— После такого не то, что целоваться, вообще ничего не захочется, — сделав такой вывод, я окончательно прониклась состраданием к ним обоим. — И несмотря на все это, ты любишь хозяина?

— Ничего не могу с собой поделать. Каждый раз, как его вижу, хочется в ногах валяться.

— Ты любишь его как мужчину или все же как отца?

— И так, и так. По крайней мере, если он позовет меня на ночь, я с радостью пойду. Хотя он никогда не делал этого и даже намеков не позволял. А вот ты ему нравишься.

— Не думаю, в прошлый раз я его сильно разозлила.

— Он бы от такого ножа не умер, поэтому меня совесть почти не мучила. Я планировала спрятать тебя в соседней комнате, а потом под шумок вывести. Но все пошло не так, — она покосилась на мое плечо. — Потом уже я видела, как хозяин был зол на тебя, и в тоже время глаза его горели, будто он испытал новые ощущения.

«А вот это уже интересная новость», — подумала я, удивившись, что идиотский план по привлечению к себе внимания все-таки сработал, пускай и с неприятными для меня последствиями виде вывиха.

Тут сзади послышались шаги. Моника резко обернулась и скривила недовольное лицо.

— Привет, девчонки, прогуливаемся? — ехидно сказал Никки.

— Ты тут что забыл? Иди разгребай архив хозяина! — злобно ответила Моника.

— Я устал! Вышел вот свежим воздухом подышать, а тут вы. Отец в курсе, что ты ее вывела на улицу?

— Не твое собачье дело! У нас своя, женская, компания! Иди отсюда!

— Отец разозлится… — мечтательно сказал парень. — Но я могу это уладить и ничего ему не сказать.

— Агрх! — Моника резко развернулась, и я пулей последовала за ней.

— Все же я проявлю бдительность и прогуляюсь с вами, дамочки, — он взял меня под руку, которая была завернута в гипс и потянула нас двоих вперед.

Я оказалась прикована к ним обоим и весьма странно себя чувствовала. Казалось, что два избалованных ребенка, которые наконец-то остались дома одни, позволили себе нечто запретное и теперь не могут это самое «запретное» поделить. Молча я шла между ними, не зная, стоит ли мне вмешиваться вообще в эту ссору. Мне все еще было стыдно перед Никки за свое непристойное предложение, но извиниться напрямую в обществе Моники я постеснялась.

— Поганец! — продолжала ругаться Моника. — Испортил нам всю прогулку! Мы так мило болтали, пока ты не приперся!

— Я имею полное право тут гулять. Один ли, с тобой ли, с Аденой ли — только мне решать.

— Ади хочет быть со мной, а не с тобой!

Она резко потянула меня к себе. Так как наши кисти были сцеплены, преимущество было явно на ее стороне. Не ожидавший этого, Никки освободил руку и с удивлением посмотрел на свою подругу.

— Ты помешалась что ли?

— Хозяин приказал мне опекать ее!

— Да успокойся ты! Ничего я ей не сделаю, — он устало вздохнул. — Давай договоримся: ты поможешь мне с архивом, а я не скажу, что ты ее выпускала на улицу.

— Ладно, — уступила Моника. — Какой же ты засранец, бесишь!

Пока они пререкались я мельком рассмотрела лицо Никки и действительно, увидела длинный белый шрам над бровью и у рта. Если не присматриваться, давних следов избиения было совсем не видно. Не скажи мне Моника об этом, в жизни бы не обратила внимания.

Никки походил с нами еще минут двадцать, но потом все же ушел, сославшись на неотложные дела. Через час и мне пришлось вернуться в свою темницу. Я успела рассмотреть местность, но так и не поняла, в какую сторону мне бежать. Утоптанная автомобилем трава указывала, в каком направлении уехал Анаксимандер. Скорее всего, где-то там, дальше, он выезжал на шоссе. Я вспомнила, как долго мы ехали по лесу в первую ночь, и понимала, что не пробегу на своих двоих столько километров, да еще и с гипсом. В любом случае — эта прогулка была важным событием, и ко мне как будто снова вернулась надежда.

