А ещё оставалось последнее дело, прежде чем они окончательно покинут Ярнам.

***

— Вы сами понимаете, чего просите? — хмуро поинтересовался я, переводя взгляд с Ворона на Аннализу и обратно. Не спорю, от этого железного ведра на плечах бывшей Королевы стоило избавляться, но так радикально?

— Мы видели, на что способен твой странный огонь, — и почему мне кажется, что Альбер нервничает сильнее своей подопечной?

— И вас устраивает риск в случае чего расстаться с жизнью, или большей её частью?

— Наша плоть бессмертна, — последовал почти безмятежный ответ. Угу, верю-верю… Хотя с учётом того, что она не боится ни холода, ни голода, может так оно и правда есть? Глядя на Ворона, проверять не хотелось.

— Альбер?

Он нахмурился ещё больше — но отрывисто кивнул.

— Я предупредил, — вздохнул я и подошёл к Аннализе. Вот как бы эту гадость снять, а? Такое впечатление, что сваривали прямо на голове… Как ещё только волосы целы остались.

— Готовы?

— Действуй, — всё же сорвался у неё голос.

По искорёженному металлу поползли струйки смертоносного огня. А Ворон неожиданно приблизился и взял свою Королеву за руки — пусть: вон как она его пальцы сжала.

А мне нельзя отвлекаться. Никогда не пытался управлять пламенем настолько тонко — вот и расплачивался за это диким напряжением и невозможностью отвлечься.

Не пустить в бесконтрольный разгул, но и не позволить погаснуть. Давая проедать зазоры по проведённым линиям — толстые, неровные, неаккуратные. Пусть, главное чтобы жизни не коснулось.

Аннализа уже не могла сдерживать дрожь, а я чувствовал, как быстро утекают силы с каждым усилием на контроль. Может, не стоило мне соглашаться?

Лишняя мысль, опасная. Раньше надо было думать.

***

Аннализу трясло всё сильнее. В какой-то момент Ворон почувствовал, как резко похолодели отчаянно вцепившиеся в него пальцы — и вскинул взгляд на Бранда. Тот тоже выглядел не лучшим образом: побледневший, взмокший, с лихорадочно блестевшими глазами, всем своим видом выражавший крайнюю степень напряжения.

Тихий вскрик — и Аннализа выдернула руки из хватки рыцаря, прижав ладони к зиявшему продольными дырами металлу своей уродливой маски. А Бранд, утомлённо утерев лоб, отступил.

— Снимайте, — выдохнул он, махнув рукой.

— Миледи?

— Сейчас, — её голос тоже дрожал и срывался — а потом Альбер увидел тёмные капли, начавшие падать из-под пластины, закрывавшей подбородок. После пламени Бранда крови не бывает…

Очень остро, до невыносимого зуда захотелось убивать. Снова убить каждого Палача — так, чтобы они пожалели, что вообще появились на свет.

— Миледи, позвольте помочь.

— Да, да… — пришлось бережно отвести её руки от изуродованного металла. Бранд смог развалить металл на несколько фрагментов, разделив шлем в итоге почти напополам. Затылочную часть удалось снять легко — и она зазвенела по каменным плитам бесполезной железкой. А вот лицевая…

Хорошо, что у них осталась вода.

— Миледи, наклонитесь, — чтобы не выпачкать в крови с таким трудом раздобытую одежду.

Нет, такого Ворон не ожидал. Совсем не ожидал.

Аккуратно сдвинуть маску вверх-вниз — и осознать, что подозрения оправданы. Что металл действительно прилип к коже лица.

Прикипел?

— Готовы?

Раздавшийся в ответ тихий вздох-всхлип дёрнул по спине льдом. Маленькие кулаки Аннализы сжались до побелевших костяшек.

— Да.

Он не боялся крови, а уж чужой боли и подавно. Но Альбер даже не заметил, как рядом воздвигся Бранд, аккуратно взявший миледи за плечи. Всё внимание ушло жадной маске, неохотно отпускавшей свою пленницу, и багровым каплям, что сочились сквозь металл и пальцы, разбиваясь о каменный пол.

Не слышать рваного дыхания. Не слышать редких сдерживаемых всхлипов.

Но когда окровавленный “намордник” наконец упал — не услышать этот тихий, срывающийся стон боли не вышло.

Бранд не дал Аннализе ни выпрямиться, ни поднести руки к лицу — и это правильно. Пока нельзя.

