сказала: — Живо!

Алиса торопливо пошла к лежаку.

— «У Эдвины просторная спальня, но скоро и в ней станет тесно», — подумала с беспокойством Бринн.

Ей не следовало грубо обращаться с Алисой, но её внезапно охватило чувство тревоги ещё за одну жертву Ричарда. Она поняла, что и Алису она не может оставить с ним. Как ей освободить себя и вернуться в Гвинтал, если она чувствует себя обязанной позаботиться о безопасности несчастных женщин. Что ж, всему своё время, а сегодня ночью ей надо подумать о другом. Что там за шум? Впечатление, что кто-то пытается заглушить рыдания. Она быстро прошла к кровати. Малик глубоко спал, значит, шум мог исходить от Эдвины. Но она тоже лежала не двигаясь… Эдвина лежала с открытыми глазами, блестящими от слёз.

— Бринн…

Господи, неужели в эту ночь придётся пережить ещё какие-нибудь неприятности?

— Ты слышала? — шёпотом спросила она, сев на постель и взяв в руки ладони Эдвины. — Не плачь, всё будет хорошо.

— Я так долго хотела подарить ему ребёнка.

— Я знаю. Ничего страшного.

— Он мне тоже делал больно. Но ведь соединяться с мужчиной всегда мучительно, правда?

Гейджина ласкала её, входила в неё, поднимала её.

— Да, но с женщинами всё иначе.

Эдвина посмотрела Бринн в глаза.

— Норманнка не причиняла тебе боли, когда ложилась с тобой в постель?

— Тебе известно о норманнке?

— Ричард, вернувшись из Гастингса, рассказал мне, что тебе придётся заниматься не только лечением. Я молилась за тебя. — Её руки сжались и разжались, захватив покрывало. — А потом, когда я снова заболела, я молилась за себя. Я знала, что только Бог мог спасти меня. Ричард всегда хотел, чтобы я умерла, но я не поддамся. Я не сразу поверила, что он может быть таким жестоким. Я просто старалась делать то, к чему меня призывал долг жены. Я не виновата, что у меня нет детей, что бы он ни говорил. — Она посмотрела на Алису, уснувшую на лежаке. — Бедняжка, я ей не завидую. Ребёнок — это чудо, но я скорее умерла бы, чем родила сейчас ребёнка от него.

— Так нельзя говорить. Ребёнок — невинное существо.

— Знаю, но ребёнок обязательно родился бы таким же красивым, как Ричард, и я постоянно помнила бы о его жестокости и своей глупости. Когда я впервые попала в Редферн, Ричард показался мне таким радостным и любезным. Он поразил меня своим великолепием.

— Тебе было только тринадцать лет.

— Дело не в этом. Меня всегда поражает красота, и я преклоняюсь перед ней. Даже спустя годы его привлекательность потрясала меня. Я не допускала и мысли, что Бог, сотворив такую красоту, наделил её чёрным сердцем. — Она горько усмехнулась. — Помнишь, я радовалась, что мой муж не такой, как Делмас? Ты тогда, должно быть, решила, что я непробиваемая дура.

— Я никогда так не думала, — мягко не согласилась Бринн.

— Но я научилась думать и делать выводы, я поняла, что моя воля не так уж слаба. Я твёрдо решила выжить, когда Ричард выкинул меня в пристройку при конюшне. Я хочу жить, Бринн, хочу выздороветь. Ты поможешь мне?

— Поэтому-то я и вернулась, — улыбнулась Бринн.

Эдвина пожала руку Бринн.

— Я знаю, это не очень благородно с моей стороны, у тебя своих забот хватает. Что с Делмасом?

— Лорд Ричард отправил его куда-то.

— Почему?

Бринн отвела взгляд.

— Миледи Гейджина не хочет видеть его здесь.

— Алиса сказала, что норманнка возбудила в тебе любовь. Это правда?

— Нет, она просто возжелала то, что лежит у меня между ног.

— Но ты же сказала, что она не грубо обходится с тобой.

Мягко, как ураган, нежно как обжигающее пламя. Гейджина заполоняет её всю. Бринн невольно вспомнила, как сегодня днём они занимались любовью. И в ответ сладко заныл низ живота.

— Я не говорила, что она была кротка со мной.

— Тебе нравится. — Эдвина в испуге зажмурилась. — Ты любишь спать с норманнкой. Я думала, она не оставила тебе выбора.

— Так и было.

— Однако же тебе хорошо с ней. — Её брови озабоченно поползли вверх. — Верно? У тебя есть муж. Грех так делать.

— А разве не грех быть с мужем, силой принуждающим тебя жениться? Я не произносила слова обета.

— Женщине не требуется давать клятву.

— В Гвинтале всё по-другому.

— Тогда там странные законы.

— Справедливые. — Она погладила руку Эдвины. — Не волнуйся. Я сплю с норманнкой, потому что должна. Скоро всему придёт конец, и я уверена, что Господь Бог отпустит моему бренному телу его грехи.

— Тебе всё простится, Бринн, другого и быть не может. Ты не сердись на меня за расспросы. Не мне судить, что есть грех, а что нет. Всё переменится, верно?

— Успокойся. Не надо никакого прощения. Мы ведь подруги? А теперь спи.

— Бринн… — нерешительно заговорила Эдвина. — Скажи, все эти чужаки ведут себя так же достойно?

— Что?

— Ну, понимаешь, норманнка явно нравится тебе и…

Эдвина нетерпеливо махнула рукой.

— Она привлекает тебя?

Широкие мощные плечи, голубые, как северное море, глаза. А у Гейджины они такие яркие.

— Да. Я о ней думаю, — скорее себе ответила Бринн.

— А этот? — Эдвина показала на спящего Малика. — Он ещё красивее, чем мой муж. Ричард рассказывал мне, что норманны — грубые варвары с кривыми зубами и редко моются. Если все они столь же красивы, то немудрено, как трудно удержаться от греха.

— Малик не норманн. Он сарацин и не дьявол-искуситель. Его сердце столь же прекрасно, как и его лицо.

Эдвина в сомнении покачала головой.

— Я так думала и о Ричарде. Нелегко понять, как может ничтожество скрываться под привлекательной наружностью.

— Как тебе сказать, норманны похожи на саксов. Но они все разные: одни красивы, на других страшно смотреть. Ты права, главное, разгадать, какой человек. — Она встала и достала шерстяное одеяло из сундука для полотна и тёплых вещей. — И вообще, сегодня ни о чём не надо волноваться.

Эдвина снова посмотрела на Алису.

— Бедняжка, — выдохнула она. — Как жестока жизнь к женщинам! Мы что-то должны делать…

***

— Добрый день. — Гейджина стремительно вошла в спальню. — Как ты, Малик?

— С каждым днём всё лучше. — Он показал на Эдвину. — Познакомься, это леди Эдвина. Моя подруга, Гейджина Дюмонт.

— Миледи Гейджина, — едва слышно произнесла Эдвина. Она на мгновение остановила на ней пристальный взгляд, а потом, улыбнувшись, протянула руку. — Спасибо, что приняли приглашение в Редферн.