− Приветик, − она на ходу вытянула вперед руку, − а ты мне еще какой-нибудь подарочек принесешь?

Пегас застыл. Толстуха тоже. Они посмотрели на Бо с равным удивлением.

Потом Нефос начал улыбаться. Не вру, он правда ухмылялся самым гнуснейшим образом, показывая клыки в полуоскале и щуря глаза, как бы приглашая: «Ага-ага, подойди, вот ужо дам я тебе подарочек!»

− Бо! − все разом вскрикнули мы, когда сообразили, что блондинка на линии огня, даже на двух – Нефоса и нашей. Но еще за секунду до того, как нам пришло это в голову, небеса разразились резким свистом, потом пронзительным воем, потом мы услышали:

− Ну, какая ж это посадка?! – и Эдмус с точностью дротика, прилетевшего в мишень, плюхнулся на круп пегаса животом.

Все же я не зря заметила, что эти крылатые кони обладают очень выразительной мимикой. На сей раз на страшной морде пегаса обнаружился ужас. «Сперва пинка дал, − было написано там заглавными буквами, − а теперь вот еще… вот этак?!»

После нового сеанса панического ржания Нефос постарался отделаться от неприятного седока во вполне лошадиной манере: совершая дикие прыжки, становясь на дыбы, пытаясь одновременно лягнуть, укусить, плюнуть молнией, ну, или хоть просто плюнуть. Незадачливому наезднику пришлось искать точки опоры, которыми оказались хвост и левое крыло пегаса.

Началась джигитовка. Нефос напрочь забыл о жертве недавней, о нас тоже и только бросался во все стороны в попытке сбросить Эдмуса. Эдмус уже вполне обрел присутствие духа и делал попытки сесть, а не лежать животом. Попутно он не забывал комментировать происходящее:

− Если… бы… меня… увидел Це-пе-ок! Эй, крылатый! Я по твоей манере… мамочки, щекотно! Я так понял, что ты меня по-до-зреваешь… в каких-то…намерениях? Не было их у меня! Я вообще тут случайно! Ну и что, что ты крылатый, ты мне совсем не… не… нет, ты… гоп-гоп… симпатичный, но… я ушел в небо, буду нескоро!

Последние слова он произнес, когда Нефосу все же удалось его подбросить. Спирит и не подумал падать: раскрыл крылья и взмыл вверх, торжествующе помахивая изрядным пучком волос, выдранным из хвоста пегаса. Тот посмотрел вслед и мстительно открыл пасть, и вот тут я поняла, что пора действовать.

Попутно я заметила, что Нефос стоит в шаге от обрывистого берега, а у этого берега бурлит моя стихия.

Коня Громовержца окатило в тот самый момент, когда в его пасти начала формироваться очередная молния. Я использовала «Фонтан», заклинание второго курса обучения, только сил вложила много, так что волна получилась изрядная. Нефос вымок в секунду, и его мощно закоротило от своего же заряда. Потом, как я и рассчитывала, пегас плавно соскользнул в реку. Вынырнул тут же, отфыркиваясь, и погреб от нас подальше. На плаву он оглядывался, как будто остерегался погони.

Йехар торжественно пожал мне руку и погрозил кулаком Эдмусу. Шут как ни в чем не бывало спустился и пошел подбирать сандалии, которые потерял при посадке на лошадиный круп. Бо побрела к берегу и в лучших традициях мультика «Ёжик в тумане» начала взывать: «Лоша-а-адка-а-а!».

Клиника, в общем.

Веслав уже давно решил, что мы все равно неизлечимы, и поил каким-то снадобьем бедную гречанку. Та сидела на траве, тяжело отдувалась, глотала эликсир и пыталась говорить:

− Да я… просто… иду себе… а он тут… и как кинулся… буль… спасибо, лучше уже… и бегать… и я тоже бегать тогда… − тут она отдышалась чуточку больше и прибавила: − Вот не думала, что на меня конь Громовержца покусится! Злой почему-то, может, от одиночества? Одиночество – оно… кого захочешь свирепым сделает!

Тут она лучезарно улыбнулась Веславу и похлопала его по руке. Четыре ее подбородка кокетливо заволновались. Мне в который раз пришлось подавлять приступ смеха.

Толстая тетенька еще немного построила глазки Веславу и прибавила, пробуя подняться на ноги:

− Спасибо, дружинники!