Ворон запрещал себе думать и колебаться, глядя прямо в залитое кровью лицо его Королевы и слегка отжимая чистую тряпицу в миску с кипячёной водой. Он не мог коснуться лишившихся кожи мест так, чтобы не вызвать очередной удар дрожи по хрупкому телу — и потому отбросил жалость.

Необходимо сделать как должно — и он сделает.

Бережно обмоет каждую страшную язву: почти весь лоб и левую щёку, часть правой, тонкий нос, подбородок. Сведёт рваные края того, что осталось, как можно точнее. И только тогда вколет в тонкую руку живительной ярнамской отравы, что Нечистокровным не страшна. Обложит пока ещё кровоточащее лицо чистыми влажными бинтами — и наконец поможет измождённой миледи лечь. Осталось лишь ждать.

— Спасибо, Бранд.

Тот молча хлопнул Альбера по плечу.

***

Глядя на освобождённую Аннализу, так и отключившуюся на лежаке, я испытывал смешанные чувства. С одной стороны я устал как последняя собака — а с другой был даже… доволен? Определённо, чувство выполненного долга было приятным. Но какого долга? И не многовато ли я уже для неё сделал?

Но Альбер верен ей, как никому. Я не мог не заметить, как пристально он наблюдал за результатами моих действий. И от этого даже сами мысли бросить бывшую Королеву на произвол судьбы вяли на корню.

Потому что такое мне Ворон не простит. Никогда.

От этого почему-то становилось больно.

Завтра мы скорее всего уже покинем Ярнам. Но что мы будем делать? Нет, что делать буду я?

У Альбера есть его Королева и его Долг. У Аннализы есть её верный рыцарь. А что осталось у меня?

Понятное дело, никуда уходить сам я не хотел и не собирался. Ворон был тем, кто заполнил рваную пустоту моей неполноценной души, он сделал меня цельным. Привязал к себе, быть может сам того не желая — так решил уже я.

Но будет ли так и дальше? Там, в неизвестности большого мира?

Эти почти мучительные мысли настолько захватили мою голову, что я не услышал шагов со спины и вздрогнул, когда рядом с негромким лязгом сел Альбер. Шлем он оставил в часовне, и сейчас подставил лицо закатному солнцу. Как-то так вышло, что мы оба не любили закат — но всегда смотрели в него. Интересно, почему…

— О чём задумался?

— О будущем, — чуть пожал плечами я. А сомнения вновь подняли голову, болезненно скребя по сердцу, не привыкшему к разлукам. Сегодня я уже одну испытал, мне… не понравилось. Настолько, что даже возня с Аннализой лишь временно отвлекла. Я знал, что Агату никто не заменит. Но оставалось лишь смириться.

Не сейчас. Когда-нибудь.

— И что ты о нём думаешь?

— Ничего, — поймав недоверчивый взгляд, я неохотно повернул голову и пояснил. — Я не знаю, что меня ждёт.

— Если останешься один — ничего хорошего.

Я почти вздрогнул — он не мог знать моих мыслей, но попал так близко.

— Поэтому, — словно ничего не заметив, продолжил Альбер, — не вздумай никуда сбежать. Не хочу разрываться между тобой и миледи.

Я столкнулся с насмешливо-понимающим взглядом друга.

— Ты…

— Я вытащил тебя с того света, так что имею полное право на твою жизнь, — не дав мне и слова сказать, заявил Альбер, хищно сощурившись. — Советую помнить об этом.

Любой другой человек, наверное, смертельно оскорбился бы. Как же, посягательство на свободу… Кому она нужна, эта свобода, если в ней не будет никакого смысла?

Поэтому я, глуповато моргнув, расхохотался. Счастливо и облегчённо.

— Как чувствовал, что ты успел себе глупостей надумать, — проворчал Ворон и совершенно неожиданно толкнул меня в затылок, растрепав волосы. В ответ я сгрёб его за плечи, пока гордый рыцарь увернуться не успел.

— Сам напросился, — ухмыльнулся я в протестующе дёрнувшуюся серебряную макушку. — Теперь ты точно от меня не отвяжешься.

— Ещё раз так сделаешь — получишь по физиономии, — отпущенный на волю после внеплановых объятий, взъерошенный Ворон отряхивался и злобно шипел, а я благостно улыбался. Верю, что получу. Но повода больше не дам. Смысла нет.