«Галь, ты запомни, сколько цветов тебе мужик подарил – на столько он тебя и ценит. Одну дарят только те, кто прикидывает, вкладываться в бабу или нет. А то вдруг потратишь на нее семьсот рублей, а оно там даже на двести не тянет».
Звучало это пошло, но какая-то частица правды в словах незнакомой женщины все-таки была. Лучше не дарить ничего, чем одну. Смотришь, как по улице идет парочка – явно первое свидание, – и в руках у девушки бледный стебелек с жухлыми листочками. Так и хочется подойти к несчастной, сказать: «Давай я подержу, чтобы тебе было не так стыдно».
Все время, пока Аня вспоминала о своих магазинных приключениях, Костя, чуть сгорбившись, сидел на скамейке и, не говоря ни слова, смотрел куда-то в пустоту прямо перед собой, как затравленный зверек. В глазах у него так и читался невысказанный вопрос, когда же все оставят его в покое. Просто возьмут и самоликвидируются.
Искоса Аня нет-нет да и поглядывала на объект своего исследования.
Порой забавно, как отчаянно нам нужно то, что мы не можем получить. Если бы уроки физики были под строгим запретом, возможно, в мире появилось бы больше юных подпольных Эйнштейнов. Так было и у Ани с Костей: чисто спортивный интерес, ничего личного. Ничего лишнего.
Вдруг Костя едва заметно повернулся и устало посмотрел в сторону Ани. Той показалось, что у него глаза двухсотлетнего старика. Ясно, что парню уже не до настойчивой девушки из параллельного класса. Но что было в этой ситуации приятным – Алина тоже явно не входила в список желанных гостей.
Если до прихода Ани Костя с Алиной о чем-то и разговаривали, то теперь молчание тянулось, как ириска. Это была не та тишина, когда сидишь и думаешь о своем, а тишина, в которой словно кто-то в мегафон орет: «НЕЛОВКО, ПРАВДА?»
Внезапно у Алины зазвонил телефон. Последняя модель смартфона в аккуратном чехольчике; вместо новомодных рингтонов – стандартная мелодия. Чем эта девчонка раздражала, так это своей идеальностью. Она была правильная буквально во всем, выглаженная, с гладкими белыми коленками, холеными руками и отвратительно пухлыми губами, которые так нравятся противоположному полу. И почему они с Костей вообще расстались?
– Я на секунду, – приторно улыбнулась девушка и отошла, прикрыв высветившийся номер ладонью, как будто случайно. Только вот Аня разглядела – «бабулечка». Не «бабушка», не «бабуля», – приторное до скрипа на зубах «бабулечка», будто все остальные имена были раскуплены и осталась только эта великоразмерная версия.
Когда Аня и Костя остались одни, парень вдруг засобирался: схватил портфель, стряхнул с колен крошки, оставленные бывшей. Это был последний шанс.
Аня встала перед Костей, загородив ему солнце, будто была не подростком ростом метр шестьдесят, а победителем международных соревнований по сумо.
– Избегаешь меня? – спросила она напрямую.
– Да, – ответил Костя. Он был не из тех людей, кто хотел всем безоговорочно нравиться, и именно поэтому понравился Ане. – Тебе что-то от меня нужно?
Было видно: ему с ней некомфортно. Что безумно раздражало, – с ней еще более некомфортно, чем с Алиной.
Аня не могла толком сказать, чего она от него хотела. Но если до всего докапываться, искать скрытые смыслы и значения, то так недолго и с катушек слететь. От правды Аня отмахивалась, как от надоедливых насекомых, но в реальности от этого ничего не менялось. Ей хотелось всего, всего и сразу. Дружить с мальчиком – это ведь так круто! Ходить с ним по улице так близко, что руки касаются при ходьбе. Пусть окружающие думают, что у них роман. Подростковый, бурный. Пусть проходящие мимо девчонки думают: «И что он в ней нашел?» Или, наоборот, пусть парни цепляют Аню взглядом, как зазевавшуюся рыбешку крючком, и прикидывают, как тайком узнать ее номер.
Ане хотелось брата, парня, приятеля… Хоть кого-то. Того, кто заменит отца. Растворимого кофе ей хотелось, вот чего. Говорят, дрянь, для здоровья вредно, лучше сигарету выкурить, чем этой жижей грязной травиться. Но если привык к кофе, к его терпкому запаху, горьковатому послевкусию, теплому ощущению чашки в замерзших ладонях, то с такой зависимостью и порошок из пакетика покажется райским наслаждением.