Следующие два дня Моника еще пару раз украдкой выводила меня на улицу, и Никки к нам больше не присоединялся. Моя подруга жаловалась, что ей приходится ему помогать и уверила, что если Ник пообещал молчать, то не выдаст.

Из-за того, что Моника рассказала мне об их детстве, я стала еще сильнее переживать за них. Ведь если хозяин напрямую спросит, то Ник обязан будет ответить ему. Их любовь настолько слепа и безропотна, что они сдадут друг друга не задумываясь. О каком доверии и сделках тут вообще может быть речь? Чем дальше, тем меньше я понимала здешние порядки и взаимоотношения.

***

На исходе последнего дня отсутствия хозяина, я уже собиралась ложиться спать, как дверь открылась и вошел Никки. Он выглядел крайне растерянным и уши его рдели, как красные китайские фонарики. Я подумала, что он заболел, или что-то случилось с Моникой.

— Что произошло?

Он вжался в дверь и смотрел в пол. Его молчание напрягало меня еще больше, и сердце сильно забилось от страха. Никки поднял на меня глаза и, будто испугавшись, быстро опустил их. Я осмотрела себя и не заметила в своей ночной рубашке, точно такой же, как у Моники, ничего такого, что могло бы смутить его.

— Ты управился с архивом? — надо было спросить хоть что-то.

Никки кивнул. Тут он, видимо, набрался храбрости, быстро подошел ко мне, опустился на колени у кровати, схватил меня за лицо и поцеловал в губы. Я даже не успела подумать о том, чтобы оттолкнуть его или ответить взаимностью, как он вскочил, еще сильнее раскрасневшийся, подбежал к двери и пулей выскочил наружу.

Я осталась в одиночестве и полном недоумении от произошедшего.

========== Глава 6. ==========

Анаксимандер благополучно вернулся через несколько дней. Он выглядел немного отдохнувшим, видимо затворничество и проживание в подземелье отрицательно влияли даже на кровососов. Он заходил в мою темницу, спрашивал о здоровье, не натворила ли я дел, пока его не было, и недвусмысленно намекнул, что я ему скоро понадоблюсь.

Каждый раз, когда я вспоминала об этих «процедурах» меня передергивало и во рту чувствовался вкус отвращения, будто я съела ведро кислых незрелых слив. Удивительно, но, пока его не было, я начала задумываться о том, что, может, действительно все не так плохо. Жить, как Моника, вполне приемлемо, а если я буду в почете у вампира, в качестве «любимой жены», то можно смело рассчитывать на хорошее к себе отношение. Но эти мысли я старалась сразу отгонять, прекрасно понимая, что по привычке начинаю адаптироваться к новым условиям и морально готовлюсь остаться здесь навсегда.

Что ни говори, но я ужасно скучала по своей старой жизни. Все бы отдала, чтобы снова пойти в школу, сдать выпускные экзамены, к которым я зачем-то готовилась, увидеть отца и мать хоть на минуту, хоть на секунду, но все это разбивалось об очередное утро, что начиналось с лицезрения надоевшего мне до чертиков белого, больничного, потолка.

Об инциденте с Никки я вообще не вспоминала. Хотя, надо отдать ему должное — с его-то прошлым, он не должен к девочкам и на километр близко подходить, но, живя всю жизнь в окружении женщин, невозможно держаться на расстоянии, тем более, хозяин похоже не особо его ограничивает, раз посылает в город по несколько раз в неделю. Видимо, желание романтики и нежности свойственны даже этим «питомцам», чьи мозги промыты навязанной любовью к господину. Уверена, что этот поцелуй дался ему непросто, и он до сих пор приходит в себя.

Меня поразило, насколько равнодушно я это восприняла. После того, как мой, такой желанный, первый поцелуй состоялся наконец и прошел без какого-либо удовольствия, я перестала ждать от этого процесса чего-то особенно и придавать ему невероятно серьезное значение.

Такое ощущение, что за полтора месяца я морально постарела лет на десять.

Однако Никки вскоре дал о себе знать. Спустя неделю он опять заявился и весьма неожиданным образом. Тогда я узнала об его не очень приятном секрете.