– Ты что, язык проглотил? – прошептала Аня, потому что незнакомая учительница уже вовсю глаголила о роли маленького человека в большой литературе.

Парень опять промолчал, делая вид, что не расслышал.

«Не больно-то и хотелось», – подумала Аня. Она сложила руки на парте и сверху положила голову. Так она незаметно могла наблюдать за соседом, который снова взялся за карандаш и, казалось, совершенно позабыл о вторжении малознакомой девчонки.

Аня полуприкрыла глаза, как кошка, и задумчиво принялась разглядывать Костю. Темные короткие волосы, чуть длинноватые руки с красивыми, тоже длинными, пальцами, за которые любой пианист отдал бы обе ноги.

Ловить себя на подобных мыслях Аня стала совсем недавно, после того, как Костя подстригся. Если сравнивать, то до этого он словно был покрытой золой Золушкой в грязном переднике, а после стрижки его даже родные сестры на балу не узнали бы. Хотя вообще-то Белый не сильно смахивал на принцессу.

Он ведь был не очень-то красив. Высокий да, этого у него не отнять. Но девчонки за ним толпами не бегали. Костя как будто был создан для одной Ани: красота и грация, понятные только ей.

– Что рисуешь?

Костя не ответил.

– Покажешь? – Аня протянула руку, чтобы подвинуть к себе тетрадь, но парень резко отвернулся к окну и убрал недоделанную работу в портфель. – Ну и пожалуйста!

Последние слова девушка прошипела несколько громче, чем собиралась, но в классе стоял такой гвалт, что, закричи она даже во всю глотку, и то никто бы сразу не понял, что происходит.

Все это напоминало какой-то дурной сон. Раньше ведь не так было! С Лешей Липкиным не так. И с Ренатом. И со многими другими. Аня с шумом выдохнула сквозь сжатые зубы.

Прошло несколько бесполезных и бесконечных уроков (их длина почему-то была прямо пропорциональна бесполезности), а девушка все еще злилась на себя за то, что так резко пошла на абордаж. Теперь он точно с ней никогда не заговорит.

До этого она воспринимала Костю как исключительно легкую добычу, особенно после того, как он расстался с Алиной. А ведь казались идеальной парой: он – высокий, она – маленькая, хрупкая. Он – вечно в одних и тех же джинсах, она – каждый день меняла дизайнерские платья («Явно мамины», – добавляла про себя Аня).

После уроков Аня отправилась в столовую, где все было проще, чем в жизни. Хочешь – поглощаешь вредные батончики в буфете и запиваешь молочным коктейлем, хочешь – ешь менее вкусную (и, возможно, не менее вредную), почти домашнюю еду. «Почти домашним» в этой еде было все: от комков в каше до желтой пленки на супе. Денег у Ани было немного, но они все-таки были. В хорошем настроении чудовище иногда отстегивало кое-какую мелочь, хотя и делало это с таким видом, будто Аня и копейки из этой суммы не достойна.

– Брать что будем?

Внезапно перед школьниками Берлинской стеной выросла безымянная буфетчица. И что за удовольствие продавать химические шоколадки ораве горлопанов, сующих тебе потными руками родительские деньги? Даже школьная уборщица и та в каком-то плане стоит на ступеньку выше на негласной социальной лестнице. Ори себе сколько влезет, только убирать при этом не забывай.

Быть же буфетчицей – мрак. Разгадываешь сканворды в полнейшем одиночестве, никого не трогаешь, потом – дзынь! звонок! – и на тебя ни с того ни с сего мчится стадо молодых бизонов.

– Булочку с маком, – выдала Аня после секундной заминки. За эти мгновения народ в очереди успел порядком испереживаться.

– С маком нет, – парировала безымянная буфетчица.

– Тогда с изюмом. – Изюм Аня ненавидела.

– И с изюмом нет.

– С мясом?

– Нет.

– С капустой?

– Нет.

– А с чем тогда есть?

Девушке уже хотелось только одного – поскорее отделаться от этой раздражающей женщины, купить хоть что-нибудь, лишь бы она не смотрела таким обвиняющим взором.

– Сейчас посмотрю.

