— Я бы попросил вас воздержаться от подобных волнений о моем выборе, — Анри мягко и одновременно строго остановил ломотного омежку, явно переборщившего с ботоксом в губах. — Не стану убеждать вас, насколько мне на самом деле повезло. Мужа я обожаю всей душой, он — мой дар Божий.
Омега с практически нескрываемой ненавистью уставился на Мирро. Если бы этот избалованный мажор был хоть немного более продвинут в светской жизни, он бы сразу узнал изобретателя низкокалорийных сладостей для людей, не допускающих излишеств в питании — Владмира Радова. Мирро скромно промолчал, выбирая правило «не метать бисер перед свиньями», и с достоинством выдержал колкий презрительный взгляд богатенького лапочки. Роше его обнял и нежно поцеловал, потом осмотрел омегу и попросил впредь не беспокоить по пустякам своим неподражаемо-вежливым тоном. Вечером Анри позвонил политик и принес извинения за нетактичность супруга.
Два дня молодожены растворялись только друг в друге. Пай носил им под двери еду. Я скучал по лёгким и вкусным Миркиным завтракам и обедам. Зайка готовил неплохо, но по сравнению с шеф-поваром Радовым…
Под вечер третьего дня эти два шальных кроля всё же почтили общий стол своим вниманием. На грациозной шее Мирро алела долгожданная страстная метка, и мы перестали улавливать его лимонно-ягодный аромат. Юноша ел жадно и много, восстанавливая силы, а я любовался, как Анри смотрит на моего мальчика. Во взгляде француза были нежность и обожание. За этого ребёнка можно уже было не переживать, если бы…
— Мирка, молотишь, будто беременный! — выдал Рыжик без левой задней мысли.
Взгляд маленького чеха стал глубже и печальнее, из глаз тут же ушёл беспечный радостный блеск. Больная тема!
— Руж! — одернул я охламона и выразительно приподнял брови. — Лучше подумай о себе и Лансе. Вы, как, любовь узаконивать будете или нет?
Рыжик лукаво блеснул ровными зубами. Задира стал Ружем с лёгкой руки соседей Роше, и ему это имечко нравилось. Моих намеков пацан, естественно, не понял. А вот настроение Мирро заметно упало. Роше утянул его на колени, собираясь кормить сладеньким. Влад покорно открывал рот и перешептывался с мужем.
Звонок раздался внезапно. Я терпеть ненавижу такие поздние, пронзительно-громкие звонки. Не несут они ничего хорошего — напряг один! Трубку поднял Полански и тут же посуровел:
— Анри, это Фабио. Похоже, у Лу что-то там отошло… — жандарм покраснел.
— Пробка или воды? — невозмутимо быстро спросил Роше, уже щёлкая мобильником.
— П…пробка.
— Алло, Денье? Немедленно в палату номер один. У Лу отошла родовая пробка. От него ни на шаг не отходить! Мне нужно часа два, чтобы добраться до клиники.
— Разве… это случается не за пару тройку дней до дня «икс»? — поинтересовался я.
— Частично; она уже вышла перед нашей свадьбой. Честно говоря, я думал, что у Луиджи уже начались схватки, — Роше быстро убежал наверх и через десять минут, одетый в джинсы и тёплый пуловер из ангоры, уже прощался с Мирро.
Каково же было его удивление, когда док увидел моё сиятельство в той же прихожей, надевающего пальто, и Свята, со стоном и безысходностью мне его подающего.
— Не понял? Лер, а вы куда на ночь глядя?
— Не знаю, куда собрался ты, а я — к Лу. Муж со мной.
— Лер, Господи, бредовая идея присутствовать на родах ещё не прошла?! Тебе самому через четыре недели рожать! Как ты перенесёшь эти волнения, а главное, зачем так рисковать?! — док ещё пытался призвать меня к голосу разума, давно поставленного на беззвучный режим.
— Я обещал Луиджи, что прилечу к нему даже на Луну! — упрямо сказал я. — Док, бесполезно отговаривать.
— Эт я понял! — Роше тяжело вздохнул. — Драть тебя поздно, староста, а мозги свои не вставишь! Ладно, едем! Любовь моя, до скорой встречи! Мирк?! — достойный сын своего отца тоже надевал своё пальто.
— Анри, я еду с татенькой!
Роше закрыл лицо ладонью, потом оглядел провожающих:
— Ещё желающие прокатиться до Парижа есть?
Полански, Руж и Пай дружно покачали головами.
— Мерси хотя бы на этом! — рыкнул Анри.
В дороге хранили почти гробовое молчание: Док был реально зол.
