Рота разведки получила приказание иметь в постоянной боевой готовности дежурный взвод. Благодаря принятым мерам у террористов, действующих под видом крестьян, удалось изъять свыше тысячи винтовок, десятки пулеметов и даже минометов. Это, естественно, пришлось не по душе чанкайшистам, и на наши заставы и полевые караулы участились вооруженные нападения. Правда, обходилось, как правило, без потерь о нашей стороны, но обстановка, особенно по ночам, создавалась весьма тревожная, а главное, нервозная. Постреляв, китайцы разбегались по переулкам ночного Чанчуня, так что отыскать кого-либо в лабиринтах дворов или в пустовавших домах было совершенно невозможно. Особенно много нападений совершалось на заставу, находившуюся на дороге, ведущей из Чанчуня в Сыпин. Без стычек не обходилась почти ни одна ночь. Пора было принимать надлежащие меры. Начальник политотдела бригады полковник П. Г. Подмосковнов как-то упрекнул меня:

— Плохо действуете. Нас бьют, а кто — не знаем. То ли это гоминьдановцы, то ли хунхузы…

— Нападающие каждый раз уходят как вода сквозь сито, — ответил я. — На месте перестрелки обычно не остается ни убитых, ни раненых.

Полковник П. Г. Подмосковнов тем не менее потребовал от нас более активных действий. Не скажу, насколько в целом они были результативны, но одна из акций, в которой мне довелось принять участие и которая едва не окончилась трагически, мне запомнилась очень хорошо.

Темным и холодным ноябрьским вечером на полевую заставу лейтенанта Кирьянова напала, как обычно, группа неизвестных. Разгорелся бой. Я поднял по тревоге дежурный взвод разведроты, и вскоре мы мчались на грузовике на помощь Кирьянову. Не доезжая метров ста до заставы, выгрузились, взвод развернулся цепью, стараясь охватить заставу полукругом, и двинулся в атаку. Сначала с опаской, потом, не слыша никаких выстрелов, побежали во весь рост.

— Товарищ майор, — на ходу делился со мной своими сомнениями старший сержант Исаев, исполнявший обязанности командира взвода, — что-то уж очень тихо. Либо хунгузы отошли, либо побили всех наших.

— Давай вперед, сейчас разберемся!

Видимо, нас заметили: со стороны заставы послышались голоса:

— Эй, славяне, не вздумайте палить…

А через пять минут лейтенант Кирьянов, у которого из-под шапки белели бинты, докладывал:

— Бандгруппа напала, как всегда, внезапно. Вон из того здания, — указал он на дом, судя по всему, уже давно нежилой, — вдруг открыли винтовочно-пулеметный огонь. Мы ответили огнем. Они попытались нас окружить — не вышло. Мы приготовились к долгому бою, а они вдруг как сквозь землю провалились.

— Видимо, услышали или увидели, что идет машина, — предположил я. — А как обстоят дела у вашего полевого караула?

— К сожалению, телефонная связь прервалась в самом начале боя.

— Не выяснили, почему?

— Не успел, как раз отбивались от хунгузов.

— Тогда давайте сделаем так: вы, Исаев, — старший сержант присутствовал при нашем разговоре, — возьмите человек пять — семь и проверьте полевой пост, а я с автоматчиком пока пройдусь вокруг заставы.

Кирьянов посмотрел на меня недоуменно, но отговаривать не стал: дескать, начальству виднее, что надо делать. Честно говоря, вспоминая потом тот случай, понять не мог, какая нелегкая понесла меня в разведку и с какой целью? Но… бывают же необъяснимые поступки.

За суетой не заметили, как начало светать. Ночь уже отступала. Зато усилился мороз, под ногами весело поскрипывал снежок — и кроме этого ни одного звука не раздавалось в округе. На столь мирном фоне вся эта ночная суматоха показалась вдруг какой-то почти нереальной. Не выдуманной, конечно, но малозначительной. «Стоило ли поднимать взвод по тревоге, — с сомнением думал я, — из-за пустяков. Эти ночные бандиты — вроде комара: до смерти не заест, но и спать толком не даст. А в целом много шума из ничего».

Как-то незаметно свернули мы на другую улицу, и вдруг слышится, что на скрип снега от наших шагов где-то недалеко накладывается другой такой же звук. Мы остановились, прислушались. Да, шаги и голоса. Слов не разобрать, но говорят не по-русски. Может, это и есть та исчезнувшая внезапно бандгруппа, которая только что атаковала пост Кирьянова? А теперь охотится за нами?