Смеяться расхотелось тут же. Веслав, который уже вытянул из кармана яд и хотел предложить его новой знакомой, отдернул руку подальше:

− И ты тоже …?! – ох, что-то нам в последнее время начало попадаться безграничное число осведомленных о нашей миссии…

− Так я оракул, − пояснила осведомлённая и опять плюхнулась на землю. Такой крупной персоне было трудновато встать без опоры, а опоры не было, даже Йехар ей не подал руку, все смотрели настороженно.

− Какого бога?

Наш рыцарь пребывал в ощутимом напряжении. Внутренним зрением я видела, как из ножен медленно выползает клинок…

− Никакого, − оракул никакого бога сделала еще одну попытку встать. – Я – оракул судеб… Мойр, − пояснила она тут же, − оракул великих мойр. Один на всю страну.

Эдмус незаметно подобрался поближе, толкнул меня локтем и зашептал:

− Так вот почему у них тут все в такой неизвестности насчет воли этих мойр. Может, подарить ей наши сандалии, чтобы вести быстрее разносились? Они ей, вроде, впору…

Я привычно взглядом попросила спирита помолчать, но моему воображению приказать это было куда труднее. Оно тут же развернуло перед мысленным взором соответствующую картину: оракул мойр вместо Эдмуса взлетает в небеса чудовищным воздушным шаром. Чего доброго, грохнется сверху на какого-нибудь Нефоса – бедняга по уши в землю вдавится.

На грешную землю я явилась уже с невменяемой улыбкой на лице и как раз к вопросу Йехара:

− А вещие мойры ничего не знают о Сердце Крона?

− Вещие мойры знают все, − ответствовала оракул. – Только не все открывают.

Она все же нашла способ подняться: извлекла из-под своего седалища толстую узловатую палку, оперлась на нее и рывком встала на ноги. Потом ткнула своим посохом в сторону Йехара.

− Ты, Поводырь Дружины… что ты знаешь про Ату?

− Богиню обмана? – переспросил Йехар, что-то припоминая. – Немногое. Что за свои козни она была низвержена с Олимы и с тех пор ходит между людьми.

− И что боги ее совсем-совсем не любили, − вдруг присоединился мелодичный голосок Бо. – Они же целую деревню наказали за то, что ее чего-то там… в гости, что ли, пустили. Ой, вам надо немножко сесть на диету. На годиков пятнадцать, а можно к Веславу, у него всякое такое есть…

Толстая оракул обиделась и засопела. Покосилась на Бо с уничижением, но к нам все же снизошла:

− Лишь Ата была рядом с Кроном в его последний час. Лишь она слышала клятву Крона, когда он исторг сердце из груди. И утверждали даже, что Атея, дочь ее, – последняя дочь Крона…

− Разве этого мойры не знают точно? – не удержалась я.

− Они знают, − согласилась оракул, − но я говорю не только от них.

Понятно. Значит, нам еще придется информацию членить классически: на объективную и субъективную.

− Богиня обмана принесла много горестей в мир, − продолжила толстуха, опираясь на свой посох. – Много нитей из-за нее перерезали вещие мойры. Великую армию призвала она десятилетия назад: тех, кто был против богов, и обманутых ей, и очарованных – но войска ее были разбиты и уничтожены Громовержцем. Долго скиталась она, но в конце и нить Аты была перерезана…

− То есть, она умерла?

− Она умерла. Обман не умер.

Мы еще не успели обдумать это заявление, а Эдмус вдруг поинтересовался:

− А эти ваши мойры случайно не знают, помрем мы тут все в ближайшее время или нет? Может, и стараться-то не стоит, потому что уже почти… чик! – и он изобразил, как ножницы перерезают нитку.

Оракул мойр посмотрела на нас взглядом человека, которому обрыдло отвечать на такого рода вопросы.

− А что вы тревожитесь? – спросила она. – Беспокойтесь о той, чью нить только что перерезали.

И чуть заметно указала своими подбородками в сторону. Мы не поняли, она указала вторично, и вот тогда Веслав первым схватил направление и дернулся обратно.

Попрощаться с оракулом мы второпях забыли и путь до развилки дорог проделали со скоростью, чуть ли не вдвое большей той, на которой неслись на эту самую поляну. Сбавили шаг только когда заметили каштановую шевелюру Хсинии.

Сфинкс лежала неподвижно, вытянув передние лапы и положив на них голову, как будто собиралась вздремнуть. Впору было вздохнуть с облегчением, что тревога оказалась ложной, и втихую проклясть и мойр, и их оракула. Я даже уже почти начала вздыхать, когда вдруг увидела, что глаза Хсинии широко, удивленно раскрыты, а помимо удивления в них застыло то самое единственное выражение, которое спутать нельзя ни с чем: смерти.