На Новый год все проголосовали за «пижамную» вечеринку у камина в большой столовой зале, притащив из спален свои матрасы и покрывала. Мы болтали, ели фрукты, пили алкоголь разной крепости, курили «святую траву», как нарекли её единогласно, и вспоминали прошедший год. Свят тогда один догадался подарить всем подарки, заявившись в костюме Деда Мороза, правда использовав только бороду-усы, колпак, перчатки, стринги и мешок, который висел на его мощном стояке. Покраснела даже ёлка. Я получил супер-удобную долговечную ручку со стирательной резинкой для пометок. Майлзу достались беруши и отличный крем от трещин на пятках (как Свят это заметил, а я нет?!). Роуку — наушники, его мелкоте — новехонькие сборники репа с Земли на флешках. Полански к немому восторгу заимел бейсбольный мячик с автографом любимого питчера. Задира — два килограмма мятных тянучек, от которых его не по-детски пёрло. Владимир — набор каких-то редких специй, а его француз — чёрный латексный костюм размера Радова. Анри тогда Макееву чуть в любви не признался! А потом мы играли в бутылочку… В канун этого Нового года решили игру повторить. Но не улетевший, наверное, святой дух Рождества греху случиться не позволил: Роше раз тридцать засосал своего Мирро, Пай целовался только с Пэтчем, Майлз и Роук тяжело вздыхали и обнимались, едва соприкасаясь щеками уже десятый раз, Полански и Задира всякий раз быстро стыдливо чмокались и расползались по местам, а я всякий раз после долгого кручения получал бутылку горлышком к себе, что на языке игры означало: «повезёт в картах». Устав от смеха и скабрезных шуточек, мы чуть не пропустили полночь. Первым подорвался Пай с диким воплем индейца команчи. Матерясь, мы хлопали шампанским, нещадно обливая сладкой шипучкой руки и ноги, и тут же торопливо выхлёбывали бокалы, не успевая ничего загадать. Я почему-то упрямо смотрел на дверь, словно ждал того разухабистого Деда Мороза, просто его, без даров, без усов и бороды, но чуда не произошло… Спать ложились весело. Роук терпеливо, как бывалая наседка, укладывал свою перевозбуждённую мелочь; Полански в обнимку с Задирой закатились под ёлочку, при этом едва её не завалив; Анри и Влад, целомудренно прикрывшись покрывалом, уже тихо и поступательно делали друг другу приятно. Майлз приподнял брови, но я уже ложился, позволяя обнять себя со спины и осторожно поцеловать в шею. — Я… могу…? — мулат замялся. — Можешь, но… у меня ниже пояса пока полнейший штиль, — я сплёл пальцы наших рук. — Но я тебя порадовать могу. Давай, спиной ко мне! Живо! Майлзу хватило несколько движений моих пальцев, чтобы со стоном разрядиться. Я горько усмехнулся, но промолчал, лаская губами верную точку джи моего гиганта. Внезапно я понял, что вокруг нас царит тишина, как в песне, когда стихли все звуки во Вселенной. Я угрожающе рыкнул всем, бессовестно греющим уши: — Быстро расползлись по своим процессам, сволочи вы эдакие! Так вот для чего эти чёртовы предкаминные посиделки задумывались?! Майлз, от тебя такого не ожидал! — и осёкся… по щекам мулата струились два неудержимых ручейка слёз. Я его обнял, прижимая большую курчавую голову к груди и укачивая, как маленького, шептал: — Прости, ну прости меня, козла дойного, прости… Всхлипывать следом начали чувствительные хаккеры Роука, которых он тут же начал не по-отечески жарко утешать. У Роше и маленького чеха тоже боевой настрой поубавился. Я убаюкал расстроенного Майлза, он так и уснул, лишая меня нормального дыхания до самого утра. Вскоре глубоким сном забылся и я под тонкие стоны гарема Дэвида. — Привет, старик… Лерка моя, как ты… тут? — я вздрогнул и открыл глаза. Надо мной склонился мулат. — Спи-спи, я снова ложусь… в туалет ходил… — виновато пробормотал гигант и обнял меня за торс, пряча лицо в изгибе моего плеча. — А