— Давай за угол дома, — приказываю солдату, — и приготовь автомат.

Едва успели спрятаться, как в предутреннем тумане показалась группа людей, явно китайцев. Человек семь-восемь. Остановились в замешательстве, о чем-то тихо переговариваются. Я начинаю понимать, что за нами следили, а теперь вдруг нечаянно упустили из виду. Но вот они, посовещавшись, замолчали и, прижимаясь к стене противоположного здания, начали двигаться в нашу сторону. Положение становилось критическим: через минуту-другую мы будем обнаружены.

— Ну-ка, пугни их из автомата, — приказал я своему спутнику, вынимая пистолет. Не торопясь прицелился а выстрелил. В тишине выстрел прозвучал неожиданно громко. На той стороне, то ли от неожиданности, то ли пуля нашла цель, вскрикнули, и в ответ посыпалась такая частая стрельба, будто на нас нападало по меньшей мере около взвода.

— Ну, давай! — Я обернулся к солдату и увидел странную картину: он взводил затвор, нажимал на спуск, но вместо веселой очереди слышалось мягкое шипение, с каким затвор возвращался в свое первоначальное положение. Солдат потихоньку матюгался, но автомат не стрелял. Вот это номер! Парень, не ожидая такого мороза, перестарался со смазкой, и излишки загустели. Ситуация, как теперь бы сказали, складывалась экстремальная: один пистолет против восьми нападавших. Второй выстрел с моей стороны, третий… Интересно, захватил ли запасную обойму?

— Отогревай автомат хоть на брюхе, — приказываю солдату и добавляю, естественно, далеко не дипломатическое выражение. Тут, как говорится, не до протокола. Ага, есть запасная обойма. Чуть отлегло.

— Гранаты есть? — спрашиваю своего незадачливого спутника, совершенно, впрочем, не надеясь на положительный ответ: ведь шли-то вроде как на прогулку.

— Есть, товарищ майор, — отвечает мой провожатый. Голос повеселел: хоть этим-то искупил свою вину.

— Приготовь на всякий случай. Могут броситься в атаку, вот тут граната будет самый раз.

Перезарядил обойму, продолжаю стрелять. Нападающие почему-то активности не проявляют. Боятся? Потом вдруг что-то загомонили, закричали и скопом бросились в ближайший двор. И тут наконец им вдогонку у меня над ухом басовито застрекотал автомат, да так длинно, словно наверстывал долгое молчание. Слышу, еще раздаются выстрелы и уж явно наши, русские, голоса. Это со стороны заставы бегут разведчики. Вот почему так внезапно ретировались бандиты!

— Живы, товарищ майор? — с облегчением в голосе, видя, что мы оба на ногах, спросил, еле переводя дух, Исаев. — А мы слышим — стрельба, да не поймем — где. Вы же пошли вроде в другую сторону… А тут еще какой-то туман. И потом — автомата не слышно. Думаю сначала, если на вас напали, так при вас Федя, он бы шуганул из автомата.

— Твой Федя шуганет, дожидайся от него, — пряча пистолет в кобуру, ответил Исаеву. Конечно, и его, старшего сержанта, надо бы как следует взгреть за оплошность с оружием, но едва я вспомнил недоуменный Федин взгляд, каким он смотрел на «пшикающий» затвор, сам невольно улыбаюсь, и все это только что закончившееся ночное происшествие начинает представляться в каком-то юмористическом свете. Вот уж не замечал за собой раньше подобной склонности! Пытаясь напустить на лицо подобающую строгость, все же говорю Исаеву:

— Проверь у своих оружие, не застыла ли смазка…

Поняв, в чем дело, Исаев метнул сердитый взгляд в сторону своего Федора.

— Ладно, потом разберетесь, давай на заставу…

И все же прекрасна жизнь! Война окончилась, ты молод, полон сил и энергии, руки-ноги целы, и тебе кажется, что способен свернуть гору. А эти мелкие стычки с хунгузами — они только бодрят, не позволяют расслабиться, не дают забыть, что ты — военный человек. Военный… Но все же не просто военный, а военный инженер, и не пора ли перестать разрушать, а начать строить. Уж столько разрушили всего — уму непостижимо. И думалось по молодости — все наверстаем, возведем новые заводы и города, на пепелищах сел вновь встанут русские избы, на безлюдных дворах послышатся звонкие ребячьи голоса.