— Мне неинтересно, чем ты болен, по какой причине твои родители приковывают тебя к кровати, почему ты пропадаешь на какое-то время. Мне плевать, Причард, — рычу, начиная терять самообладание. — Ничего из этого не дает тебе права доводить других до ручки. О чем ты думал, когда решил трахнуть меня? Думал, что тогда я, как овечка, буду слушаться тебя, боясь, что все об этом узнают? — наклоняюсь вперед, опираясь руками на край его стола. Сверлю его профиль стеклянным взглядом. — Ты видел, что я не заинтересована в тебе, поэтому таким образом хотел принудить меня? Ты реально больной.

Наконец, Причард поворачивает голову, глазами с красными от недостатка сна белками смотрит на меня, шепча:

— Тебе не понять, какого это — жить с постоянным давлением.

— Да ты что? — мне охота рассмеяться ему в лицо. — Ты много обо мне не знаешь. Тебе стоило сначала выяснить обо мне всё, а потом хорошенько подумать, стоит ли вообще начинать всё это дерьмо. Ты начал войну. И я тебе не проиграю, ублюдок.

— Они били меня за то, что ты… — заикается, усмехнувшись, и качает головой. — Черт. Ты не поймешь.

— О-у, так ты на эмоциях меня изнасиловал? — фальшиво вздыхаю. — Это всё меняет, — готовлюсь врезать ему по лицу. Причард стучит зубами, будто от холода:

— Ты так просто говоришь об этом…

— О чем? О том, что ты меня трахнул? О том, что заставлял отсасывать тебе? — давлюсь своими словами, с отвращением щуря веки. — Неужели ты думал, что я буду молчать? Такие больные, как ты, часто ждут подобной реакции со стороны жертв, так вот, Причард. Не того ты на роль жертвы выбрал. Мне насрать на ситуацию в твоей семье. Я здесь только потому, что ты обещал удалить все видео, — вновь складываю руки на груди, внимательно наблюдая за тем, как происходит удаление файлов на экране ноутбука. Причард притоптывает ногой под столом, моргая. Он мнет правое запястье пальцами другой руки, после чего касается ладонями впалых щек, судорожно вдыхая:

— Мои родители должны оставить эту фикс-идею. Так что ты должна…

— Я ничего не должна, кусок ты дерьма, — рычу, качая головой. — Если ты сделаешь так, чтобы я больше никогда тебя не видела, я выполню. Сделаю так, чтобы твои родители даже в мою сторону дышать стыдились. Мне не страшно упасть лицом в грязь, но если тебе так важен статус и одобрение родителей, то скажи им, что я гребаная шлюха. Уверена, им не нужна такая невестка.

Удаление файлов завершено. Я расправляю плечи, держа осанку:

— По рукам?

Причард потирает мокрый от нервов лоб, кивая, и открывает ящик стола, чтобы вытащить флешку, с которой тоже нужно удалить некоторые файлы со мной. Замечаю несколько косяков. Травка? Парень не закрывает ящик, шепча:

— Каким образом мне не попадаться тебе на глаза, если мы учимся в одной школе, а живем через улицу.

— Уезжай, — твердо приказываю, заставив Причарда прикусить губу. — К черту, проваливай, иначе я пойду в полицию. У меня сохранились некоторые снимки. И если ты сомневаешься в том, что я буду действовать, то могу прямо сейчас набрать номер адвоката своей семьи. Он подробно тебе расскажет о законах, касающихся личной неприкосновенности.

— Я не могу обещать, что родители позволят мне уехать, — говорит, не лжет, и я знаю. Но это не мои проблемы. Он сам выкопал себе эту яму. И сам сел в неё. Меня это не колышет.

— Твои проблемы, Причард, — слежу за тем, как он очищает флешку. — Делай всё возможное, чтобы не попасться мне на глаза.

Он кивает.

Каким иногда удивительным образом всё поворачивает жизнь. Человек, столь внешне непоколебимый, теперь молит меня о помощи? Смешно. И нелепо. И жалко. И это мне нравится. Будь слабым, Причард. Ломайся, и я надеюсь, что однажды тебе воздастся всё то, что ты делал другим людям. За каждого человека, которому ты портил жизнь. И умрешь. Один. Совсем.

Мне совсем тебя не жалко, психопат.

Поиграла один день в качестве его девушки — и всё. Дальше он сам.

Протягиваю руку, заметив, как дергается от неё парень, тут же попытавшись скрыть это за кашлем. Беру из ящика два косяка, подняв к своему лицу, чтобы рассмотреть.

