Королеве, окончательно лишённой королевства.

Кровососы разбежались ещё в самом начале — и Альберу было плевать на причину.

А вот глаза нагнавшего их Бранда насторожили непривычной тусклостью, да и сам он шёл тяжело, едва заметно покачиваясь с каждым шагом.

— Пошли? — невыразительный голос друга также наводил на подозрения. Если поначалу Ворон позволил себе не поверить, что друг вообще сможет осуществить задуманное, то под конец пришли мысли уже о цене подобного порыва. И о его причинах.

— Бранд.

— Восстановлюсь, — коротко и всё так же бесцветно уведомил тот.

Проклятый упрямец.

И уже не было удивления, когда по мановению руки Аннализы разрушенный мост заволокло снежной пеленой — чтобы открыть чистый проезд, по которому звонко цокнули копыта уже знакомых немёртвых лошадей. Иллюзии Кейнхарста таяли как снег под солнцем — ведь она уходила.

Чтобы никогда не вернуться.

========== За сожжёнными мостами ==========

Снова та же карета, в которую приходилось залезать, сложившись чуть ли не в три погибели. И точно так же сидеть, с трудом вытянув ноги и по диагонали уложив с трудом пролезший в дверцу меч. Путь до Ярнама показался мне невероятно долгим — и в то же время пролетел почти незаметно. Серая пустота на месте эмоций глушила всё, я даже не вслушивался в негромкий разговор между Вороном и Аннализой, впав в какое-то сонное оцепенение. Чёрное Пламя высосало душевные силы чуть ли не досуха — и даже осознание того, насколько я рисковал в этом бездумном порыве, не вызвало ничего кроме вялого принятия. Неспособность даже испугаться напрягала… но не более. Оставалось надеяться, что это временно.

Очнулся я только когда друг тронул за плечо:

— Доехали.

Пеший путь тоже практически прошёл мимо разума — в основном я полагался на отточенные здесь инстинкты, так-то Ярнаму больше нечем было меня удивить. Звери и безумцы… Так привычно, что почти перестало трогать душу. Только теперь ещё нужно защищать кого-то. И вот это — уже непривычно.

— Бранд? — робко окликнул Агата. Выглядел он ещё хуже, чем в прошлый раз: было видно, что даже держать голову ему теперь трудно.

— Я, — заботы об Аннализе оказались беззастенчиво сброшены на Альбера — его Королева, ему и знать лучше, что нужно. Так что ничто не мешало подойти к Агате и привычно усесться перед ним, положив руку на плечо.

— Прости, — мой первый друг в этом мире удручённо опустил голову. — Если бы не я, вы бы уже покинули этот проклятый город…

— Агата, — хотелось спать. Но не поговорить было бы хуже. — Прекращай себя во всём винить. Это мой выбор.

Он прерывисто вздохнул и вновь сцепил пальцы.

— Спасибо…

Вот что с ним таким делать?

— Не за что.

— Мы благодарим тебя за защиту, — голос Аннализы выдернул меня из дрёмы, и я хмуро поднял глаза. Уже неплохо, похоже последствия моего необдуманного поступка начали отпускать.

— Не поймите неправильно, — наверное хорошо, что Ворона нигде не видно. Он такие слова не оценил бы. — Мне всё равно, кто вы и какие ваши планы. Вы дороги Альберу — и это единственная причина, по которой я делаю что делаю.

— А поджог Кейнхарста?

Я зевнул и потёр отлежалое плечо.

— Уничтожение нежити и соблазна вернуться.

Кажется, это задело бывшую Королеву за живое, потому что её тон мигом похолодел, утратив даже намёк на доброжелательность:

— И ты так просто это Нам говоришь?

— А не должен? — вяло отозвался я, опять прикрывая глаза. — Вы спросили — я ответил.

— Вот за это я его и уважаю, — раздался голос Ворона от входа в часовню. — До изумления честный человек.

— Это был комплимент, или упрёк? — ради приличия поинтересовался я, провожая друга взглядом.

— Факт.

Судя по повисшей паузе, Аннализе тоже нашлось о чём подумать. И хвала богам, а я ещё подремлю.