По пустой дороге от Буживаля до центра мы долетели мигом. Я даже никого не успел довести своим покряхтыванием. По самому Парижу пришлось потолкаться в замедленном движении.
В холле Анри уже встречал Фабио с глубокими тенями под глазами.
— Иди спать, мальчик! — произнёс Роше и погладил бету по щеке. — Ты выглядишь крайне утомленным, твой маленький эксплуататор…
— Я не устал! — юноша упрямо встряхнул головой. — Полежу у вас в гостевой часок. Можно?
— Там и поспи! — почти приказал Анри. — Упадёшь в обморок — отправлю в стационар на принудительные капельницы.
Фаби смотрит на меня:
— Лер, Свят, Мирро, добрый вечер. Вы… тоже приехали?
— Угу. У Лушки могут роды начаться. А я… — медленно бубню я.
— Ты, как всегда, держишь слово, Лер! — бета улыбнулся и пошёл за доком, обнимаемый Владом. Всё таки эти двое слишком сблизились!
Я отправил Макеева за вкусняшками, потому что привык к предсонному перекусу, а сам решил навестить Луиджи. Когда я постучал в княжеский люкс, закрытый на магнитный ключ, мне открыл добродушный бета в одежде дежурного медбрата лет тридцати с хвостиком.
— О, месье Дарси! — меня уже тут, естественно, знали все от элитных врачей до акушеров. — Боюсь, сейчас не время для посещения. Господин Сесилиа…
— Денье, не парься! Именно потому, что у Лу вот-вот всё начнётся, я сюда и пригнал, — перебил я. — Иди, кофе попей, пока я с ним поговорю!
Выпроводив лишние уши, я вошёл в палату. Луиджи медленно расхаживал по периметру в короткой больничной рубашке с завязками сзади, держась за поясницу и сжимая зубы. Я и не обращал внимания, насколько вырос его животик.
— Привет, котёнок, схватки уже начались?
— Ле-е-ер! — омега, всхлипнув, неожиданно подался в мои объятия. — Ну зачем… ты?! Ты же сам скоро…
— Лапа моя, ну чего раскис? Ладно, ной, со мной не бойся быть слабым, деспот маленький!
Каким-то внутренним чутьём я понимал, что Луиджи сейчас нужен был океан нежных слов, бескрайние объятия и ласки, полные тепла и заботы. По хрупкому телу омежки прошлась дрожь.
— Я… боюсь, Лер. Сейчас очень неприятно, потом будет больно.
— Тебя можно испугать болью, котёнок? Удивляешь! Я таких несгибаемых и уязвимых одновременно и не встречал до тебя! — беру измученное личико в рамку ладоней, целую в лоб, потом в подставленные полуоткрытые губы. — Спасибо.
— За что? — зелёные глаза смотрят с изумлением.
— За то, что выбрал меня. И за то, что не раз уже спасал меня и мою семью. Наверное, для тебя это не пустой звук, котёнок!
Он кусает нижнюю губку, хмурит резные, тонкие бровки.
— Я ведь… был такой сволочью, я использовал столько подлых приёмов!
— Ты вот-вот родишь мне сына! Я прощаю тебе всё, даже то, чего не собирался.
— Наш секс… долго снился мне по ночам. Ты был со мной по-настоящему нежен! — Лу осторожно целует меня в шею, невольно будоража альфовость.
Я поглаживаю сатиново-гладкую щеку: вот повезло омегам — не надо бриться, мягкие волосы растут в подмышечных впадинах и на лобке. А на руках и ногах это и волосками не назовёшь — светлый пушок. Луиджи млеет под моей ладонью, только не мурлычет. А ведь он по мне… истосковался?! И молчал же, маленький гордый засранец!
— Ляг полежи, котя!
— Не могу-у-у! Спина болит! — Лу не капризничает, просто говорит о состоянии своего тела. — Не могу найти себе места.
Я глажу длинную, узкую спинку, вспоминая, как сильно она изгибалась подо мной, сглатываю, потом перехожу на поясницу. Я перебираю завязочки на спине, мои пальцы наслаждаются жаром и нежностью кожи. Луиджи притихает, прижимаясь ко мне, словно я забираю тревогу и боль.
— Можно… я впишу твоё имя в метрики сына, Лерк?
— С высокого дуба упал, котёнок? Нет, ну ты чуди, да не настолько! Наследник княжества Андорры не может быть ребенком беспородного гермафродита, — я грустно улыбнулся. — Не порть парню жизнь! Найди красивого и знаменитого киноактера, певца или политика. О, посла!
