Рома тряхнул головой. Он не хотел сейчас думать о таких сложных вещах. Он собрался уже что-то сказать Але в ответ, как она продолжила свою мысль:
- Самое важное: знать точно, что это любовь, а не что-то на нее похожее. Вопреки всем утверждениям, я считаю, что человек, любящий по-настоящему, ясно осознает, что он любит, а не просто очарован.
Парень посмотрел в ярко-голубые глаза девушки. Он еле заметно кивнул и, сжав ее ладонь, лежавшую на его плече, произнес:
- Я знаю точно.
И не нужны были никакие слова. Они излишни, когда обо всем говорят взгляды.
Рома приник к ее губам и обвил руки вокруг ее талии. Девушка ответила на его действия такими же теплыми объятиями, что для мужчины было даже неожиданно. Он долгое время не мог угадать ни одной эмоции на ее лице, ничем она не выдала своей привязанности, поэтому он все это время полагал, что может не рассчитывать на взаимность. Ах, как приятно ошибаться в таких случаях.
Роман легким движением подтолкнул девушку назад, все еще целуя ее губы. Аля, сцепив руки в замок за его затылком, потянула парня за собой. Один щелчок по переключателю настенной лампы – и комната погрузилась в полумрак. Лишь полупрозрачные лунные лучи, с усилием пробивавшиеся сквозь плотные тучи, слабо освещали пару любовников. Парень потянул вверх ее топик, следом освобождая и себя от футболки. Ее кожа была настолько горячей, что Роману при первом прикосновении даже показалось на секунду, что подушечки пальцев жжет. Но это было невесомое и мнимое ощущение, быстро сменившееся явным чувством тепла женского тела. Он прижался к ней и вдохнул в себя это тепло. Сегодня тучи, наконец, разойдутся.
========== № 7. ==========
Интересно, как бы выглядела боль, если бы у нее было физическое воплощение? Какого цвета она была бы? Формы? Размера? Тривиальные измерения, свойственные предметам обихода, здесь начинают играть важную роль.
Как бы выглядела Ваша боль? Мне очень интересно. Что если создать арт-флэшмоб, где все сойдутся в одном месте и поднимут вверх рисунки, на которых изображена их личная – персональная боль? Почти историческое событие в искусстве.
Если я скажу, что у моей боли каштановые волосы и яркие голубые глаза, то это будет банальностью и, что еще хуже, ложью. Я не хочу Вам лгать. Но то, что моя боль имеет форму девушки, - чистая правда. Она немного странная… Ее кожа бледно-синего цвета, почти прозрачная, сквозь нее видны грязно-зеленые вены, наверное, в них течет не кровь, а что-то ядовитее. Кожа ее гладкая, но покрытая противной – а она никогда не бывает приятной – слизью. Почти зелено-желтой, мерзкой и прохладной до дрожи. На руках моей боли длинные черные когти, как у орла. Этими руками она душит меня, победно глядя в мои глаза, затуманенные дымкой слез. Потому что больно. А ее глаза бледно-сиреневого цвета, с черными зрачками, не круглыми, которые будто перечеркивают радужку. На голове у нее длинные, до талии, желтые с красным змеи. Почему змеи? Потому что мне так видится.
Мне не нравится моя боль. Мне нравится то, что она всегда со мной.
Рома думал об этом несколько часов. Рисовал невнятные картинки в своей голове, добавляя незримые детали. Он действительно жалел, что не был художником кисти и не умел рисовать. Потому что порой быть художником слова недостаточно, чтобы изобразить все свои чувства.
За окном выл декабрьский ветер, за спиной лежала подушка со спящей на ней Ланой, а за стеной было пусто. И к последнему тяжело было привыкнуть уже месяц.
Все шло хорошо, если так можно сказать. В любом случае – лучше, чем было до того, как Рома наконец решился сознаться в своих чувствах. В первую очередь – самому себе.
Почти все свободное время они с Алей проводили вместе. Исключение составляли каждые вторые выходные месяца, когда Алевтине надо было навестить родителей. Но все остальное время – вместе. Каждый день. Рома просил у Али номер телефона, чтобы связываться тогда, когда ее не было дома, или хотя бы адрес ее странички в соцсети, но та непреклонно качала головой и говорила: «Куда же я денусь, я здесь, за стеной». И Рома кивал – конечно, за стеной, но мало ли… «Никаких мало ли, - строго отвечала соседка, - я всегда рядом». И Рома верил. Пока она не стала чего-то опасаться.