Свят… разве… ещё со смены не пришёл? — не до конца выходя из сна, пробормотал я. — Пора бы… ему… — Нет ещё, — как-то глухо выдавил Майлз, и в горле его клокотнуло. — Не могу я тебе помочь, Лер! Не могу помочь забыть и заменить ЕГО, прости… меня… — Не парься… Он… всегда торчит в забое дольше срока, все ищет свою жилу… В крота… скоро… превратится… — Спи, Лер, спи, пожалуйста! — надрывно шепчет Майлз и снова целует в шею. Утром под елкой, кроме полицейского с Задирой, мы находим гору подарков. Я втихаря поглядываю на Роше, но он стойко держится и не колется. Утром я не вспомню ничего, потом, через некоторое время, мне, как всегда, всё расскажет мой друг, и до меня дойдёт, что подарки оставил он сам, добрый Майлз Брук. Пили четыре дня. На пятый всех потянуло поработать. Радов готовился к Рождеству Христову, а все остальные спустились на свои заделы. Я сходил к частично разобранному от завала участку Свята, посидел немного на сером валуне и скурил первый за три месяца «завязки» косячок со «святой травой». Всё это время мне мучительно хотелось говорить с Макеевым, будто он был рядом… лежал на траве, разбросав большие длинные руки и ноги, нежась под солнышком Дорана. Почему на планете-тюрьме был такой курортный климат, я до сих пор не мог понять… Меня успокаивало моё состояние, я почти смирился с утратой Свята, с мыслями о нём, моё горло уже не сдавливал спазм, как раньше. Сегодня я прощался с моим сумасбродом навсегда…
====== Часть 6. ======
Едва я вернулся со смены ближе к полудню, как у ворот в посёлок на меня неожиданно налетело чёрное торнадо с мужским именем Майлз Брук. — Староста! Лер! Наконец-то! Где ты застрял?! Смена полтора часа как закончилась! — Мало ли какие дела нарисовались? Я у кого-то должен спрашивать разрешения, чтобы на работе задержаться? — проворчал я устало, но беззлобно. — Я нашёл большой кристалл и вырубал его из породы. Не заметил, как наступило утро. Короче… какие проблемы? Ибо я ооочень устал и зверски хочу спать. — Эйршип! У нас незаявленное пилотируемое судно с четырьмя людьми на борту! — выдохнул мулат, помогая мне отстегнуть запылённое снаряжение и снять рюкзак. Майлз делал это уже на автопилоте, а я просто принимал эти бесхитростные знаки внимания. — Людьми?! Не заключёнными?! — мне откровенно поплохело. — Значит… Это экстренная или аварийная посадка?! Господи, где они?! Живы? В сознании? — Альфа-пилот и альфа-навигатор были уже мертвы. Прилетевшие… найдены без сознания. — Да что ж я из тебя всё клещами тяну, громила?! Какие пассажиры без сознания?! — я сгрёб футболку на груди друга. — Бета и омега. — Омега?! На Доране?! — меня повело вправо, и мулат, как в недалекие добрые времена, заботливо подхватили под локоть. — За что их так?! — Тебя только это сейчас беспокоит? — мягко спросил Майлз. — Кстати, ты… горячий какой-то, словно температуришь. Сходи к Роше. Он там малышей охраняет. Они в реанимации. Я рванул в медицинский блок, словно мне поставили новёхонький турбодвижок и зарядили по самые гланды ракетным топливом. Ничто так не поднимает… настроение, как известие о прибытии сладких заек. Анри с кружкой кофе и тающей похотью в глазах мило выпроваживал своего чеха. Увидев меня, Владмир погрустнел и спрятал глаза, он теперь всегда так делал с ТОГО дня. Я ему кисло улыбнулся. — Староста? Приветствую! — Роше пригласил меня внутрь широким жестом. — Как они? — быстро спросил я, садясь на стул. — Измерь-ка, пожалуйста, и мои физические показатели, а то возраст рвётся из-под замка. — Плохо себя чувствуешь, Лер? — Майлзу показалось, что у меня повышенная температура тела, — буркнул я. — А сам ты… этого не ощущаешь? — француз прищурился. — Как так? Может… симптомы… критичес… — Смерти ищешь? — под моим мрачнеющим взглядом Анри белозубо оскалился. Никто в посёлке так