Буфетчица провела кончиком длинного ногтя, покрытого ярко-розовым лаком, по подбородку и в задумчивости понюхала поднос с неопознанными булочками. Закатила глаза и понюхала еще раз, совсем как профессиональный парфюмер. Аня не удивилась бы, если для завершения экспертизы буфетчица еще бы лизнула исследуемый объект.

– С яблоками! – выдала победно.

– Но это не точно! – загоготал какой-то молокосос у Ани за спиной, и другие подхватили его смех – бесстыдный, но беззлобный.

Шел май, и погода стояла преотличная. Аня вышла на школьное крыльцо с прозрачным пакетом пирожков, который оттягивал ей руку, как стокилограммовая гиря. Хотелось спрятать ношу в портфель и съесть дома, под непрочной защитой своей комнаты. Правильные девушки не едят жирных маргариновых пирожков, они в лучшем случае элегантно обнимаются с салатиком.

Многие ученики грелись на скамейках под лучами весеннего солнца. Среди них Аня заметила Ирочку и последнее звено их девичьего трио – Тамару. Она отчаянно сопротивлялась, когда ее звали Томой или Томкой, поэтому, как дань уважения к упорству подруги, Аня даже про себя называла ее полным именем.

Девушки были так увлечены, что не хотелось им мешать. Что они там обсуждают? Мальчиков? Сколько можно их обсуждать? Платья на выпускной? (Все еще?) Контрольную по математике? (Вообще без комментариев.)

Тут она снова заметила Костю. На этот раз он был не один: вокруг по-прежнему крутилась кокетка Алина. Но после сегодняшнего фиаско на уроке литературы терять Ане было точно нечего, поэтому она смело направилась в сторону парня и его бывшей подружки.

Наверное, у каждой уважающей себя девочки в школе есть такой парень, на которого она искоса посматривает на переменках в надежде урвать ответный взгляд. Парень, который учится в параллельном или классом старше. Он может и не знать о твоем существовании, но это ничего не меняет. А потом эти девочки заканчивают школу и где-нибудь уже на первом курсе института думают: «Ну и что это было за недоразумение в мешковатых джинсах?»

Но здесь и сейчас еще все по-другому. Если лето – это «маленькая жизнь», то школа – это маленькая Вселенная. Пока ты учишься в ней, кажется, что твой мир ограничен этими бетонными стенами, одноклассниками и домашними заданиями. Даже домой приходишь так, погостить. Залетаешь на пару часов, обедаешь, смотришь пару серий «Игры престолов», а потом закрываешь глаза, чтобы через секунду открыть их и снова отправиться обратно в школу.

Собственный класс автоматически становится государством. Не коммунистическим, в лучшем случае – зависимой колонией. Одноклассники ранжируются по крутости, привлекательности и успеваемости. Как будто нет больше никого в мире, кроме этих пяти прыщавых недоростков, среди которых непременно надо кого-то выбрать, иначе умрешь без первого поцелуя.

Однажды начав что-то делать, Аня не привыкла сдаваться. Ей мало было просто смотреть и вздыхать. Она должна была убедиться, что попробовала все, прежде чем наконец сдаться и, как побежденный самурай, отступить в тень. Хотя настоящий самурай поступил бы, конечно, по-другому.

– Привет. – Аня неловко махнула рукой. – Хотите пирожков?

– О, давай! – обрадовалась Алина и тут же запустила длинные пальцы в пакет. – А мы знакомы? – добавила она, надкусывая пирожок.

С виду эта кровожадная охотница за пирожками была не так уж плоха. Даже было чему позавидовать: точеная фигурка, чистая кожа, длинные волосы цвета морского песка. Никто никогда не видел, чтобы она мучила хомячков или ябедничала учителям, так что чисто формально перед законом и общественностью она была чиста.

Однако Аня ее ненавидела.

Внутри ее буквально трясло от животной ненависти, практически физического отвращения. Первой девушкой для Кости была Алина, не Аня. На нее он раньше смотрел с нежностью, ей на Восьмое марта напоказ, как и все, приносил одну красную розу.

Аня розу не приняла бы, даже от Кости. Как-то в продуктовом магазине, стоя в очереди, она услышала разговор двух женщин неопределенного возраста с поплывшими щеками и в туфлях «прощай молодость»: