Не помня себя от радости, я кинулась к ней.
— Мо! Проснись! — я потрясла ее за плечи, и она нехотя повернулась ко мне.
Стоило ей меня увидеть, как она тут же вцепилась мне в руку и потащила к себе. Покрывало слетело с нее, и я увидела, что она одета в тонкую ночную рубашку с длинными рукавами. Сильно исхудавшая, с синяками под глазами, она прижала меня к себе так крепко, что у меня захрустел позвоночник.
— Ади, ты пришла… — она принялась гладить меня по волосам, будто кошку. — Я так голодна, хорошо, что ты пришла.
— Что он тут с тобой делает? Как ты себя чувствуешь?
— Кто он? — она немного отстранилась. — Отец? Он меня лечит. Говорит, что я серьезно больна.
— Мы с Никки решили найти способ бежать вместе и хотим тебя забрать с собой.
— А отец поедет с нами?
— Совсем с ума сошла? — даже видя в каком она подавленном состоянии, я невольно разозлилась на нее. — Ты скоро умрешь от истощения, но все равно думаешь о вампире!
— Хозяин всегда все делает правильно, и он не морит меня голодом, просто ограничивает.
— Мо! Нам надо выбираться отсюда! — я схватила ее за плечи и только сейчас заметила, что ее правая нога была закована в длинную цель. Другой ее конец был насмерть вмонтирован в стену. Она могла бы дойти до двери, но выйти дальше — никак.
— Ты иди, а я останусь с хозяином, — она как-то странно на меня смотрела, будто кобра на мышонка.
— Хочешь есть? На, бери! — я завернула ворот платья и откинулась назад.
— Не могу… Отец запретил пить кровь… — она крепко схватила меня за горло и явно боролась с желанием наброситься. Больно сжимая мою покрытую шрамами шею, Моника то ослабляла, то усиливала хватку.
— Отец запретил, но ты же хочешь, — начала я ее дразнить, борясь с позывами кашля и инстинктами, подсказывавшими мне, что меня скоро задушат. — Что сильнее? Запрет отца или голод? Уверена, что голод.
Моника, измученная и дрожащая от напряжения, сверлила меня глазами и раздирала зубами в кровь заусенцы на пальцах. Но вдруг она отпустила меня и нежно погладила по щеке.
— Такая теплая… — прошептала она. — Такая вкусная…
Тут я услышала, что дверь заскрипела, и в свете лампы образовался высокий силуэт.
— Вот это встреча. Новая дочь такая предсказуемая, — с насмешкой сказал Анаксимандер. Он стоял на проходе и смотрел на нас сверху вниз в прямом и переносном смысле. — Не советую ее провоцировать.
Моника резко одернула от меня руки и отодвинулась на край матраса.
— Иди ко мне, — скомандовал вампир, и девушка, звеня цепью, тут же вскочила и поспешно поковыляла к своему хозяину.
Когда она подошла, он схватил ее в охапку и прижал спиной к себе. Вампир надавил ей на челюсть, и Моника покорно, словно собака, открыла рот. У нее не хватало четырех зубов — двух сверху и двух снизу. Видимо, он вырвал ей клыки.
— Скоро у нее отрастут обычные человеческие зубы, — как-то слишком по-доброму сказал он и дотронулся пальцем до пустых участков в ее нижней челюсти, проверяя их, словно врач. — Я запретил ей пить кровь. Если она продолжит, то окончательно свихнется и перебьет тут всех. Можно, конечно, избавиться от нее, но мы столько лет прожили вместе, — вампир обнял Монику и положил голову ей на макушку, мечтательно закрыв глаза. — Люди ведь не убивают животных, что внезапно заболели. Они их лечат, водят к ветеринару, а если болезнь неизлечима, то усыпляют.
— Ах, хозяин, — простонала Моника, явно наслаждаясь тем, что возлюбленный отец проявляет к ней внимание. — Я очень хочу выздороветь, хочу вернуться к вам.
— Ты так сильно меня любишь? — снова и снова он задавал ей этот вопрос, издевательски улыбаясь ее унижениям.
— Больше всех на свете, — замурлыкала она, опускаясь перед ним на колени и, словно в экстазе, обнимая его ногу.
— А что насчет Адены? — он посмотрел в мою сторону. Я молча сидела на матрасе, боясь сдвинуться в места, и в ужасе наблюдала эту «любовную» сцену.
— Она мне как сестра.
— Ты раскаиваешься за то, что напала на нее?
Она не ответила, а лишь вопросительно посмотрела с пола на Анаксимандера.
— Не знаю… Я почти ничего не помню. Простите, отец.
Меня ее ответ больно кольнул, но лучше уж пусть она не помнит, чем считала бы, что все сделала правильно, главное, что по указке хозяина.
Вампир поднял Монику с пола за руку и отвел ее обратно к матрасу.
— Хочешь посмотреть, как сильна наша любовь? — спросил он меня, и, не дождавшись ответа, схватил свою питомицу за юбку ночной рубашки и стянул ее через голову.
Я ни разу не видела Монику без одежды и, естественно, думала, что она там такая же, как все. Однако вместо гладкой светлой кожи, я увидела исцарапанное, покрытое шрамами и синяками вдоль и поперек бледное тело.
— Покрутись, — скомандовал вампир, возвышенно держа ее за руку, словно балерину в парном танце.
На ней не было живого места: сплошь следы от укусов, царапины, фиолетовые синяки, местами ожоги и порезы. Какие-то из них были еще свежими и ярко-розовыми пятнами выделялись на фоне других ее «красот».
— Что-то из этого она получила в наказание, что-то в награду.
«В награду», — повторила я про себя, и тошнота подошла к горлу.
— Поистине восхитительна, — Анаксимандер заворожено смотрел, как Моника крутится, словно танцовщица на старых заводных шкатулках, — она будто кукла, которую я сам слепил из глины, покрасил, придал форму и нарисовал орнамент. Еще когда я увидел ее ребенком, то понял — из этой девочки получится поистине волшебное создание. Природа одарила ее всем самым лучшим, но я сделал еще прекраснее. И какая ирония, что моя любимая дочка так сильно заболела. Если бы это случилось с кем-то другим, я бы даже внимания не обратил, но Монику мне по-отечески жалко. Скоро она перетерпит жажду крови и вернется ко мне такой же покорной и жизнерадостной, как раньше.
— Хозяин! — Моника радостно прыгнула ему на шею. — Жду не дождусь!
— Адена, иди на кухню, вечером я с тобой еще побеседую.
Не помня себя, я выбежала из места содержания Моники и понеслась куда глаза глядят. Мне повезло, и удалось вернуться обратно в тот коридор, с которого началась моя жизнь здесь. Обняв себя за плечи, я опустилась на пол и попыталась подавить истерику. Представляя, через что прошла Моника за годы рабской жизни, мне стало плохо, и такие же царапины и раны стали мне мерещиться на самой себе. Я схватилась за голову и больно впилась в волосы, чтобы боль физическая хоть немного уняла душевную. Все меньше я понимала, как могу спасти Монику и Никки, они были слишком зависимы от отца по всем фронтам. Пока что здесь я была единственной, кто думал своей головой и понимал, что хорошо, а что плохо.
Тут я увидела перед собой знакомую белую юбку. Олива наклонилась ко мне и, схватив за локоть, подняла и повела на кухню.
Когда меня привели в чувство, часть продуктов, привезенных из города, уже была обработана, но нужно было еще что-то приготовить на сегодня и завтра. В итоге я проторчала у них до сумерек и настала пора накрывать на стол. Девушки ели отдельно от хозяина, а вместе трапезничали лишь по особым случаям, например, когда в семью принимали нового члена. Поужинала я в итоге в их компании.
Мы сидели в небольшой столовой рядом с кухней, где из-за людей и постоянного движения было нечем дышать. Среди них я чувствовала себя какой-то монахиней и пыталась понять, над всеми ли Анаксимандер так издевается, или лишь над любимыми «питомцами». Но удачно сшитые платья с закрытыми руками, шеями и длинными юбками не давали никакого доступа к этой информации, а насильно к кому-то лезть я не собиралась. Аппетит после увиденного в темнице не шел, и я едва смогла съесть немного жаркого и забить водой. Говорили они между собой не особо, как узницы, которым нужно было соблюдать тишину, поэтому я даже не знала большинство из них по именам. Во время еды, они тоже молча жевали и не испытывали ко мне никакого мало-мальского интереса.