не любил стебаться надо мной, как этот до чёртиков симпатично-солнечный эскулап: — Когда у тебя был последний секс, Лер? — Д… давно, — я глянул из-под отросшей челки. — Три с половиной месяца назад. За неделю до гибели Макеева. — С ним? — Угу. — Сверху или снизу? — Свята не знаешь? — я криво усмехнулся, поправляя шуршащую плотную манжету универсального прибора для измерения давления, температуры, частоты пульса, уровня сахара и другой всякой важной хрени. — И там, и там побывал! — я поморщился, забор крови без укола пока не придумали. Через минуту Анри снял с меня эту жуткую штуку, подключил её к компьютеру, снял показания, внёс в базу данных. Меня всегда поражал тот факт, какие нынче продвинутые у нас омеологи. Высшего экономического образования мне хватило, чтобы оценить высокий уровень техники, на которой так легко и просто работал наш Анри Роше. — Да-а, 37,8 градусов, но лейкоциты в норме, давление, как у астронавта, как умудряешься, старик? Сахар и холестерин в норме, хоть питаешься, как студент, чёрт-те как! К чему бы придраться? Гормональный фон… в норме, — я был слишком измотан, чтобы обратить внимание на небольшую паузу в словах Роше. — В какой норме, если я реагирую на альфу, как последняя бета? — проговорил я. — Из песни слов не выкинешь. Что вижу, то и констатирую, как врач. Ты возможно подпростыл, из-за переутомления организм ослаб. Отдохни. Расслабься. И успокой Майлза. Твоему здоровью остается только позавидовать. — Сейчас этим и займусь… Только дай, гляну на наших нежданных гостей, раз уж я здесь! — я наглым буром завернул за ширму. Омежка был хрупкий и милый, как все омежки. Худенький, бледненький, светловолосый, с овальным детским личиком, острым подбородком и субтильным тельцем. Я лишь скользнул по нему взглядом и тут же переключил его на лежащего на соседней койке темноволосого бету. Дыхание моё сбилось тут же, словно я пробежался с нехилой нагрузкой. Мальчик был фактурный, как топ-модель: божественно стройный, грациозный, как гимнаст, с тонким изящным рисунком мускулов под золотистой кожей, наверняка сатиново-гладкой и сладкой на вкус. Его длинные смоляные волосы до подсоса в животе вдруг захотелось намотать на кулак и… И?! Ко мне опять вернулась альфасамцовость?! Роше с интересом не сводил с меня полуприкрытых глаз, водя подушечкой среднего пальца по нижней губе. — Чего? — рыкнул я. — Любуюсь быстрым возвращением альфы в строй! — При них ведь были документы? — Да. Всё на моём столе, господин деловой староста! Спустя секунду я уже перебирал стопку книжечек, пластиковых карт и прочей макулатуры. На пластиковом идентификаторе беты я нашёл искомое… имя… Я невольно облизнул губы: Фабио Нери, очешуительно подходящее для него имя! Я аж захотел произнести его вслух. Фа-а-абио. Фаби. Фаб. Двадцать лет. В парнишке текла горячая итальянская кровь. И весь он излучал солнечную теплоту, и тело его просилось под жадную ладонь. Студент королевской академии при Ватикане?! Состоит на королевской службе?! Я взметнул взор на Анри, омеолог расплылся в улыбке: — Вот-вот, и я был, не поверишь, в каком шоке! Но ещё большее удивление будет у тебя, когда ты узнаешь, что… — Омежка — принц???!!! — я чуть не выронил документы из рук. — Если точнее: юный князь Андорры. Единственный сын Орландо Сесилиа Луиджи. — А прекрасный набожный бета Фабио типа его личный телохранитель и наперсник? Роше пожал плечами: — Почему такие непростые молодые люди оказались на Доране? Явно попахивает какой-то политической интригой. Но весь ужас заключается в том, что мальчики теперь пленники чёртовой планеты! Я постучал идентификатором по столу врача. — Они… очнутся? Или… — Состояние беты вполне удовлетворительное, Лер. Он вот-вот придёт в себя. А вот маленькая светлость… как-то немного меня беспокоит. Видишь