Париж, мастерская Жакмена Грингонье.

Февраль, 1393 год

Жакмен Грингонье лихорадочно срисовывал сюжеты со стены.

Практически все ему было видно и понятно, и 21 лист был заполнен рисунками.

Единственное изображение, которое ему было не совсем понятно, находилось практически под потолком. Жакмен даже не понимал, то ли это изображение, то ли это причудливая игра тени и света. Если это действительно был рисунок, то он находился на такой высоте, на которую невозможно было забраться без стремянки или без лавки. Жакмен попробовал сдвинуть лавку снова, и тут увидел, что она прикована к полу. На лавке видны были следы, словно кто-то металлическими крюками царапал по ним. Присмотревшись повнимательнее, он увидел, что из царапин вырисовывается надпись ( дурак).

Все это место было ему непонятно, неприятно, он отдал бы почти все, чтобы быстрее оказаться вне этих стен.

Оставив попытки понять, изображение ли это, или же уже галлюцинации, Жакмен стал искать ступеньки лестницы, по которой он скатился вниз. Выемка в стене обнаружилась, пальцы Жакмена стали жадно нащупывать ступени, он был достаточно стройный и сильный, всего пара движений – и вот он уже полз по лестнице вверх по направлению к металлическим решеткам.

У стражи было тихо, слышался тоненький звук посапывания. Жакмен стал колотить в решётку:

– Стража! Стража! Открывай! Зови слугу! Я сделал наброски, я готов приступить к работе! У меня не так много времени!

Страж от неожиданности пополз по стенке и даже присел:

– Так ты жив! Как же ты обошёлся неделю без еды? Когда ты заорал, мы думали, ты умер!

– Неделю? Ты путаешь меня! Меня засунули сюда вчера!

– Ты Жакмен Грингонье?

– Да, все верно!

– Поздравляю! Ты тут уже неделю. Сегодня вечером мы планировали спускаться за твоим трупом.

Огромная решетка поплыла в сторону и замерла на середине.

Страж боязливо спросил:

– А ты точно выходишь один?

– А я что, был там не один?!

– Разное рассказывают. Выходи. Помни про глаза. За рассказы я сам вырву из твоей глотки ещё и язык. Зайди за темпурой, тушью и бумагой. Возьмешь, сколько нужно. Красная дверь у выхода.

Жакмен, казалось, понимает и знает все коридоры замка наизусть. Без труда он нашёл необходимую дверь. Там его уже ожидали тяжелые свертки с дорогой темпурой, красками, тушью, и листами невероятной бумаги.

Выйдя из двери, он наткнулся на зеркало. На него смотрел совершенно седой безумный старик, похудевший на четверть его веса.

Жакмен посмотрел незнакомцу в зеркале в глаза и твёрдо решил – он выживет, он не сдастся. Он знает путь спасения!

Через 10 минут он уже вбежал в свою мастерскую.

Подмастерья не узнали Жакмена, приняли его за попрошайку и хотели уже выгнать, но он ловко подскочил к столам, смел с них все, от витражной мозайки до портрета герцога Орлеанского и загрузил тушью, бумагой, темпурой. Совершенно непонятно, как он это донёс. Совершенно непонятно, где был их хозяин, что с ним произошло. Но все чувствовали, вчерашняя безмятежность и любимая работа сегодня стала недоступной роскошью.

Жакмен побросал все на стол, подбежал к молодому парню по имени Оливье, взял его за грудки и стал трясти.

– Где он?! Ты знаешь? Где мне его найти?! Я хочу жить, я хочу жить!

– Да кого же, Мастер! Что произошло?!

– Мне. Нужен. Тот. Сумасшедший. Парень.

Оливье сразу понял, речь о Гийоме. Вот уж действительно, кого он не хотел вспоминать, его работа нагоняла жути.

– Мастер, я слышал, он расписывает свод где-то на севере города.

Жакмен ещё крепче вцепился в подмастерье и почти прорычал:

– Отведешь меня к нему. Сейчас же. Вопрос жизни и смерти. Всем остальным по домам до начала следующего месяца.

Через мгновение они уже оказались на улице и резво понеслись к северной части Парижа.

Чутьё на уровне звериного инстинкта привело Жакмен и Оливье в нужный собор.

Гийом сидел на козлах, и, казалось, спиной почувствовал приближение мастера.