Суток мне хватило, чтобы более-менее восстановиться. За это время произошло неожиданно немало занятного, начиная с краткого визита человека по имени Вальтр, удивившегося разумным живым не меньше, чем мы ему, и заканчивая разговорами с бывшей Королевой, что добровольно отказалась от высокого обращения к себе. Да, Аннализа, оказывается, прекрасно понимала, что за пределами Кейнхарста — и даже Ярнама от её власти останется лишь название, и оставила за собой скромное право зваться миледи.

А вот Агата сдал ещё больше. Смотреть на него становилось уже невыносимо — слишком ослаб, высох чуть ли не до прозрачности, как только ещё душа держалась.

— Бранд, — тихо позвал он, и я поймал слабо шевельнувшуюся руку.

— Я здесь.

Длинные пальцы даже сжаться толком уже не могли, но на лице Агаты всё равно проступило облегчение.

— Могу я… попросить тебя об одолжении?

— О каком?

Он с трудом поднял вторую ладонь и накрыл ею мою кисть.

— Ты заберёшь мою жизнь? — и, словно почувствовав мою оторопь, Агата поспешно, почти захлёбываясь, продолжил, крепче, насколько мог, сжав руки. — Я не хочу угаснуть один… среди равнодушного камня. Я понимаю, я так эгоистичен… Но я не хочу умирать в одиночестве. Ты поможешь мне? Всё что я прошу… Просто побудь рядом, пока…

По впалым щекам скатилось несколько мутных слезинок, и я вздрогнул. Я так малодушно не задумывался о будущем Агаты, предпочитая заниматься делами насущными, что теперь исход нежданно встал передо мной в полный рост, не давая возможности отвернуться и отмахнуться.

Время Ярнама истекло. Но важно было не это.

Время Агаты истекло.

Я аккуратно высвободил руку из безвольно разжавшихся пальцев понурившегося друга. Я догадывался, что он в своей привычной манере посчитал себя недостойным ответа. Даже говорить ничего не стал, видимо смиренно собравшись принять свою участь.

— Бранд? — я слышал, как трепещет жизнь в почти неестественно истончившемся теле. Когда-то я помогал Агате передвигаться по часовне, но теперь, обнимая его за плечи, я словно физически ощущал, насколько мало у него осталось времени.

— Спасибо тебе, Агата, — боязно было даже обнять крепче — казалось, что он готов рассыпаться в любой миг. — За всё.

— И тебе… — невесомые руки я едва ли почувствовал, сосредоточившись на жгучем комке в груди. — За всё…

Я заберу твою жизнь. И вынесу её за пределы этого города.

Он только едва слышно вздохнул, когда по красной хламиде с моих рук соскользнули чёрно-белые язычки чуждого этому миру пламени. А потом оно охватило нас обоих — и хрупкое тело в моих руках действительно рассыпалось прахом, не оставив и следа от моего первого друга.

***

Ворон видел, как бессильно упали руки Бранда, не тронувшегося с места, когда от жителя часовни остался лишь серый пепел. Как гасли на нетронутой одежде остатки жадного, страшного огня. Как друг смотрел в пустоту, не пытаясь подняться с колен.

Никогда рыцарю не понять этой привязанности к жалкому в своей уничижительности добряку. Но и не ему судить.

— Бранд, — тот вздрогнул и вскинул глаза. И Ворон с трудом не отвёл взгляда.

— Пора, — пора им всем выбираться из этого проклятого места. Больше нечему держать их здесь.

Беспомощное недоумение, такое неподходящее для Бранда, так не вязавшееся с его обликом — пропало, и на смену пришла гораздо более знакомая собранность. Как бы цинично это ни звучало — Альбер был рад, что друг оказался способен так быстро брать себя в руки.

У них ещё будет время. Потом.

Благо сутки рысканья по разорённому городу дали свои плоды: нашлось и немного продуктов, и вещей в дорогу, даже более-менее приличная сменная одежда для миледи отыскалась — не оставаться же ей в этом тонком платье и совершенно неподходящих для дороги туфельках.