ли, староста, он на третьем месяце беременности. — А?! — я сел, и благо, на стул. — Как… беременности?! — Ни больше — ни меньше, Лер! Его организм уже ослаблен и истощён, очевидно, переживаний и мытарств было море. Зайке нужно усиленное питание, свежий воздух и постоянное наблюдение омеолога. — Ок, вроде всё имеется! Или... — Господи, Лер! Я вообще-то преступник, врачебная практика которого под запретом. — К чёрту запрет! Это твой пациент, Анри. Беру на себя всю ответственность! — я тряхнул гривой. — В конце концов они не заключённые, а жертвы. Пацанов, особенно маленького омежку, необходимо выходить и принимать соответственно! — Мой Мирро как-то так же сказал! — Роше тепло улыбнулся. — Тебе нравится на Доране, Лер? — Могу… сказать одно: теперь половина моего сердца навсегда останется в этой земле, — я насыпал в ладонь горсть жёлтых витаминок С. Так всегда делал Свят, хоть Анри и орал, что русский заработает диатез, облезет и неровно зарастёт. — Половинка? — француз был ещё той занозой. — А другая ведь… снова готова забиться сильнее? Кто? Беленький или чёрненький? — А ты на кого ставил? — съязвил я. — Знаешь, выбирая между прекрасным фактурным бетой и молоденьким нескладным омегой, надо помнить, что первые не рожают детей и не могут так самозабвенно любить и прощать, как вторые. — Какие у Фабио глаза, как думаешь? Может… зелёные? — я осторожно присел на стул рядом с кроватью беты. — Пока ты тут, я сбегаю в столовую? Хочу перехватить чего-нибудь, я всё утро с зайчиками возился. Ты пока их тут порассматривай, хорошо? — Лады, только не долго. Я со смены, не забыл? Я жадно наклонился над бетой, любуясь благородными чертами красивого молодого лица, не смазливого, а именно красивого, немного усталого, с тёмными кругами вокруг больших глаз. Уже даже просто смотреть на мальчишку было приятно до бабочек в прохладном животе. Внезапно полупрозрачные веки затрепетали, с пухлых губ слетел сначала выдох, потом лёгкий стон, и глаза медленно открылись: — Янтарные! — довольно рычу я, словно выиграл по-крупному. — Где я? Где Луиджи?! — вскрикивает бета, резко садясь и натягивая простынь на голые грудь и плечи. — Тебя только это сейчас волнует? — я улыбнулся одним уголком губ, ловя себя на том, что копирую манеру Свята. — Где мы? Кто вы? Мы совершили экстренную посадку. Я помню, что пилот сказал… — Во время посадки вы находились в криосне, — мягко оборвал я юношу. — Ты не мог ни с кем разговаривать. Тебе просто снился сон. А вот вашим альфам не повезло. Они не смогли пережить прохождение через три слоя атмосферы Дорана. — Не шутите со мной! — воскликнул молодой человек. — Я хорошо помню, как мы летели и о чём говорили! Как?! Расти и Николас м… мертвы?! П… почему? А Лу? Как Лу?! — бета рванулся с постели, сверкнув соблазнительно гибким золотистым телом, и тут же оказался в моих надёжных руках. — Тише, глупый! Зачем вскакиваешь не по инструкции? Хочешь опять в обморок? Давно там не был? Жив твой князь, хотя и не в лучшей форме. — Князь… Вы… всё знаете… Надеюсь, не нужно говорить о повышенной секретности преб… — Не хочу тебя расстраивать, малыш, но есть одна проблема посерьёзнее сохранности инкогнито вашего маленького андоррского князя, — я осторожно отстранил Фабио от себя за широкие костлявые плечи. — На Доране больше нет никого, кроме деся… девятерых альф вместе со мной. Бывших заключённых и нынешних добровольных добытчиков редких синих энергокристаллов. Потому что никто так просто не прибывает на Доран, и никто… не может покинуть эту планету. По расширенным янтарным глазам прекрасного беты, я оценил размер и степень его шока. — Бог мой! А ЛУ?! Как Лу?! Он же ждёт ма… — несчастный мальчик зажал рот руками, давясь правдой от ужаса. — И этот ваш секрет — уже не секрет, зайчонок! — я мягко погладил