— Чтобы расслабиться, — я его не спрашивала, но он сам говорит.

— Ты меня этим нахреначил, когда я здесь была последний раз? — жестко спрашиваю, припоминая, как меня вышибло из реальности в тот день. С одной стороны мне было безумно хорошо и спокойно, с другой творилась какая-то ересь.

— Да, — выдавливает из себя. — Всё, всё удалено.

— Дай мне ещё, — не знаю, почему я это делаю. Не могу объяснить всё тем, что запретный плод показался мне привлекательным, но… Черт, почему я вообще должна оправдываться перед собой?

Причард поднимает голову, взглянув на меня с долей смятения:

— Ты про…

— Да, — давлю на него голосом. — Заткнись и дай.

Парень слушается, быстро открывая один ящик за другим. Находит ещё три косяка, пять пакетиков с белым порошком и два с белесыми таблетками. Снимаю с плеч рюкзак, расстегивая молнию, и убираю всю его заначку внутрь, оставив парня ни с чем. Причард без возражений отдает. Его странное поведение мне нравится.

Приятно видеть человека, которого не переносишь, сломленным.

— Помни, что в случае твоего обмана, я не стану церемониться, — надеваю рюкзак обратно, поправив кофту. Смотрю на макушку Причарда, который опускает лицо, не поднимая на меня взгляд. — Даже сейчас я не верю тебе и терять бдительность не собираюсь, — делаю шаг назад. — Надеюсь, такой, как ты, проживет недолго, — отворачиваюсь, схватив с прикроватной тумбы зажигалку, и грубо толкаю дверь, выходя в коридор. Зажигалку прячу в карман кофты, тормозя у той комнаты, в которой когда-то была заперта. Спокойно протягиваю руку к ручке. Заперта.

Что ж, даже «идеальная» семейка Пенрисс оказалось состоящей из больных ублюдков. Иногда мне кажется, что меня только такие и окружают.

Спускаюсь вниз, своим топотом привлекая внимание женщины, которая выходит из гостиной, мило улыбаясь мне:

— Вы так быстро…

— Ага, ваш сын ещё тот «скорострел», — неприятно усмехаюсь, видя, как меняется её лицо. Мать Причарда выходит немного вперед с таким выражением, будто надеется, что ослышалась:

— Прости, что?

— Простите, но ваш сын не способен нормально удовлетворять, так что пойду лучше к Дордану, — придумываю имена на ходу, — или к Кристиану… — наигранно задумываюсь, проходя мимо женщины, которая распахивает рот, так и замерев в коридоре, не находя слов. Надеюсь, ей всё ясно.

В свой дом вбегаю буквально через пару секунд. Закрываю на замок, с восторгом понимая, что никого нет. Я одна. И, скорее всего, буду одна до самого вечера. Снимаю с плеч рюкзак, открывая молнию, и вынимаю один косяк, бросив свои вещи на пол. Спиной прижимаюсь к двери, с интересом изучая сверток, и роюсь в кармане кофты, взяв зажигалку.

Ничто противозаконное мне не чуждо. Тем более, если это помогает ощутить некую легкость в голове и теле. Сую кончик косяка в рот, зажав зубами, и поджигаю другой, не сразу неуверенно втянув в себя неприятный на вкус дымок. Ничего особенно, но тепло забавно щекочет язык, поэтому втягиваю снова, прерываясь на кашель, который внезапно переходит в смешки. Вновь глотаю дым, выпуская его ртом, и запрокидываю голову, ощущая, как неясное чувство охватывает все тело, заставляя меня прикрыть веки от наслаждения. Туман медленно окутывает сознание — и, спустя несколько минут, я начинаю посмеиваться. В голос. С улыбкой на устах сажусь на пол, достав ещё один сверток, и докуриваю первый, вдруг не сдержав громкий смех, который до боли рвет мне горло. Покачиваюсь, зажигая второй сверток, и закуриваю его, повалившись набок. Ложусь на плечо, смотря перед собой, и уже глубоко втягиваю.

Вновь прерываюсь на смех.

Глава 18.

Один удар. В ещё хрупкий живот мальчишки, который просто оказался свидетелем неправильного. Он не должен был видеть это. Ещё удар, теперь в грудную клетку. Тяжелая нога не щадит ребенка, и не потому, что в бьющем человеке много злости и мало человечности. Просто ему страшно. Страшно, что тайна станет явью. Это ошибка взрослых. А не ребенка.