Сублимация ей была нужна, вот что. Чтобы был папа в жизни и чтобы его в то же время не было.
Воспользовавшись замешательством, вызванным его вопросом, Костя пошел прочь со школьного двора. В тишине парень прочел свои собственные ответы – более удобные, более привычные. «Не знаю, что мне от тебя нужно». Шел он широкими, быстрыми шагами: уносился вдаль, словно комета, обгоняющая неподвижные звезды.
В Анином воображении они с этим угловатым пареньком уже давно были друзьями. Она не испытывала особо романтических чувств по отношению к этой несуществующей дружбе. Все, чего ей хотелось, это иметь рядом кого-то, кто бы ее понимал. И ей так долго казалось, что Костя может быть этим самым человеком, что складывалось ощущение, будто нелегкий этап сближения уже давно позади. В своем блокноте она уже давно описала каждый шаг, каждое слово. Фантазии водопадом лились на желтоватую бумагу, оставляя после себя только буквы.
Аня не знала, почему на этот раз именно он. Просто один раз она вышла из квартиры, прошла мимо мусоропровода, решив не ехать в тот день на лифте, и услышала эти особенные шаги.
Она тогда наполовину решила, наполовину почувствовала – «если не Костя, то кто?». Хотелось посоветоваться с матерью, но та сейчас была последним человеком на земле, кто смог бы дать совет. В последний раз из своего загробного мира она звонила, когда Ане еще пятнадцати не было.
Сказала:
– Анечка, ты что, забыла меня совсем? Звони мне, как будет минутка.
Только вот для дочери это была игра; соревнование, в котором кто раньше сдастся под напором тяжелой стопудовой совести, тот и проиграет. Более того, о чем с ней разговаривать, с этой далекой женщиной из ее детства? Аня даже не помнила толком, как она выглядит. Высокая или низкая? В детстве все взрослые кажутся высокими… Толстая или худая? Блондинка или брюнетка? Образ размылся, превратился в густую ненависть, через которую девочка теперь смотрела на мир. Если уж мама ее не любит, то кому и зачем любить?
Дома, конечно, Аню ждал главный тиран ее жизни.
– Так и не поела? – вопросил Наполеон.
Халат исчез – вместо него материализовались спортивные треники с этой безвкусной белой полоской на боку и простая футболка, цвет которой когда-то давно можно было определенно назвать белым.
Валерия была художницей. Лет десять назад про нее говорили, что она подает надежды. Но потом она вышла замуж за мужчину вдвое старше себя, к тому же с девятилетней дочкой на руках. С тех пор все творческие круги списали Леру со счетов, и уж точно никто не ждал ее возвращения пять лет спустя, когда ей срочно понадобились деньги.
Теперь она целыми днями сидела в своей «мастерской», переделанной из бывшей спальни, спала там же, на кушеточке, и несколько раз в сутки пыталась контролировать свою падчерицу. Как можно заметить, безуспешно.
Сейчас Лера была тридцатилетней женщиной, по которой жизнь уже прошлась, проехалась и вдоволь напрыгалась. А ведь если подумать, она была старше Ани всего на каких-то тринадцать лет.
Но между ними была пропасть. Темная, глубокая. Подвесной мост не то что рассыпался, – его над этой пропастью вообще никогда не вешали. Принадлежность к женскому полу – вот все, что их объединяло. Да и то одна – женщина, другая – совсем девчонка; причем кто из них кто – до сих пор не ясно.
В ответ на вопрос падчерица помахала перед носом Валерии пакетиком с одиноким неаппетитным пирожком и даже попыталась улыбнуться. Правда, улыбка вышла такая кривая, что мачехе показалось, что у Ани скрутило живот.
– Пойдем на кухню, я суп сварила, – примирительно сказало чудовище.
Аня бросила рюкзак в коридоре.
В мачехе ее раздражало практически все, хотя она была полной противоположностью Алины. Особенно бесила неопрятность, неухоженность, а еще – какая-то простота и наивность. С Валерией все было понятно. Она отняла у Ани любовь отца, именно из-за нее он теперь такой!.. Лучше бы она сдала Аню в детский дом или позволила ей жить в одиночестве и зарабатывать на жизнь игрой на гитаре в подземном переходе. Играть Аня пока что не умела, но в ближайшее время планировала научиться.