его по щеке. — Всё, покой-покой! — Лу… потерял… ребёнка? — посеревшими губами прошептал Фабио и закрыл глаза. — О, боги! Нет! Мой бедный Луиджи! — Так… любишь его? — раздался рядом мой серьёзный холодный голос. — Такой бесхитростный, что хочется обнять и плакать! Твой Лу пока всё ещё беременный, но без сознания. Ты хочешь всю жизнь любить и заботиться о человеке, который никогда не будет твоим? — Это… не ваше дело! — красавец прикусывает пухлую губку, прячется в своё покрывало, как под плащ. — Луиджи… очень ослабел… Ему нужна квалифицированная помощь… — Ваш князь, судя по всему, родился в счастливой рубашке, Фабио. Потому что мой друг Анри Роше как раз и есть отличный омеолог. На лице беты отразилась гамма разных чувств. Я встал, глядя на юношу сверху вниз. Внезапно в меня вцепились холодные, как лёд, пальцы — Умоляю, сеньор, мистер… как… мне к вам обращаться? Я умоляю! Вы, видимо, не последний тут человек! Умоляю, я сделаю всё, что прикажете! Только прошу: обеспечьте уход и сохранность Луиджи! — Ох, зря ты так беспечно предлагаешь свои услуги! — я прищурился. — Хоть мы и зеки, но тут нет зверей и аморальных ублюдков, юноша, чтобы обидеть беременного омежку, который, кстати, достиг ли совершеннолетия? Фабио покраснел и опять закусил губу. — Я… не… я не… — Этой покорности и гибкости учат в королевской академии Ватикана? — проворчал я и вдруг положил ладонь на смоляную макушку беты. — Никто пальцем вас не тронет без вашей воли, мой соблазнительный сеньор Нери. — Луиджи… очень любит отца ребёнка, хотя это… низкий, бесчестный человек… Именно он отослал Лу с Земли. Я самовольно пробрался на борт. Я следую за Лу, как тень, с того дня, как меня приставили к нему. Нам было по восемь лет. Луиджи — нежный, чистый и ранимый. Его просто использовали и обманули. — Но ты не можешь ему сказать, потому что это убьёт малыша? — Да! — с жаром выдохнул Фабио. — Вы… понимаете… потому что… тоже любите? — чудесные янтарные глаза стали глубокими и откровенными. — А это не твоё дело! — я мстительно улыбнулся. Тут вошел Анри, с довольным воплем устремившийся к бете. Ощупав, послушав и замерив все показатели юноши, врач удовлетворённо кивнул: — Отличное здоровье, сеньоре Нери! — Прошу, не надо… сеньоре… просто Фабио, можно, Фаби… Я очень благодарен за заботу обо мне и Лу. Вы, правда, омеолог? — Святая правда, мой милый! — француз приобнял бету за плечи. — Тебя не обидел наш староста? Он может быть прямолинеен и груб, но… — Осади, Роше! — возмутился я. — Я никогда не выходил за рамки! — Ладно-ладно! Он… рассказал о месте, куда вы попали, Фаби? — голубые глаза Анри лучились и смеялись, наблюдая за моей беспомощной немой бесячкой. — Да, и, честно говоря, я всё ещё не верю, что мы пленники этой планеты, сэр. — Тц! Не сэр! Я — Анри, мой милый. А этого сердитого мужика зовут Лер. Лерой Дарси. Он может быть прекрасным человеком, если постарается или будет иметь интерес, — Роше уже мурлыкал, как кот, объевшийся сметаны. — Очень приятно… — бета вновь облизнул пухлые губы. — Можно… немного воды… в горле… сухо. Неожиданно Фабио увидел перед собой стакан, который протягивал ему я. Почему-то все облизывания юноши меня уже выводили из равновесия. И воду я подал ещё до слов молодого беты. Мы безмолвно скрестили взгляды. — Спасибо. — На здоровье! Так, месье Роше, зайки на тебе! А я — баиньки. — Какие… зайки? — янтарные глаза полыхнули гневом. — Ну… обычные, какие бывают? — я замялся. — Которых разводят… ради наживы и власти… Твой маленький князь может жить здесь спокойно и тихо, Фаби. А ты вполне можешь быть с ним, купать в своей заботе и любви, коли кишка не тонка! Любишь — завоюй! Не оставь выбора… Только обязательно отогрей! И сделай счастливым. С этими словами я вышел, оставив недоумевающего Нери и охеревшего Анри.
