— Дилан, — слышу, как ругается Дейв, поэтому поворачиваю голову перед тем, как переступить порог класса. ОʼБрайен быстрым шагом сокращает между нами расстояние, поэтому ускоряюсь, на автомате пытаюсь затеряться в толпе покинувших свои кабинеты учеников. Оглядываюсь, позволяя спутавшимся локонам касаться моих щек. Дилан выходит в коридор, с прежней угрозой следует за мной, взглядом распиливая мою голову на части. Отворачиваюсь, внезапно понимая, что у меня нет причин бояться его. Да, он может ударить меня. И это всё. Расправляю плечи, прижав учебник к груди, и гордо держу голову, свернув к своему шкафчику. Открываю его и не даю никакой реакции на парня, который подходит практически вплотную, сжав ладони в кулаки. Непринужденно убираю книгу на полку, делая вид, что ищу что-то:

— И что на этот раз? — спрашиваю с вызовом, убрав локон волос за ухо.

— О чем вы говорили? — опять грубо, но как может быть иначе? Никак.

— С кем? — специально злю его, показывая, что мне плевать. Чувствую, как ярость со стороны «приятного» собеседника возрастает в разы. Он на пределе.

Удар. Да. Я замираю в ту же секунду, когда Дилан хлопает ладонью по дверце моего шкафчика, и та закрывается с грохотом. Правда, шум никого не привлекает. Быстро моргаю, не двигаясь с места, когда ОʼБрайен опирается рукой на шкафчик, нервно скользнув кончиком языка по губам. Оглядывается по сторонам, явно сдерживая злую ухмылку:

— Ты даже не понимаешь, с кем связываешься.

— Это ты про себя или про Донтекю? — наигранно задумываюсь, выдав. — Вы оба вполне стоите друг друга.

Зря. Я зря произнесла эту фразу, ведь выражение лица парня меняется моментально. Мне казалось, что тот его взгляд, которым он «награждает» меня ежедневно, это его предел. Так вот нет. Этот тип может выражать куда большую злость. У его ярости нет предела. Теперь приходит мой черед нервно сглатывать. Перевожу на него взгляд, хмуря брови, и не успеваю ничего придумать для ответа. Дилан говорит первым:

— Он тебе сказал? — не понимаю, о чем он, но парень вот-вот выйдет из себя. Окончательно. — Сказал? — прикусывает губу. Глубоко дышу, опять проглатывая комок в глотке:

— Не понимаю, о чем ты.

И ОʼБрайен смеется, на секунду наклонив голову. Он убежден, что мы с Донтекю что-то замышляем против него? Дилан вновь смотрит на меня, всё с той же ухмылкой:

— Он сказал тебе…

— О чем ты, черт возьми? — не сдерживаюсь, ругнувшись, и поворачиваюсь к парню всем телом, открыто демонстрируя свое злое непонимание. — Оставь меня в покое, — готовлюсь толкнуть его в грудь, но замечаю, что мысленно останавливаю себя, ведь знаю, как Дилан реагирует на прикосновения. Черт, это не должно беспокоить меня! И не беспокоит. Я лучше сожру собачье дерьмо, чем буду переживать о ком-то, кроме меня! Я толкну его. Прямо сейчас!

— Тогда, я тоже знаю, — его слова вызывают у меня смятение. Хмурю брови, качнув головой, и парень продолжает с особым удовольствием:

— Ты убила своего брата.

В голову ударяет. В ушах внезапно начинает звенеть, каждый хлопок дверцей отдается этим диким звоном, каждое сказанное слово окружающими меня людьми теперь оглушают. Я понимаю, что теряюсь. Чувствую, как земля уходит из-под ног, словно мое тело медленно проваливается в бездну, где эхом продолжает звучать: «Ты убила его». Не моргаю, вцепившись широко распахнутыми глазами в лицо ОʼБрайена, который усмехается краем губ, довольствуясь моей ответной реакцией.

Мой язык немеет, при попытке сказать: «Это была не я». И выходит непонятное, слабое, с легким дрожанием в губах:

— Не я, — на выдохе. Приоткрываю рот, качнув головой, и крепко сжимаю ремень рюкзака, делая шаг назад. — Не я, — в голове мысли путаются. Их становится всё больше, и конец наступает в тот момент, когда в сознание лезут серые, темные воспоминания того дня. Это была не я.

Продолжая покачивать головой, отступая. Откуда он знает? Как он… Документы. Он читал их? Смотрел? Как он посмел… Мне хочется смеяться. И я начинаю судорожно дышать, улыбаясь. Это была не я. Не я. Не я. Кто-то задевает меня плечом.

Дилан ОʼБрайен отвратительный. Именно в этот момент я осознаю в полной мере его омерзительность. Он посмел залезть в личную жизнь другого человека, а подобное — самое, что не есть, низкое, на что способны люди. Никто. Никто не смеет так нагло вырывать у человека его тайну, после, его еще и использовать против него. Я не такая. Я не стала смотреть дело ОʼБрайена, когда была возможность. Не настаивала на объяснение причины, почему учитель хочет убрать его. Так как знаю — это не мое дело. Каким бы ублюдком Дилан не был, я не стала бы влезать. И этот урод превзошел себя.

Мое дыхание тяжелеет. Голоса вокруг громче кричат в уши, стены сжимают тело. Мне невыносимо трудно дышать. Необходимо больше кислорода, больше пространства вокруг. Продолжаю отступать, без остановки качаю головой, но в во взгляде, обращенном на Дилана, нет злости, ненависти. Я чувствую странное огорчение, презрение, и морщусь, в попытке сдержать смех. В груди начинает ныть. Опять невралгия. ОʼБрайен стоит на месте. Не ухмыляется, правда, его внимание все еще сфокусировано на мне.

Если честно, мне казалось, что именно этот тип должен понимать мои чувства. У него тоже есть секрет. Но я ошибалась.

Отворачиваюсь, расталкивая руками людей. Стремление к входной двери. К свободе. Перехожу на бег, сдерживая слезы в краснеющих глазах. Лицо искажается, поэтому потираю лоб ладонью, шмыгнув носом. Моральная боль растет с большой скоростью. Разрушение неизбежно.

Это была не я.

***

— Надеюсь, олимпиада пройдет быстро, — девушка следует за учителем в коридор чужой школы. Ее подруга улыбается, поправляя подол юбки:

— Хочешь, чтобы мы закончили вовремя? Тогда не сиди молча, — переглядывается с ней, и девушка хмыкает, вынув из сумки зеркальце, чтобы проверить макияж. Идут за учителем, который пытается настроить их на победу, при этом повторяя материал.

— Лили, вся надежда на тебя, — говорит.

— А я? — Девушка, которая уже мастерски обходилась с губной помадой, округлила глаза.

— Понятия не имею, что ты здесь забыла, — бурчит мужчина, на что следует возмущение. Лили смеется, но это дается ей тяжело, так как она устает идти в темп. Нет, ее учитель биологии и подруга шагают, не спеша. Вся проблема в состоянии тела больно худой девушки, которая уже давно не питается нормально. Тонкие ноги кое-как двигаются. Лили Роуз никогда не признает, что перегибает палку. В каждом зеркале она видит задыхающегося в теле человека. Нет. У девушки никогда не было проблем с весом, и ей никогда не казалось, что она толстая. Это было бы крайне банально. Дело в том, как себя она ощущает. Лили задыхается. Ей без конца кажется, что ее собственное тело — это тяжесть, это груз. Она не питается, потому что хочет стать легче, совершенно не осознавая, что тяжесть вовсе не физическая.

У Лили Роуз проблема в голове.

Учитель продолжает спорить с подругой Роуз, пока та с интересом осматривает коридор школы. Слишком шумно и многолюдно. Она поправляет пиджак, начиная отставать. Колени хрустят. Поворачивает голову, взглядом скользя по строю исписанных маркерами шкафчиков, и понимает, что невольно замедляет шаг.

Дейв Фардж идет в противоположную сторону, уже какой раз набирая номер друга. Он смотрит по сторонам, нервно прикусывает разбитую губу, какое-то время идет спиной вперед, сталкиваясь с подростками. Оборачивается. Сначала секундный взгляд цепляет знакомый силуэт, после чего он продолжает идти, но осознает, резко ногами «въевшись» в пол. Смотрит на Лили, проходящую мимо, держит телефон возле уха, глотая воду во рту. Девушка выглядит болезненно, но смущенная улыбка скрывает под собой все внешние недостатки. Роуз — это что-то необыкновенное, раз один взгляд на нее заставляет забыть обо всем. Такая маленькая и хрупкая. Она как фарфоровая кукла, к которой страшно прикоснуться. Фарджу не составит труда разбить ее, раскрошить на мелкие части. Но для этого требуется прибегнуть к физическому воздействию, а у Лили выходит ломать его каждый раз простым взглядом, широкой, искренней улыбкой.