Он едва мог уловить беспокойство в ее поведении, но все-таки он его увидел. На любые вопросы Аля отвечала отрицательно, либо говорила, что просто стандартные проблемы на работе, как у всех. Рому это успокаивало, ведь у кого проблем не бывает? Но, наверное, на инстинктивном уровне чувствовал, что что-то не так. Да и собственное беспокойство сигналило красным светом.
И если не считать этого, все шло хорошо. До поры до времени.
Когда в один декабрьский вечер выпал снег, и Аля предложила прогуляться по свежим сугробам, еще и показать кошке красоту мира вне квартиры, привязав бедняжку Лану к тоненькому поводку, Роман воспринял идею с энтузиазмом. Хотя снег в начале декабря в этих краях уже превратился в миф, все с радостью приняли факт присутствия снежных комьев по городу. Изъезженный тяжелыми автомобильными шинами и перетоптанный влажными ботинками и сапогами, снег теперь был похож на пыль, перетертую с мыльной водой. Зрелище явно не для удовлетворения глаз эстетов, но за приятным разговором и неторопливой прогулкой этого можно и вовсе не замечать.
Рома смахнул рукой, обтянутой в серую шерстяную перчатку, тонкий слой рыхлого снега со скамейки, пока Аля привязывала поводок к сиденью, чтобы кошка не сбежала. Поводок был длинный, и счастливая Лана почти даже не замечала, что была привязана. Одно присутствие Али – уже было большой радостью, и ради этого можно было вынести даже клетку.
Рома неторопливо счищал прилипший к перчатке снег и задумчиво смотрел на Алю, которая следила за кошкой, весело прыгавшей вокруг ее ног. Краем глаза она заметила испытующий взгляд Ромы и вопросительно на него посмотрела.
- Слушай, Аль, - слегка смущаясь, начал Роман, - а ты бы хотела жить в собственной квартире?
Тонкий намек журналистка будто пропустила мимо ушей.
- Хотела бы, да финансы мои сейчас не позволяют, - и тяжело вздохнула: - Да и не позволят ближайшие несколько лет, что печально. А почему спросил?
- Просто… - заговорил Рома и осекся, раздумывая. – Ты вот живешь буквально за стенкой, деньги немаленькие платишь за съём. А могла бы ко мне переехать.
Парень внимательно смотрел на девушку, ожидая реакции. А Аля молча смотрела вдаль, где вокруг импровизированной карусели на детской площадке бегала толпа счастливой малышни. Ни забот, ни хлопот.
Видя, что ответа сейчас не последует, Рома продолжил:
- Я же тебе уже не чужой человек. Да и, если честно, я бы хотел…
- Ром, рано еще. Мы слишком мало друг друга знаем.
- А когда будет не рано? – Рома даже слегка обиделся и сложил руки крест-накрест на груди. – Мне двадцать шесть, тебе двадцать три, мы не подростки, чтобы встречаться по три-четыре года, якобы узнавая друг друга, это лишнее. Мне уже хочется стабильности.
Аля рукой убрала челку назад, будто ей внезапно стало жарко, хотя на улице была далеко не плюсовая температура.
- Двадцать три – еще не поздно.
- Да что ты – то рано, то поздно, забудь о временных рамках. Что у тебя на душе? Ты бы хотела быть со мной?
Она съежилась от внезапно надавившей на грудь тяжести. Даже охнула, едва слышно, но ощутимо для себя.
- Давай повременим, - каменным голосом, желая спрятать за кажущейся твердостью всю гамму переживаний.
- Год? Два? Сколько? – Рома настаивал, будучи настроенным разбить сегодня эту стену. Он добьется если не положительного ответа, то хотя бы вразумительного.
Аля вздохнула и посмотрела под ноги. На сапогах уже засохла грязь, которую они собрали в лужах талого снега по дороге сюда.
- Давай просто повременим с этим разговором. Сейчас я не хочу об этом говорить.
Она встала, явно намереваясь уйти, но Рома схватил ее за запястье. Совсем не больно – нежно, но достаточно резко, чтобы она испугалась и отшатнулась назад. Парень смутился и отпустил ее. Его взгляд скользнул по грязному снегу под ногами Али, и он заметил, что поводок спокойной лежал на земле, не связывая собой никого.