Не успел Жакмен открыть рот, как Гийом не поворачиваясь, ответил:

– Я готов. Они снились мне уже год. Материалы готовы?

Жакмен был страшно удивлен, откуда Гийом уже все знает, но решил отложить выяснение подробностей , сначала нужно выполнить заказ.

– Гийом, все готово, все ждёт тебя. Я хорошо заплачу за эту работу. У тебя будут любые материалы. У нас не так много времени.

Гийом, слезая со сколоченных наспех досок, горько усмехнулся:

– Не так много времени? Ты всерьёз думаешь, что это оставит нас живыми?

Жакмен слышал этот вопрос внутри себя, его нашептывало сердце, и он умолял сердце замолчать. Вера в Божьи законы и справедливость взяли верх, и Жакмен решил, что судьба его просто проверяет, но никак не может его лишить всего.

– Мы должны в это верить. Мы должны пробовать. Иначе зачем ты идёшь со мной?

– Мастер, я иду не за тобой. Я иду своей судьбой. Сегодня судьба будет вершиться в твоей мастерской. Отвори мне дверь и дай материал. Через 7 дней придешь за своей работой.

Жакмен воспринял это, как знак удачи. Он мечтал выспаться в своей кровати, перед этим поесть в своей любимой таверне, выпить хорошего вина. Он мечтал не делать этот заказ, и вот удача – этот странный парень сделает все сам. Было похоже, что жизнь потихоньку налаживалась. На радостях он выдал Оливье 1 су, и, почти вприпрыжку от радости, побежал в сторону мастерской.

Если бы Жакмен услышал в этот момент голос своего разума, возможно, ход истории был бы совсем другим. Но разве жизнь даёт нам возможность испытать «если бы»? Жакмен в состоянии эйфории совершенно не подумал, что же он будет делать, если Гийом не выполнит работу точно в срок, ведь времени у него не останется совсем.

Неделя пролетела для Жакмена ещё незаметнее, чем неделя в заточении. Он ел, пил и спал, только чтобы забыть эти отвратительные стены, лавку, свет под потолком. На пятый день ему пришла в голову идея посетить венецианскую куртизанку, о мастерстве которой ходили легенды в Париже. Жакмен наслаждался жизнью, он был похож на человека, получившего в наследство деньги, только вместо монет у него было ощущение счастья. Сначала счастья много, потом, с каждым днём оно таяло, заставляя Жакмена вспоминать о том, что есть мастерская, что там работает Гийом. Он гнал от себя дурные мысли и продолжал есть и пить. Но скребущие напоминания и утро самого тяжёлого похмельного 7 дня настали. Сегодня должен быть готов заказ. Сегодня ждёт король.

С утра лил дождь. Откуда ему было взяться, вчера на небе он не видел ни облачка. Жакмен накинул свой плащ и по лужам поплёлся в мастерскую.

На входе Жакмен почувствовал зловонный запах. Это пахла нетронутая неделю еда, оставленная Гийому.

Сам Гийом сидел на скамье около стола.

Рядом с ним лежали великолепные картины.

Жакмен стал рассматривать их. Несмотря на то, что он срисовывал их со стены каменной пещеры, он совершенно их не помнил. В сознании его остались лишь пара образов, другое же хорошо стерло вино и сон.

Они были чуть больше 7 футов в высоту и около 3,5 в длину. Каждая из них была обрамлена в красивую витиеватую рамку. Изображения выходили за пределы этой рамки, словно хотели ступить на землю. Так оригинально в Париже ещё никто не рисовал. Изображения на картинах, в отличие от зарисовок, имели неправильные пропорции, словно карикатуры. Жакмен засомневался, понравится ли это королю. Но образы! Как интересно они были преподнесены, на картинках Гийома они обрели тонкие детали, усиливающие впечатление.

Первым был изображён маг с большой седой бородой. У него в руках были два сосуда, символы жизненной силы.

Далее, второй, почему-то, шла папесса. Верховная монахиня. Символ целомудрия. С ней три невинные девы с потупленным взором.

На третьей картине была королева Изабелла. Тонкие, изящные черты лица без единого намёка на гротескное увеличение. Нежность и любовь, которую она готова была принести в этот мир. Рядом с ней дети, символ продолжения жизни и их любви с королём. Женское начало всей красоты.